Как это было джеймс нахтвей: The page was not found!
Джеймс Нахтвей — из первых уст.
«Огромное число могил для массовых захоронений было вырыто тяжелой техникой.
Стоять на краю огромной могилы и смотреть вниз было как стоять перед воротами в ад.»
(James Nachtwey)
В своё время знакомство с творчеством Джеймса Нахвея очень сильно изменило моё представление о труде фотографа-репортажника, работающего в экстремальных условиях войн, межнациональных конфликтов, социальных катастроф, эпидемий, голода. Я гораздо серьёзнее задумался о том, что творится в душе человека, который, находясь в зоне максимальной концентрации бесчеловечности, горя и страданий людских, оказывается в состоянии всё это взять на себя, остаться человеком и найти в себе силы сделать для стадающих людей максимум, что позволяет его профессия. Прочитать про геноцид и увидеть его своими глазами — громадная разница. Как удаётся в таких условиях сохранить Веру? Cохранить ясность ума и найти мужество вновь идти в этот ад во имя спасения людей? Ведь стереотип, что фотограф делает снимок и просто исчезает, возвращаясь в зону комфорта, неверен. И вдвойне он неверен по отношению к Джеймсу, который снимает не во-оон оттуда мощным телевиком, а всегда находится в гуще событий, рядом с людьми, действуя, порой, не по намеченному заранее плану, а на свой страх и риск.
Что приходилось преодолевать Джеймсу, в своей душе? Какие сны снились Джеймсу, когда он изо дня в дней видел сотни и тысячи умирающих людей? И что снится ему сейчас, по прошествии лет. Детский ГУЛАГ в Румынии, голод как оружие массового поражения в военных конфликтах в Сомали и Южном Судане, геноцид в Руанде, Афганистан, этнические чистки в Югославии и Боснии, Чечня в самый тяжёлый период конфликта. И, наконец, 11 сентября: «Посреди Ground Zero я вдруг осознал… Я фотографирую исламский мир с 1981 года — не только на Ближнем Востоке, но и в Африке, Азии и Европе. Все время работы в этих разных местах я думал, что освещаю совершенно никак не связанные между собой истории. Но 11 сентября вся картина прояснилась. Я понял, что это все эти истории связаны, что в действительности более 20 лет, я освещал одну единственную историю и атака на Нью-Йорк стала ее последним проялением.»
Так что же, помимо собственного мужества, сохранило в Джеймсе веру в человека? Может быть сами люди и их неуничтожаемая Любовь? — «Удивительно, что в самых бедных уголках нашей планеты, где царят болезни, нищета, боль, все еще существует любовь и сострадание. Любовь — это величайшая сила и самая большая загадка человечества.»
* * *
Ранее в сообщении «Борьба за жизнь Джеймса Нахтвея» я уже писал о Джеймсе и публиковал галерею его фотографий. Но вот с немалым опозданием узнал, что весной 2011 года этот потрясающий человек и фотограф выступил с мастер-классом в Москве. Благодаря Марии Турченковой (marie_automne ) мы имеем расшифровку и перевод выступления Джеймса. Мне кажется к таким текстам следует обращаться вновь и вновь. Поэтому дублирую их в этой публикации (оригинальные тексты здесь и здесь).
Джеймс Нахтвей. Выступление на мастер-классе в Москве. Весна 2011 года.
Первый час выступления.
Очень приятно видеть здесь столько молодых людей потому, что очень скоро мир будет полностью принадлежать именно вам. Я надеюсь, что вы уделите ему внимание и позаботитесь о нем.
Идея того, что один человек может что-то изменить в мире, а вместе мы можем изменить в нем еще больше, собрала нас всех сегодня здесь и я рад быть сегодня здесь с вами.
Как и многие молодые люди в моей стране, я достиг своего совершеннолетия в то время, когда шла война. Деятельность движений за гражданские права одновременно с фоторепортажами дали ход сопротивлению войне во Вьетнаме и расизму. Политики и военные лидеры говорили нам одно, а военные фотографы другое. Фотографии стали частью нашего коллективного сознания и тем самым привели к пониманию того, что изменения действительно возможны, как никогда раньше и, что мы можем стать их внимательными наблюдателями и участниками.
Свободный поток информации жизненно необходим для открытого активного общества. Проблемы общества не могут быть решены до тех пор, пока они не распознаны.
Журналистика — это бизнес, а для того, чтобы продолжать существовать, это должен быть еще и успешный бизнес, но в высшей степени — это сфера услуг (service industry). И услуги, которые мы оказываем — это информирование (awareness). В своем лучшем проявлении журналистика может быть вмешательством (invasion), которое оценивает последствия плохо принятого политического решения и заставляет тех, кто властен принимать решения, корректировать их действия. Ведь человеческие жизни не имеют ничего общего со статистикой — выверенной, строгой, абстрактной. Истории, которые повлияли на весь мир — это локальные истории. Все глобальные проблемы — по сути трагедии, которые произошли с кем-то лично. Документальная фотография имеет способность интерпретировать события этой с точки зрения , и тем самым напоминать политикам об их ответственности за принимаемые решения, а по сути за сотни тысяч жизней.
Когда я выбрал профессию фотографа, я решил стать именно военным фотографом, чтобы продолжить эту традицию. Я был не сильно заинтересован в фотографии как таковой, меня интересовал вопрос социальной информированности (social awareness), ведь именно ей принадлежит основное место в процессе изменений ситуации к лучшему.
Я стараюсь дать голос тем людям, которые терпят страдания, которые забыты, которые невидимы и которые по-другому не могут быть услышаны.
***
Мое первое задание как военного фотографа было в 1981 г. — гражданские столкновения в Северной Ирландии. Я усердно работал, готовился, тренировался в течение 10 лет до этого, и в конечном итоге, когда я приехал в Белфаст, понял, что я стал заниматься тем, чем и буду заниматься всю жизнь.
***
Передо мной встал вопрос — что делать с моей злостью. Как журналист, я должен был научиться контролировать мою злость. К сожалению, мне не очень хорошо удается справляться с этим. Мне приходится перенаправлять энергию на что-то, что могло бы прояснить мое видение происходящего и сохранить ясность ума.
***
Религия и война всегда идут рука об руку. И каждый уверен, что Бог на его стороне. Но как Бог может быть на стороне и тех, и других одновременно? В действительности Бог вообще не имеет к этому никакого отношения. Бог лишь используется как оправдание своей жестокости, чтобы и дальше продолжать сеять страх и причинять страдания. (God is only used as justification for a way to do that fear and harshly give pain).
***
То, что мы называем повседневной жизнью (daily life) — это то, к чему неизбежно начинаешь адаптироваться. Самые поразительные и необычные условия в конечном счете начинают восприниматься нормальными.
***
Большинство людей, которых я фотографирую, эксплуатируются в интересах властей или просто ими игнорируются. Они хранили молчание и стали невидимыми. Когда иностранный фотограф интересуется ими, подвергает себя такому же риску, что и они, хочет выяснить, что именно произошло с ними — люди открываются, они начинают говорить, надеясь, что будут услышаны.
***
После падения Берлинской стены история вступила в другую эру и моя карьера фотожурналиста также изменилась. До этого я был сосредоточен почти исключительно на военных событиях. После публикации моей первой книги «Gains of war» я начал интересоваться и чем-то кроме самой войны и военных. Я обратился к острым социальным проблемам, к проблемам, от которых страдает много людей, там где существует ужасная несправедливость, которую крайне необходимо исправить. Те части мира, которые были абсолютно закрыты для западных журналистов открылись впервые за последние десятилетия и я был взбудоражен возможностью видеть наследие падших режимов.
Одной из наиболее закрытых стран мира тогда была Румыния, и как только Николае Чаушеску был свергнут, я сел на самолет и полетел в Бухарест. Были сообщения, что среди румынских сирот огромное количество детей больных СПИДом и я решил исследовать эту проблему. Я нашел переводчика, нанял машину и передвигался по стране в поисках сиротских приютов. Используя сигареты, шоколад, бутылки бренди, я добивался того, что меня пускали и позволяли снимать.
То, что я обнаружил было ГУЛАГом для детей. Тысячи сирот содержались в средневековых условиях. В целях увеличения рабочей силы государства, Чаушеску издал указ, в котором запретил делать аборты и тем самым ограничивать рождаемость до тех пор, пока в семье не будет по крайней мере 5 детей. Женское тело использовалось как инструмент государственной экономической политики. При этом уровень жизни в Румынии был низкий, и многие семьи не могли прокормить пятерых детей и отдавали их на опеку государства,. Приюты были переполнены, всем не хватало кроватей, матрасов и одеял, там отсутствовало отопление, было плохое питание и почти не существовало медицинской помощи. Дети безусловно заболевали, но вместо лекарств, врачи делали им инъекции крови взрослых людей, с идеей, что это должно укрепить их здоровье. Один шприц использовался на весь приют. А кровь, предназначенная для инъекций, иногда была заражена вирусом СПИДа. В еще более ужасных условиях содержались дети, которые «маркировались» врачами как «неизлечимые», т. е. те, кто появился на свет с врожденными дефектами, часто из-за курения и алкогольной зависимости их родителей, промышленного загрязнения и других вещей, сопутствующих бедности. Как только ребенок получал в свою карточку отметку «неизлечимый», это одно слово обрекало его на жизнь в аду. Его единственное преступление и грех состоял в том, что он появился на этот свет.
Старики также считались ненужными, и когда их семьи уже не могли о них заботиться, их помещали в дома престарелых, которые мало чем были лучше сиротских приютов.
То, чему я стал свидетелем в Румынии было не что иное, как преступление против человечества. Увиденное глубоко потрясло мою веру (deeply shook my faith), и только надежда на то, что мировое сообщество отреагирует на эти ужасы, не позволяла мне опускать руки и придавала мне мужества и сил продолжать работу. Международная помощь действительно прибыла и многие самые ужасные условия жизни были улучшены.
То, что я стал свидетелем этой социальной катастрофы, укрепило меня в намерении работать в новом направлении. И следующие 10 лет я документировал именно преступления против человечества, результат этой работы отражен в моей второй книге ”Inferno”.
***
В Сомали началась повстанческая война, центральное правительство перестало существовать и голод использовался как оружие массового поражения. Вопрос был не в том, что совсем не было еды, а в том, кому было позволено иметь к ней доступ. Голод — возможно самое древнее и исключительное оружие массового поражения, т. к. оно чрезвычайно эффективно. Сотни тысяч людей погибли.
То, что фотографы просто делают снимки и уходят, не оказывая страдающим людям никакой помощи — абсолютно неверный стереотип. Большая часть фотографий жертв голода была сделана в центрах раздачи еды (feeding centers), где собрались волонтеры, пока гуманитарные организации еще не приехали, и всем людям помогали настолько насколько им можно было помочь .
Фотографии просто необходимы для того, чтобы международные организации оказания помощи пострадавшим могли мобилизовать по всему миру доноров, собрать специалистов, еду и лекарства.
В случае с голодом в Сомали, фотографии действительно спасли жизни людей…
Огромное количество судов с гуманитарной помощью были захвачены по пути и ограблены с целью наживы и перепродажи еды и лекарств на местном рынке. Военные США нередко сопровождали поставки и поначалу это было действенной мерой — помощь достигала цели. Постепенно их миссия отдалилась от своих изначальных целей, и Америка оказалась вовлечена в военно-политический конфликт. После трагического столкновения в Могадишо США вынуждены были отозвать свои войска из Сомали.
Когда я впервые решил поехать в Сомали, я связался с теми многими журналами, с которыми работал уже много лет, но ни одно издание не было в то время заинтересовано в публикации такого репортажа. Первый цикл новостей из Сомали прошел и я должен был заканчивать свое задания в Южной Африке, но я понимал, что голод еще не скоро закончится, поэтому решил, что вторая серия фотографий будет решающей. Я решил полностью погрузиться в эту историю и положиться только на себя.
Когда я должен был ехать из Могадишо в Нароби мне приснился ночной кошмар, я проснулся от того, что меня трясло. Это должен был быть не первый раз, когда я фотографировал голод и я знал, что мне предстоит увидеть. Но я не мог найти в себе силы увидеть это еще раз, поэтому я стал обдумывать свое немедленное возвращение домой в США. После пары чашек кофе и некоторых размышлений мое внутреннее равновесие было восстановлено и я отправился в аэропорт, чтобы присоединиться к группе Красного Креста. Пару недель я провел в Байдабо, в самом эпицентре голода, а потом отправился в Нью-Йорк, чтобы немедленно опубликовать историю о голоде в Сомали. Я обошел несколько изданий, показывал фотографии, и в конечном итоге «Нью-Йорк Таймс» решила опубликовать их на первой полосе. На следующий день после публикации, телефон газеты разрывался от звонков. Все спрашивали, что им сделать, чтобы помочь.
Моей целью как фотографа всегда было публиковать фотографии в средствах массовой информации в то время, как событие все еще происходит. Так фотографии помогут как обычным людям, так и тем, кто властен принимать политические решения, посмотреть на происходящее с человеческой стороны и повлиять на изменение ситуации.
Я верю, что людям не безразлично то, к чему журналисты предлагают им проявить интерес.
Конечно не было ни одного научного исследования того, какое влияние оказывает фотография на происходящее событие, но я обычно отношу это на счет веры.
17 лет спустя, когда я был на Филиппинах, работал над проектом, посвященному 150тилетию Международного комитета Красного Креста, глава делегации Джон Даниел Токс попросил меня приехать к нему в офис. Оказалось, что он работал в Могадишо во время голода. Он отблагодарил меня за то, какой эффект оказали мои фотографии на возможность Международного комитета Красного Креста собрать помощь. Я ответил: «Да, действительно, в вашей внутренней газете были репортажи…», а он ответил: «Нет, именно ваши фотографии, в «Нью-Йорк Таймс».
Чтобы привлекать ресурсы, у Международного комитета Красного Креста были свои газеты, журналы и эфир на телевидении, но это не возымело такого эффекта, какой произвели мои фотографии.
Теперь я цитирую Даниела:
«Это Джеймс, тот кто совершенно изменил ситуацию. Публикация «Нью-Йорк Тамс» немедленно привлекла к себе внимание американского правительства, а потом уже правительств Великобритании, Франции и всего мира. Мы получили большую поддержку, месяц спустя ООН и ЮНИСЕФ пришли на помощь. И мы можем сказать, что 1,5 млрд человек выжило благодаря этому. Это было главной и самой крупной миссией Красного Креста со времен Второй мировой войны. Фотографии Джеймса полностью поменяли ситуацию в Сомали».
Когда я услышал это, у меня перехватило дыхание. Я был потрясен. Это утвердило меня в вере в журналистику и силу фотографии. Весь мой путь в фотографии стоил того.
Я рассказал вам эту историю не для того, чтобы лишний раз поблагодарить себя за свои труды. Я хочу сказать о смелости и дальновидности редакторов «Нью-Йорк Таймс».
Фотография, насколько бы хороша ни была, она может просто стать криком в никуда, если она не будет должным образом воспринята редакторской группой и опубликована.
Решение о публикации таких волнующих фотографий — совсем не коммерческое решение. Такие истории не повышают продажи и не привлекают рекламу.
Жертвы голода не были эксплуатированы журналом, здесь не было спекуляций. Издатели решили лишь подтолкнуть общественный интерес к этой проблеме.
И решение о публикации этих снимков было основано на журналистской ответственности, вере в то, что даже, если история не привлечет рекламу и не увеличит продажи, она должна быть донесена до общества.
1,5 млн спасенных жизней — вот сила прессы.
(1,5 million lives – that’s the power of press).
Второй час выступления.
«…Еще одно последствие распада СССР — распад Югославии и этнические чистки. Началась межнациональная гражданская война между сербами, хорватами и боснийцами. В г. Мостар (прим. — Социалистическая Республика Босния и Герцеговина, Югославия) борьба шла из дома в дом, из комнаты в комнату, ставила соседа против соседа. Спальня — место, где люди делятся нежностью и любовью, где зарождается сама жизнь — превратилась в поле боя.
Мировая общественность и особенно Европа отреагировала решением вмешиваться как можно меньше, предоставив возможность событиям развиваться своим чередом. Такая политика была моральным банкротством (аморальной) (It was a policy that was morally bankrupt). Сербские войска осадили Сараево, снайперы хладнокровно расстреливали детей. Тогда придумали эвфемизм «этнические чистки», чтобы более мягко называть то, что по сути своей и масштабам было равнозначно геноциду — вооруженные нападения военных на гражданское население, убийства, изнасилования, похищения, пытки, насильственные переселения. Трупы сербских солдат, убитых в то утро, вывозились на границу с Боснией, и обменивались на убитых боснийских солдат или гражданских, захваченных в плен.
Римская католическая церковь в Хорватии была разграбленна сербами.
Каждый день боснийские бойцы, погибшие в сражениях вокруг г. Брчко (прим. — на северо-востоке Боснии и Герцеговины) свозились в мечеть, чтобы их родственники могли их опознать. Мечеть была разрушена сербской артиллерией и использовалась как временный морг, где обмывали тела погибших перед захоронением.
И только после кровавой расправы в Сребренице, после того, как миротворцы ООН сложили оружие (прим. — резолюцией Совбеза ООН от 6 мая 1993 Сребреница была объявлена демилитаризованной зоной) и тем самым освободили сербским войсками дорогу в город, была призвана авиация НАТО. Авиа удары нейтрализовали артилеррийские позиции сербов и через несколько недель война кончилась.
Это должно было и могло произойти годами раньше и тысячи человеческих жизней могли быть спасены.
Парк рядом с Брчко стал кладбищем. Молодой боснийский боец, который был моим проводником, сказал, что все его друзья теперь на этом кладбище.
***
В то время как в Европе происходили этнические чистки, проблема голода захлестнула Южный Судан — и опять (как и в Сомали — см. часть 1) он стал оружием массового поражения, созданным руками человека.
Международные гуманитарные организации мобилизовали свои силы и начали миссию помощи голодающим. Находиться там было настолько небезопасно, что волонтеры не могли оставаться там на ночь и осуществляли свою деятельность только в дневное время суток, базируясь при этом в Кении.
Я выступаю свидетелем и свидетельство мое должно быть честным и без купюр. Я хочу, чтобы мое свидетельство было еще сильным и убедительным — таким образом оно воздаст должное тому, что переживают те люди, которых я фотографирую. Ведь если люди страдают — это не значит, что они не испытывают чувство собственного дотоинства. Если людям страшно — это не значит, что у них нет мужества. Если люди живут в бедности — это не значит, что у них нет надежды. Мы часто слышим фразу «усталость от сострадания».
(I’m a witness, and my testimony has to be honest and uncensored. I want it to be powerful and eloquent — to do justice to the experience of the people I’m photographing. Because people are suffering does not mean they don’t express dignity. If people are afraid, it does not mean they lack courage. When people live in poverty, it doesn’t mean they don’t have hope. We often hear the phrase “compassion fatigue”).
***
Когда Чеченская республика объявила о своей независимости, российская армия начала наступательную операцию. За очень редким исключением, российская армия не позволяла иностранным журналистам освещать военные действия с их стороны. Поэтому мне, как и моим коллегам, приходилось самостоятельно на свой страх и риск пересекать линию фронта и работать в Грозном. Грозный был окружен и находился под постоянными бомбардировками, поэтому там не оставалось ни одного безопасного места, где можно было укрыться. В любой момент тебя могли вытащить из твоего укрытия, где бы ты ни был.
Инфраструктура Грозного была полностью разрушена. Людям приходилось ходить за водой к роднику, подвергая себя постоянному риску быть убитыми или ранеными во время бомбардировок или минометных обстрелов.
…Я услышал, что один из моих коллег был арестован и его не отпускали. Чтобы убедить российских офицеров отпустить его, мне пришлось пересечь линию фронта в сопровождении человека, который нес в руках белый флаг. В обратную сторону мы пересекали линию фронта уже втроем с моим коллегой.
***
Я освещал борьбу с апартеидом с 1992 года и подготовку к первым в истории Южной Африки нерасистским выборам в 1994, которые завершились инаугурацией Нельсона Манделы. Это было самым воодушевляющим событием, которому я когда либо был свидетелем. Оно представляло из себя лучшее проявление человечности и гуманизма.
На следующий день я сел в самолет и улетел в Руанду. Хотя мне показалось, что я сел в экспресс-лифт и спустился на нем в ад.
(Про известную фотографию человека с шрамами на лице) Этого человека только что освободили из лагеря смертников хуту (Hutu death camp). Он не мог говорить, поэтому мы общались с помощью взглядов и жестов. Он позволил мне сфотографировать себя и в какой-то момент даже повернул лицо к свету, чтобы я мог лучше все видеть — как будто понимал, как много могут рассказать его шрамы всему остальному миру.
От полумиллиона до миллиона человек были жестоко убиты во время геноцида в Руанде за 3 месяца (прим. -геноцид в Руанде). В качестве орудий убийств использовались обыкновенные сельско-хозяйственные инструменты. Люди сходились лицом к лицу, сосед убивал соседа, иногда брат убивал брата. Когда хуту бежали в Танзанию и Заир, им пришлось бросить все эти орудия убийств на границе.
И опять, как было в Боснии, вместо того, чтобы вмешаться, послать больше войск и остановить кровопролитие, миротворческие силы ООН предпочли остаться в стороне.
После той злополучной операции в Сомали (прим. — 9 декабря 1992 военный контингент США высадился около Могадишо для подготовки высадки миротворческих сил ООН. Миротворческая операция в Сомали, закончилась полным провалом в связи с тем, что войска ООН летом 1993 года начали непосредственно участвовать в гражданской войне. Недовольство местного населения и людские потери заставили американские войска покинуть Могадишо в 1994, а 3 марта 1995 Сомали покинули последние миротворцы из других стран. Об этих событиях был снят художественный фильм Падение «Чёрного ястреба») наши политики приняли сознательное решение не использовать термин «геноцид». Они понимали, что термин подразумевает под собой обязательство вмешаться.
Я помню, насколько был одержим идеей убедить политиков вернуть в употребление это слово. По сути мир повернулся спиной, в то время как геноцид разворачивался прямо у него глазах. Позднее в прессе появились публичные извинения политиков. Явление редкое, когда политики признают свои ошибки и извиняются. Только погибших людей это все равно не вернуло.
***
Армия хуту бежала в Заир, спасаясь от наступающих сил тутси. За один день более миллиона людей пересекли границу и разбили лагеря на каменной вулканической земле.
Чистой воды не было, невозможно было вырыть место для справления нужды или вырыть могилы и захоронить умерших людей. За считанные дни эпидемия холеры разнеслась по всем лагерям. Международные гуманитарные организации устремились в Гома (прим. — город на границе с Руандой). Несмотря на все усилия, за несколько недель погибли десятки тысяч человек. Несчитанное число детей стали сиротами и оказались брошены. Их спасением занимались НГО.
Среди обычных людей в лагерях прятались и те, кто участвовал в геноциде в Руанде. Гуманитарные организации оказались в сложном положении. Но так как они не могли различить в толпе убийц или защитников, им приходилось лечить всех без исключений.
По иронии, международное сообщество, которое ушло от ответственности во время геноцида, сейчас пришло спасать тех, кто повинен в зверствах и кровавых расправах.
Огромное число могил для массовых захоронений было вырыто тяжелой техникой.
Стоять на краю огромной могилы и смотреть вниз было как стоять перед воротами в ад.
***
Возможно горький опыт Боснии и Руанды оказал свое влияние — когда Сербия начала военные действия в Косово, международное сообщество было более решительным в своих действиях. Когда войска НАТО вошли на территорию страны, сербская армия развернулась почти сразу. Но не раньше, чем этнические албанцы подверглись похищениям, насилию, пыткам, разграблению и депортации. Беженцев принимали в лагерях гуманитарных организаций в Албании и Македонии. Косово освобождили в то время, когда было пора собирать урожай и среди руин и разрухи фермеры возвращались и работали на своих полях.
(о фотографии на экране) Фото останков человека, сожженого в стенах собственного дома. Она напомнила мне наскальную живопись и лишний раз отражает, насколько мы еще примитивны.
***
11 сентябся 2001 года в истории опять началась новая эра.
Я не видел ни один из врезавшихся самолетов — когда я выглянул в окно, я увидел как горит первая башня. Тогда я подумал, что это чрезвычайное происшествие. Через несколько минут, когда я опять посмотрел в окно и увидел, что горит вторая башня, я понял — Америка находится в состоянии войны (A few minutes later, when I looked again — and saw the second tower burning, I knew America was at war).
Главный редактор Time Jim Kelly решил разместить черную ленту в уголке газеты, где печатается название. Это было визуальное заявление, что произошедшие события — невероятны.
Мы понимали, что никто не в состоянии что либо сделать, чтобы изменить случившееся. Но мы понимали, что не должны поддаваться страху и отчаянию.
Некоторые вещи в один момент стали мне ясны. Я осознал, что эта атака — дело рук Бен Ладена. Я понял, что наша страна вторгнется в Афганистан, чтобы уничтожить Аль-Каиду и Талибан. За пару дней до атаки, блестящий афганский военный лидер и союзник США Ahmed Shah Masood был вероломно убит.
Я понял, что он был убит потому, что Бен Ладен понимал: в случае атаки Кабула именно этот человек будет ей руководить и потому должен быть уничножен до ударов 11 сентября.
Все эти вещи стали ясны мне благодаря моему опыту работы в Афганистане, и даже больше потому, что я просто читаю газеты каждый день. Если они стали ясны мне, почему Америка не могла лучше подготовиться?
На самом деле, события 9/11 — это провал всего: внешней политики, политической прозорливости и дипломатии, разведки и служб безопасности. И журналистики.
Посреди Ground Zero я вдруг осознал… Я фотографирую исламский мир с 1981 года — не только на Ближнем Востоке, но и в Африке, Азии и Европе. Все время работы в этих разных местах я думал, что освещаю совершенно никак не связанные между собой истории. Но 11 сентября вся картина прояснилась.
Я понял, что это все эти истории связаны, что в действительности более 20 лет, я освещал одну единственную историю и атака на Нью-Йорк стала ее последним проялением (I’d actually been covering a single story for more than 20 years — and the attack on New York was its latest manifestation).
Эти мысли занимали меня, в то время пока я готовился к вторжению в Афганистан…
***
Работать в Афганистане я начал еще во время российской окупации (the Russian occupation), мотаясь по горам с моджахедами. В 1995 году я приехал в Кабул, чтобы задокументировать окончание афганской гражданской войны, которая в итоге превратилась в войну с движением Талибан.
Я был свидетелем страшных страданий исламского мира — страданий от политического угнетения, гражданских войн, вторжения иностранных войск, бедности, голода.
Я понял, что, страдая, исламский мир молил о помощи. Почему мы не слушали?***
I understood, that in its suffering, the Islamic world had been crying out. Why weren’t we listening?
(***эту фразу я не могу перевести дословно. слишком много смыслов.)
***
Репортеры и фотографы должны понимать, что истории, которые они освещают гораздо больше, чем они сами.
(Reporters and photographers working in this field should understand that the stories are far bigger than we — who cover it).
***
Освещая различные мировые проблемы в области здоровья где бы я ни был, я сталкивался с туберкулезом — с заболеванием, которое, что говорит о моем невежестве, я считал больше не существующим. В действительности, туберкулез — огромная мировая проблема, которая не присутсвовала на радарах социальной информированности (не получает должного внимания) (that hasn’t been on the radar screen in terms of public awareness).
Я стал свидетелем невыносимых страданий тех людей, что борятся за жизнь. Я видел людей, которым приходилось продавать их маленькие фермы, чтобы расплатиться со счетами в больницах. Я видел больницы, которым не хватает оборудования, специалистов и всего того, что нужно для спасения жизней, и которые больше походят на места для смерти, чем для спасения. Я видел людей испытывающих боль, страх, тех, чьи жизни сломаны. И мое сердце теперь с ними.
Когда в нашем коллективном сознательном решение таких проблем становится вопросом жизненной важности (issue of critical importance) спонсирование программ, исследования в этой области, новые инициаты появляются быстрее.
В 2006 году я получил грант TED и решил провести масштабную компанию по информированию о проблемах туберкулеза. (прим. -слайдшоу с фотографиями)
Туберкулез — это болезнь бедных, и это одна из причин, по которой эта болезнь не получала должного внимания раньше.
Туберкулез мутировал и теперь появились штаммы, усточивые ко всем известным препаратам. Число таких пациентов растет и при высокой распространенности еще и СПИДа (эти заболевания часто идут рука об руку) последствия могут быть катастрофическими.
При должном внимании, финансировании, политической воле распространение туберкулеза может быть остановлено.
***
Удивительно, что в самых бедных уголках нашей планеты, где царят болезни, нищета, боль, все еще существует любовь и сострадание.
Любовь — это величайшая сила и самая большая загадка человечества.
Никто из людей, которых я встречал не перестают надеяться.
Это люди, которые нуждаются в нашей помощи. Они молчаливо плачут о помощи.
***
Карьера и жизнь — это одно подмигивание глазом по сравнению с великой и безграничной системой мироустройства. Но даже в эту наносекунду вечности, подумайте, как много мы видим, как много нам дано узнать. Мы становимся свидетелями несправедливости, жестокости, страдания, жадности, подлости и предательства. Но мы одновременно познаем цену честности, терпимости и уважения, преданности, доверия и доброты, сочувствия и сострадания, смелости, дружбы, юмора, умения прощать — вещей, о которых, если нам повезло нам рассказали наши родители, а потом весь остаток жизни мы тратим на то, чтобы понять и научится всему этому. Так много за одну только жизнь — один удар сердца в масштабах бесконечности Времени.
Политическая воля предназначена служить человечности. Фотографы также могут служить человечности.
Они идут туда, где никто до них не был, чтобы показать то, что люди должны знать, но никогда не смогут увидеть сами, чтобы рассказать о тех вещах, которые люди могут постараться понять и изменить. Иногда фотографы рискуют жизнью, потому что они верят, что мнение людей имеет значение и может повлиять. Они делают свои снимки, чтобы с их помощью обратиться к тому лучшему, что есть в нас — благородству, врожденному чувству хорошего и плохого, возможности и готовности быть солидарными в другими, неготовности принимать неприемлемое».
Political will is meant to be at the service of humanity. Photographers can also be at the service of humanity. They go to the extreme edges of experience — to show a mass audience things they can’t see for themselves — things they should know about — things they must try to understand and to change. Sometimes photographers put their lives on the line -because they believe that peoples’ opinions and influence matter. They aim their pictures at our best instincts — generosity, a sense of right and wrong, the ability and the willingness to identify with others, the refusal to accept the unacceptable.
This entry was originally posted at http://snowman-john.dreamwidth.org/30673.html. Please comment there using OpenID.
» Джеймс Нахтвей и Дрезденская премия мира
Если военный фотограф получает Премию мира, более того, получает ее в городе, который был опустошен войной, значит, он должен быть особенным человеком и воистину выдающимся фотографом. И у него должно быть что-то, чтобы противостоять войне.
Ибо это – суть войны – вступать в бой и захватывать все, оккупировать и присваивать, без каких-либо исключений. Ведь, например, какой фильм о войне, по сути, не является прославлением войны, даже если это противоречит здравому смыслу, а иногда даже, вопреки наилучшим побуждениям и намерениям?
И: Сама суть фотографии – представлять то, что на ней изображено. «Ты получаешь то, что видишь». Именно это делает их столь мощными. Пытаться отстраниться от того, что представляет и передает снимок – невозможно, а тем более невозможно – попытаться понять противоположность того, что показано на нем.
Война – это огромнейшая, адская индустрия, самая крупная на планете. Попытка одного человека стать на пути это машины кажется чересчур самонадеянной. Как только начинается война, все выходит из-под контроля практически моментально, превращая даже армии и солдат, сражающихся на ней, в беспомощных наблюдателей, жертв их собственного высокомерия. Кто бы посмел противостоять всему этому и рассказать всю правду об этом с помощью, всего лишь… фотографий. Кто на полном серьезе развернет против танков фотоаппараты?
Попытайтесь представить себе! В конце концов, сегодня почти каждый из нас делает фотографии. Даже ваши мобильные телефоны теперь имеют камеру. Или, возможно, у вас есть одно из тех маленьких, удобных цифровых устройств. Или у вас даже может быть профессиональное оборудование… Представьте себе, что вы с этим идете на войну! И представьте себе, что вы это делаете с целью просто сделать снимок, чтобы вывести мир из заблуждения и рассказать всем, что происходит на самом деле. Да, фотография, которая повлияет на исход войны или даже прекратит ее! Правильно. Это было бы чистым безумием!
Ладно, представьте такое: Вы хотите изменить жизнь ОДНОГО человека с помощью фотографии. Уже это, если подумать, является серьезным вызовом. Краткий миг, когда вы смотрите через видоискатель или на маленький дисплей, когда вы направляете камеру на что-то, и, наконец-то, нажимаете кнопку… этот миг должен достичь чего-то, что-то запечатлеть и, таким образом, приковать внимание, а также тронуть кого-то, или более того — взбудоражить весь мир?
Неужели это возможно? Кем вы должны быть, чтобы достичь такого? Как… вообще заниматься таким делом?
Снимки Джеймса Нахтвея дают нам четкое представление того, как он «занимается таким делом», когда другие «просто хотят быстрее убраться оттуда», он направляется именно туда. В принципе, он путешествует именно в тех направлениях, откуда люди отчаянно пытаются убежать, или откуда они уже поспешно убежали, или откуда они не могут убежать.
Уже этим движением он противостоит войне: Он противостоит ей самим собой. Собственной безопасностью, собственной жизнью, собственной любовью, собственными убеждениями. Все вышеперечисленное запечатлено на его фотографиях.
«Погодите-ка!», можете сказать вы. «Может быть, ему нравятся эти походы на войну, или, может быть, он какой-то турист, ищущий острых ощущений. В конце концов, есть люди, карабкающиеся на небоскребы или передвигающиеся по канату на умопомрачительных высотах, или прыгающие из самолетов или с высоких мостов – делающие вещи, которые мы бы не стали делать, но которые нравится делать другим. Может быть, Нахтвей – один из таких людей?»
Если бы это было правдой, то он бы не получил Премию мира, он бы просто получил какую-нибудь медаль за геройство. Возможно, у Джеймса Нахтвея и такое же имя, но он явно не похож на Джеймса Бонда. Кто же он такой на самом деле
Я не считаю, что обязательно знать биографию фотографа, чтобы понять, кем он является. Он показывает нам это в каждом своем снимке. Каждая фотография содержит в себе еще одну, на первый взгляд невидимую, такую, которая не показывается сразу. Это «обзор с обратного угла» или, если пожелаете, «контр-снимок». Ведь в английском языке, выражение «делать снимки» звучит как «to shoot pictures», а глагол «to shoot» также переводится, как «стрелять». Да, можно сказать, что камера отстреливается, она в буквальном смысле «дает встречный огонь». Глаз, который смотрит сквозь линзу, также отражается в самой фотографии. Он оставляет еле заметный, иногда тенистый след фотографа, что-то среднее между силуэтом и гравюрой, «образ» не столько его черт лица, сколько его сердца, его души, его разума, его духа. Давайте остановимся на первом и простом слове – «сердце».
Сердце – это реальный фоточувствительный носитель, а не пленка или цифровой сенсор. Именно сердце видит картину и желает ее запечатлеть. Глаз пропускает свет, да, поэтому мы и называем его «линзой», но он не «отображает картину», он вообще ничего не «отображает». Этого не делают ни сетчатка, ни нервные цепочки, передающие информацию. «Картина» создается «внутри».
Именно там она сочетается с остальными сигналами, поступающими в этот же миг. Некоторые из них относятся к формальным или эстетическим критериям, таким, как композиция, фокус или контраст, или к общему впечатлению и деталям. Другие сигналы имеют этическое или моральное происхождение.
Одновременно поступают тысячи сигналов и сообщений, и все они должны быть обработаны за долю секунды. Руки уже являются частью мыслительного процесса, когда они корректируют рамку, палец уже понимает, что сейчас произойдет и нажимает кнопку затвора.
Я пытаюсь сказать, что момент создания фотография включает в себя все эти мысли, обрабатывает их как еще один вид света, «внутренний свет», изображает их и «охватывает их» в то же время, когда происходит работа над «внешним светом» и внешними событиями и, таким образом, рядом с объективной картиной создается невидимый портрет самого фотографа, тот самый «контр-снимок», упомянутый мою выше.
И учтите, что все это происходит не на вечеринке по поводу дня рождения, не на футбольном поле, не на рок-концерте, а на войне. Все вокруг грубо, напряжено, громко, жестоко, неуправляемо, безумно, невероятно, ужасно, несправедливо, вероломно… Именно поэтому фотограф должен быть точным, быстрым, осторожным, внимательным и надежным, как если бы он был на свадьбе или на красной ковровой дорожке. Хотя, нет – он должен быть еще более точным, быстрым, осторожным, внимательным и надежным. На войне, вас зачастую уже не выпадет второго шанса.
Фотографии, выставленные в Дрезденском музее военной истории, представляют лишь небольшую часть снимков, сделанных Джеймсом Нахтвеем за те более чем тридцать лет, когда он был путешественником и документалистом. Он фотографировал в Афганистане, на Балканах, в Руанде, Чечне, Дарфуре, возле Всемирного торгового центра в Нью-Йорке после теракта и в Ираке. Этот список можно продлить, если учесть фотографии из Судана, Северной Ирландии, Румынии и так далее, и так далее.
Если цитировать название известной повести Джозефа Конрада, Джеймс Нахтвей был в «Сердце тьмы». Если кто-то когда-то и побывал там, то это был именно он! Такое впечатление, что эта тьма проявляется, что ее мрачное, депрессивное отражение проходит через глаза фотографа, отягощая его сердце, его душу, его разум, его дух.
И действительно, зачастую именно это мы ощущаем, когда смотрим документальные фильмы или видим фотографии в газетах и журналах: эти ужасы ожесточили сердце фотографа или оператора. Часто можно понять, что в тот момент, когда он делал снимок, он уже смотрел в другую сторону, он уже покончил со всей этой смертью, голодом и страхом, окружающим его, он думал только о себе, своем собственном спасении от этого пекла, он уже ОТСТРАНИЛСЯ от того, что происходит перед его камерой, он больше не хочет видеть смерть. Фотографирование может быть одной из форм отстранения.
Во всех работах Джеймса Нахтвея также можно увидеть (в то же время, через тот самый обратный угол) то, что он не хотел отворачиваться, он хотел выдержать это зрелище и наблюдать именно за тем, что стояло или лежало перед ним, что он знал, что он был в долгу перед людьми, мертвыми, голодающими, больными, всему происходящему перед его камерой, что он увидел и показал все это с максимальной точностью, зоркостью, с широко раскрытыми глазами.
Если чье-то достоинство было ущемлено, Джеймс Нахтвей не ущемляет его повторно, как сделал бы это наблюдатель. Нет, он пытается восстановить его. (Да, фотография может и то, и другое!)
А теперь, вопрос – я все это просто придумываю, или у меня есть, чем подтвердить мои впечатления?
Я считаю, что вполне достаточно будет присмотреться поближе. Все, что нужно сделать – это научить наши глаза видеть не только саму ФОТОГРАФИЮ, но и ОТНОШЕНИЕ глаза и сердца, которые ее сделали.
Каждый взгляд – это определенное отношение или душевное состояние в любой конкретный момент, и ваш взгляд также. Интерес, скука, отвращение, безразличие, печаль, любовь, удивление, любопытство, ненависть, цинизм, привязанность, уважение, антипатия, усталость, расстройство… чем бы ни руководствовались ваши глаза, все это проявляется вместе с предметом, когда камера подносится к глазу. Нет ни единой фотографии, которая не была бы сделана с каким-либо отношением.
А больше всего оно необходимо, когда вы смотрите в лицо смерти, когда вы сталкиваетесь с насилием, отчаянием, пустотой, тьмой. Отношение Джеймса Нахтвея можно увидеть и разобрать в каждой его фотографии. Это не секрет.
Из этой выставки я выберу фото, которое, на первый взгляд, совсем не «военное»: трое детей, три маленьких девочки, стоят за деревом. Они закрывают руками глаза. На некотором расстоянии от них садится или взлетает вертолет, поднимая вокруг себя клубы пыли. Мы сразу узнаем эти вертолеты. Обычно из их фюзеляжа торчит оружие, и действительно, так оно и есть. Эти ревущие шмели привозят солдат, оружие, бомбы… короче говоря, война с небес, как гром среди ясного неба, и они исчезают столь же быстро, как и появились. Вы сразу слышите «Полет валькирий» из фильма «Апокалипсис сегодня».
Дети могут быть кем угодно, но только не Валькириями. Их яркая одежда, тапочки на ногах, или парадные лучшие ботинки и носки, невинно одетые на самую маленькую девочку, все это показывает нам, насколько они не готовы к тому, что на них неизбежно надвигается, или что оставляет их позади, почти так, как астронавты высадились или покинули бы далекую планету. Пару мгновений назад, эти девочки бегали, беззаботно смеялись… а потом началось вторжение чужеземных богов.
Фотография обращается к тому, что может произойти позднее или к тому, что могло произойти только что. В любом случае, эти дети запомнят этот миг на всю свою оставшуюся жизнь. Подпись под фотографией, на которую я посмотрел после длительной попытки самостоятельно расшифровать картину, гласит: «Эль-Сальвадор, 1984. Армия эвакуирует раненых солдат с деревенского футбольного поля». Ну, что ж, это кое-что объясняет.
Но, все равно, идея любой фотографии содержится в самой фотографии. В музеях часто можно заметить, что люди сразу читают подпись, прежде чем смотрят на саму картину. Такое впечатление, что они пытаются защититься от картины. Чтение отдаляет, вы больше не обеспокоены, информация дает вам возможность стоять выше того, что могло вас обеспокоить.
Я очень вас прошу – сначала внимательно рассмотрите саму фотографию, даже здесь, в этом невероятном Дрезденском музее военной истории. И тогда вы поймете, что в случае вышеописанной фотографии, в ней есть большая доля нежности! Это фото было сделано человеком, которого больше интересовали дети, а не военные и их дела. Такое вряд ли ожидаешь увидеть на фотографии, сделанной человеком, который отправился туда снимать войну. Чтобы увидеть (или найти) это, нужно стать на сторону детей. Вы не можете сами закрыть лицо руками и попытаться защитить объектив вашей камеры от пыли. Наоборот, вы должны широко раскрыть глаза и рискнуть запылить свое лицо и свой объектив.
Я перейду к другому снимку, практически противоположному предыдущему. Балканские войны.
На нем грузовик выгружает кошмарный груз: мертвые тела вываливаются из кузова. Водитель выглядывает из кабины, чтобы видеть, куда он сбрасывает свой груз мертвецов. Среди тел есть тележка, которая через мгновение также упадет вниз… Все мертвые люди – одеты. То, как они соскальзывают вниз по наклонной поверхности, как у них свободно свисают головы, показывают, что трупное окоченение еще не наступило.
На переднем плане видно поднятую руку, частично закрывающую объектив. Мы видим ладонь и указывающий вниз большой палец. Это правая рука человека, стоящего спиной к фотографу. Этот кто-то не пытается помешать фотографу делать снимки, он просто указывает водителю грузовика на яму, которая, как мы понимаем, находится как раз за пределами фотографии… Самое ужасающее в этой сцене то, что создается впечатление, что это просто рутинная работа на стройке.
Хотим ли мы вообще знать, что это за война?
Да! Подпись все объясняет: «Босния и Герцеговина. Боснийская армия успешно сдержала натиск сербской пехоты около деревни Рахич. Тела павших в бою сербов на грузовике привезли с поля боя за боснийский фронт…»
Джеймс Нахтвей чрезвычайно точен. Он – свидетель (термин «свидетель-очевидец» тут уместен, как никогда) и он очень серьезно относится к своей ответственности. Он – человек, желающий не просто описать увиденное, но и записать это словами с максимальной точностью, чтобы их можно было использовать, как доказательство.
Мы видим, что снимок сделан не на уровне глаз. Фотограф не смотрел через объектив, а, так сказать, «стрелял от бедра». Молниеносно, до того, как поднявший руку человек успеет обернуться. Если бы он таки обернулся, картина получилась бы абсолютно другой, более того, снять ее могло быть невозможным.
Как и в большинстве работ Нахтвея, объектив немного широкоугольный. Имея такой объектив, фотограф должен находиться прямо в гуще событий. Чтобы иметь возможность сделать такой снимок, вам надо подобраться совсем близко к происходящему. У вас не получится просто приблизить изображение, находясь на расстоянии. Сам фотограф не отдален от происходящего, он сам находится там, а потому и мы тоже, независимо от того, сидим ли мы в своей гостиной, стоим в музее или держим в руках журнал или книгу.
Эти фотографии сделаны человеком, стремящимся к справедливости, наперекор ужасу, происходящему прямо у него на глазах, человеку, который многим рискует ради этого. Даже если фото делается за долю секунды, еще немного подняв камеру – он все равно инстинктивно находит правильный ракурс, как будто сами его руки наделены даром видения… Он присутствует всеми своими чувствами! Своим телом, своим разумом и своим сердцем – он действительно находится там, где происходят события, изображенные на его фотографии! Эта картина – часть его естества.
Или давайте взглянем на третий снимок, сделанный во время Чеченской войны в середине 90-х годов. Деревенская дорога, на переднем плане – обгорелый сарай. Перед ним на заснеженной дороге лежит мертвая женщина, одетая в простое зимнее пальто. Рядом с ней на земле лежим сумка. Мы видим кроссовки и ее теплые носки, ее нога неестественно вывернута. Она сломана, в нее стреляли?
Из-за угла выходит еще одна престарелая женщина, осторожно, глядя на это зрелище практически с любопытством, «соседка», как говорит нам подпись под фотографией, с деревенским шарфом, повязанным вокруг ее головы. Она останавливается и смотрит на замерзшее в снегу тело. Вы почти можете прочитать ее мысли: «На ее месте могла быть я!» В том, как она остановилась и смотрит на происходящее, есть намек на удивление. Простые одноэтажные здания, стоящие на фоне, являются признаком бедности, царящей в этом месте. На крыше отсутствует часть черепицы, или это тоже часть ущерба, нанесенного войной?
Вообще-то, мы не можем избавиться от мысли, или, возможно, неясного чувства – эта фотография «совершенно невозможна»! Есть в ней нечто, что просто не лезет в голову. Ладно, в фильме еще можно принять такую сцену… И потом мы понимаем, что именно нам кажется «невозможным» в этой фотографии – это тот факт, что фотограф в этот миг находился там, что он был частью происходящего, в том самом месте, что он запечатлел соседку именно в тот самый миг осознания, как будто она была там одна, как будто там и не могло быть другого человека с камерой, который не только наблюдал, но и создавал свидетельство о данном моменте.
Мы не можем объяснить присутствие фотографа здесь. Как он мог сделаться невидимым? Если только он изначально не был фотографом, а, скорее, кем-то, кто только что появился тут, друг, человек, который испытывает точно такой же шок, который настолько же потрясен… Человек, ставший единым целым с камерой настолько, что он действительно невидим для окружающих.
Я также начинаю замечать кое-что еще в каждом из трех снимков, которые я выбрал, фактически произвольно: я не могу сказать точно, но мне кажется, что в случае с этими снимками, фотограф видит не только со своей точки зрения! А это то, что ни в коем случае нельзя воспринимать, как само собой разумеющееся!
На самом деле, фотография – очень одинокая работа. Вы зачастую остаетесь наедине со своими устройствами, особенно когда вокруг вас бушует война, а на земле обитают голод и смерть. Но эти фотографы все имеют нечто общее, «отношение», мнение, осознание фотографам – назовите, как хотите – того, что он находится там для других, что он видит от имени других, что он разоблачает себя, дает свидетельские показания, для других.
Кто такие эти «другие», от имени которых Джеймс Нахтвей, так сказать, идет на войну? Они – просто субъекты его фотографий, голодающие, умирающие, мертвые, преступники, больные, раненые, страдающие, напуганные? И не попадаем ли под категорию «других» и мы, зрители, в тот миг, когда мы смотрим на его снимки? Когда он становится свидетелем и остается верным этому делу, не вызывает ли он и нас на свидетельскую трибуну?
Если это так, что Джеймс Нахтвей создает единое сообщество с субъектами его фотографий и нами, сообщество, из которого нельзя так просто выйти. Он делает из нас единое человечество, не больше, не меньше: Общее человечество. Слово «сострадание» приобретает свое изначальное значение. (В немецком языке, оно означает буквально «разделять страдание».) Оно не означает снисхождение или «жалость», «жалостливую улыбку», а настоящее сопереживание, когда чужое страдание становится нашим собственным.
У Нахтвея получается видеть вещи от имени обеих сторон человечества, жертв и зрителей, поскольку его работа не просто направлена ПРОТИВ чего-то, против войны, произвольного насилия, несправедливости и неравенства, она, в первую очередь, предназначена ДЛЯ (и посвящается) людей, которых он встречает на войнах и в моменты их страданий, а также для нас.
Я понимаю, что слово, которое я собираюсь использовать, несколько устарело, и его, пожалуй, будет сложно перевести. Этот человек – «Menschenfreund», любитель человечества, а потому – враг войны.
И когда он отправляется в самую гущу войны, он делает это от нашего имени, чтобы заставить нас посмотреть поближе, но также от имени жертв, как свидетель-очевидец, желающий дать показания в их пользу и изобличить войну и ее пропаганду.
Возможно, Джеймс Нахтвей – не только фотограф. Возможно, у него много профессий.
Он также социолог, который профессионально делает записи о явлениях и симптомах, но который также хочет понять, что их вызвало; министр, знающий, что утешает не утешение, а то, что ты готов прийти на помощь кому-то; археолог, который не спешит копать землю, а осторожно достает камушек за камушком; поэт, знающий, что он должен не называть вещи простыми словами, а сделать так, чтобы читатель взывал к ним; философ, который предпочитает подстегнуть людей к самостоятельному мышлению вместо того, чтобы самоуверенно размышлять вместо них; учитель, вызывающий уважение потому, что он сам уважает всех, в том числе и себя; садовник, знающий, что для того, чтобы избавиться от сорняков нужно вырывать их с корнем; хирург, знающий, что недостаточно просто работать над переломами, что надо обнаружить внутреннее повреждение.
Короче говоря, человек, который способен посмотреть в глаза и жизни, и смерти, не потому, что он храбрее других, а потому, что им движут все те, ради кого он это делает.
И поскольку Джеймс Нахтвей – все из вышеперечисленного, поскольку он никогда не переставал верить в то, ради чего он работает, поскольку он никогда не переставал верить в то, что его фотографии оказывают свое величайшее влияние только в том случае, если глаза и сердце, стоящие за ними имеют непоколебимую веру в человечество и его способность сострадать.
По всем этим причинам и по многим другим, мы должны перестать называть его «военным фотографом». Вместо этого, нам стоит посмотреть на него, как на человека мира, человека, чье стремление к миру заставило его идти на войну и рисковать… чтобы добиться мира. Он страстно ненавидит войну и еще более страстно любит человечество.
Я не могу назвать человека, более заслуживающего этой награды, в городе Дрезден, чем Джеймс Нахтвей.
Вим Вендерс
Перевод: Сергей Филоненко
Вим Вендерс – немецкий режиссер, чей фильм «Пина» был номинирован на премию «Лучший документальный фильм» Американской киноакадемии в 2012 году. Он также является автором книги «Emotion pictures».
На смерть героя | Colta.ru
Последние несколько лет, а возможно, и десятилетий мы слышим один и тот же приговор: «Фотожурналистика умерла». С этой фразы каждый год Жан-Франсуа Леруа начинает свой знаменитый фестиваль в Перпиньяне, посвященный не чему иному, как фотожурналистике в чистом виде. Приговор звучит чем пафоснее, тем абсурднее, особенно в свете самого мероприятия, собирающего от года к году все большие толпы, которые уже не помещаются в местном амфитеатре, а перекинулись и на главную площадь города, где между столиками юрко снуют официанты с блюдами пасты и бутылками первоклассного бордо, а на больших экранах тем временем идет война и льется кровь — возможно, как острая приправа ко вкусным, но давно надоевшим яствам.
Фотожурналистика не умерла, но обрела новые черты. О ее смерти любят говорить особенно те, кто больше всего ею ангажирован. Не парикмахер, не дантист, а исключительно сами фотожурналисты. Возможно, это кокетство или подмена понятий.
Умер привычный нам герой-фотограф. Эдакий мачо в модных штанах с карманами, такой глазированный сырок с пучком камер на плече, летающий из Парижа в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в Зимбабве, по пути успевающий заделать пару детей где-нибудь на пересадке в Парагвае и потом таким обычным голосом рассказывающий: «И тут нас похитили, увезли в джунгли и уже огласили нам смертный приговор, как тут…»
Герой-любовник, герой-изменник, герой-плут, по пути спасающий мир. Культ со времен подвигов Геракла всегда оставался самой сладкой темой массовой культуры. В XVII веке испанские плутовские романы о необычайных похождениях хитрого прохиндея без рода, звания и образования будоражили умы людей. У него всегда в запасе пара тысяч историй о том, как он выкарабкался из трудных ситуаций. Герой должен всегда кого-то спасти, кого-то разоблачить и обезвредить, ловким и обманным путем куда-то проникнуть, но это не важно: наша симпатия к герою остается неизменной. Так народная любовь не дала в советское время запретить романы про Остапа Бендера, эталона весельчака-смельчака-авантюриста.
Фотограф для такой мачо-плутовской истории — самый что ни на есть подходящий герой. Фотограф умудряется проникнуть везде, использовать все каналы и лазейки, обойти чиновничьи причуды и запреты на съемку, всегда при этом оставаясь непопранным эталоном чести, эдаким Робин Гудом.
Его цель — не богатство, не слава (это все приходит само собой), а фотоизображения мира. Фотоизображения, способные что-то изменить. Его жизнь может обрастать байками о невероятных похождениях, доказательством которых будут его картинки. Причем история о похождениях, легенда вокруг фотографии, сложности ее добычи и уникальности момента порой важнее самой картинки, как это было с героической съемкой Капы высадки в Нормандии, которую, по легенде, запорол взволнованный лаборант, хотя на самом деле, возможно, фотографии были сняты в полной темноте и оттого попросту сильно недоэкспонированы (мое робкое предположение).
Фотограф умудряется проникнуть везде, использовать все каналы и лазейки, обойти чиновничьи причуды и запреты на съемку, всегда при этом оставаясь непопранным эталоном чести, эдаким Робин Гудом.
Несмотря на косяки, за спиной у легендарного фоторепортера-героя всегда самая заботливая на свете редакция, способная заказать самолет, чтобы выслать пленки, и раскладывающая на магически светящемся столе индекс-принты.
Первым фотографом, предпринявшим попытку героизировать свою личность, а тем самым поднять в цене и статусе свое творчество, был Роберт Капа, известный плут (Картье-Брессон был для этого слишком интеллигентен и тонок). Ходят легенды, как мачо Капа был способен в десять раз раздуть свои похождения. Даже имя его — продукт такого абсурдного обмана, попытка продать карточки некоего «известного фотографа Капы» в разы дороже, чем они бы стоили у безвестного венгерского еврея-изгнанника, балующегося камерой.
Его знаменитое изображение «смерти солдата» — не подлог, а всего лишь невинное искажение кэпшена ради красного словца. Никто там не умирает, а всего лишь — изображает смерть, падает, играет перед камерой. Однако это не умаляет ни символического значения фотоснимка, ни героизма самого Капы, отправившегося на войну в Испании и поплатившегося жизнью своей возлюбленной Герды Таро. Но даже ее смерть он позже превратил в героический момент собственной биографии, каждому встречному показывая ее потертую фотокарточку и говоря, как он страдает.
«Смерть республиканца»© Robert Capa / International Center of PhotographyЗаслуга Капы состоит в том, что он не поленился написать книги о своих похождениях (самая известная из них — «Слегка не в фокусе», почему-то переведенная на русский как «Скрытая перспектива»). Она написана простым, доступным языком и повествует о похождениях в манере, сходной с героическими и плутовскими романами. Очарование Капы — в самоиронии, что напоминает порой «Дон Кихота». Но именно документация этих баек, объединение их в книгу, создание своего рода законченного продукта, доступного массам, стали вехой на пути героизации собирательного образа фотографа.
Капе достаточно было «размочить счет», привлечь внимание к человеку, стоящему за изображением, как фотожурналист в целом перестал быть безымянным и безвестным поставщиком картинок, а сам по себе превратился в героя и медиаперсону. Следом за ним были многие другие герои: потрясающе раскованная автобиография Shutterbabe Деборы Коган как женский вариант такого героя, фильм о невероятно честном Нахтвее, монахе от фотожурналистики, и автобиографический «Черный паспорт» Стенли Грина вместе с его «крутым» и чуть небрежным интервью о Чечне («Моя жена бросила меня, и вместо того, чтобы стать алкоголиком, я отправился снимать войну. Паф! Паф! Паф!» — до сих пор у меня звучат в ушах его чуть небрежный искаженный английский, рубленые фразы, пожалуй, слишком четкие и прямые, чтобы быть стопроцентной правдой, и застряли в глазах его беретка на манер Че и пальцы в серебряных перстнях, как у блатного или рок-звезды).
Фотожурналист, с тех пор как стал персонажем-героем, больше не тихая овца, мирно пасущаяся на лугу значимых событий и потом несущая шерсть — фотографии на страницы газет и журналов. Вместе с пафосом мачизма и всеми сопутствующими привилегиями (деньги, слава, женщины, дорогие отели в столицах воюющих государств, реки вина, иногда слишком похожие по цвету на реки крови, и т.п.) пришел груз моральной ответственности за то, что ты делаешь.
Джеймс Нахтвей в «War photographer»© Christian Frei FilmproductionsФотожурналист пал жертвой неразрешимого конфликта своей профессии — или, если хотите, борьбы этики и эстетики. Фотожурналист — это не просто продвинутый экстремальный турист, по ходу еще и производящий некий продукт. Неизбежный цинизм профессии сродни только, пожалуй, цинизму хирурга. Он нарастает с годами как панцирь, только, в отличие от хирурга, ты никого не спасаешь. Никого не должен спасать. А потом, когда привозишь карточки, оказывается, что ты кого-то должен был еще и спасти.
Еще не символом смерти фотожурналиста-героя, но уже ее предзнаменованием стало самоубийство Кевина Картера и его посмертное клеймение. Кевин Картер как раз принадлежал к той банде героев-мачо, щелкающих камерой, хотя, если бы не изобретение фотографии, возможно, в их руках мог бы оказаться только автомат — а как еще быть в непростое время, в опасном месте, с бурлящей молодецкой душой, жаждущей приключений и прижизненной славы?
Однако крах был повсеместный — не столько из-за оголодавшей девочки и символического стервятника. Точнее, вообще не из-за нее. Ее полностью повесили на Картера уже после смерти, привязав слишком простую причину к трагическому следствию. Но камнем, о который споткнулся герой, были скорее банальные безденежье, разлады в семье из-за долгих командировок, смерть друзей-коллег на войне, потерявшиеся пленки, наркотики. Кевин Картер был не первый, не последний, но — знаковый.
© Kevin Carter / The New York TimesКак это ни печально, но крах образа героя-фотожурналиста — это крах прежде всего финансовый. В наш лагерь пришел технический прогресс, и мы ему преждевременно возрадовались. Этот прогресс разрушил элитарность фотожурналистики, которой мы так гордились. Говорят, самолеты и интернет сделали наш мир маленьким, но еще и цифровые камеры сделали свое дело. Благодаря этим трем факторам стал возможным продвинутый фотографический и порой экстремальный туризм. Возможность создавать изображения стала массовой. Не только фотографироваться на фоне памятников, но и снимать пытки на мобильные телефоны. Блогеры, ютьюбы и бесплатные фотобанки стали реальным конкурентом профессиональных изданий. Первым значимым прецедентом стали падение башен-близнецов и последующая фотовыставка, которая сравняла профессионалов и любителей. Об этом незадолго до своей смерти успела написать Сьюзен Зонтаг. Получается, в этой извечной борьбе формы и содержания в фотожурналистике стопроцентную победу одержало содержание. Когда мы гонимся за событием, побеждает тот, у кого быстрее ноги, а не тот, у кого более острый глаз и поэтический взгляд, затуманенный дымкой монокля.
Рефлекс отвечать на значимые события спуском затвора — это условный рефлекс, но его очень легко воспитать. И фотожурналисты путем героизации своих, порой чрезмерных, эго воспитали армию не поклонников, но подражателей. И с тех пор техника ответила на массовый спрос простотой автоматических настроек: человечество больше не думает о выдержке и диафрагме. Пользователю полезно знать об этом только в рамках общего развития, как знание Канта полезно при практике бухучета.
Получается, в этой извечной борьбе формы и содержания в фотожурналистике стопроцентную победу одержало содержание.
Да и брессоновская теория решающего момента в итоге оказалась не такой уж правдивой и универсальной. Смотря на фейерверк в небе или на кричащего человека в толпе, нам хочется это сфотографировать, «поймать момент», особенно в том случае, когда он не является привычным, нормальным состоянием вещей. И даже — именно поэтому. «Поймать момент» стало таким же общим, рефлекторным местом, как хлопнуть себя по уху, если кажется, что комар жужжит именно в нем. Это могут делать абсолютно все.
Щелкать фотоаппаратом можно научить даже обезьяну (и возможно, некоторые из ее снимков тоже окажутся шедеврами). Да, есть еще несколько моментов — умение ориентироваться на местности, находить нужных людей, отделять главное от второстепенного. Но этим всем тоже научились владеть продвинутые туристы с фотиками. Это еще иногда называется гражданской фотожурналистикой, а некоторые отечественные исследователи почему-то сравнивают это с движением рабкоров и селькоров в 1920—1930-х).
В упаковке нового времени нам достались не только новые рабкоры, но еще и безумное многообразие платформ и почти неостановимые потоки информации, называемые интернетом. Журналы, предоставляющие качественную информацию под своим авторитетным брендом, утратили влияние. Ушел Life, продав свои архивы Google, что стало знаком новой эпохи, подменяющей осмысленные и красиво поданные истории прошлого мелко нарубленным оливье из непроверенных компонентов в настоящем. Мы уже никогда не определим автора того, что всплывает перед нами в Google Images. Автор перестал быть знаковым, значимым — гарантом честности и правдивости изображений.
Одновременно с этим ушла иллюзия, что фотография и фотоистория может быть самостоятельным авторским жанром. Победило оливье плоских иллюстрашек, где все в лоб, где карточка повествует о событии четко и коротко, даже если дым над разбомбленным городом в десятки раз прифотошоплен.
Всеми созданными на данный момент фотоизображениями, даже если их распечатать с горошину, можно несколько раз устлать земной шар. На любой конференции десятки фотокорреспондентов стараются запечатлеть министра одновременно на фоне логотипа и с одной стороны, чтобы не влезть друг другу в кадр, — это и есть последний оплот журналистики. Фотографы, которых я встречаю на мероприятиях, выглядят теперь почти так же уныло, как телеоператоры. И они почти так же неизменно ноют: «Ну почему ничего не происходит?» — или: «Ну когда же все это кончится? Хочу есть, спать, хочу домой к детям». Я почти не вижу героев. Да и нет их почти. За исключением людей старой закалки типа Юрия Козырева. Но и они поют старую песню о том, что это «их выбор — быть там, где происходят события».
Автор перестал быть знаковым, значимым — гарантом честности и правдивости изображений.
А многие, как Максимишин, не выдержали Беслана и отказались от экстремальной фотожурналистики. И они отчасти правы: не только фотожурналисты существуют для войны, но и война зачастую устраивается для фотожурналистов (об этом не так давно на COLTA.RU писал Александр Гронский — Ред.). Уже не время идеалистического Вьетнама, когда остановить войну было возможно. Все, что было после, можно считать относительно неудачными попытками спасти мир или изменить хоть что-то к лучшему силами фотожурналистики. И неизбежным приходом цинизма, если не вранья.
Где-то должен быть конец всему этому, и он настал. Возвращаясь к Перпиньяну: вспомнилось, как толпы начинающих фотографов с бейджиками охотились за фоторедакторами, лишь бы показать им свои расчудесные портфолио, а те скрывались от них на VIP-ланчах. Эпоха героев закончилась, но кто-то, по старым следам, еще мечтает стать одним из них.
Издания больше не могут позволить себе послать фотографа на войну, землетрясение или даже в курортный поселок: фоторедактор перестал быть лучшим другом фотографа и стал куском, уже давно расплющенным между молотом и наковальней — между своей любовью к фотографическому мастерству и жесткой редакционной политикой, когда и пишущий корреспондент может фоткать между делом. В лучшем случае они говорят: «Ну ты съезди, привези, а там мы посмотрим».
Никому, кроме фриков-фотографов и полысевших-поседевших фоторедакторов, по большому счету не важно, будет это суперфотография на разворот или просто дешевая иллюстрашка. Профессионалы давно не верят в объективность фотокадра, каким бы правдивым он ни был. А обывателю подавай удобоваримую информацию, где качество — хоть в сантиметровых пикселях, как бревно в глазу. Все равно самое главное — это подпись.
Тим Хетерингтон (справа) на съемках «Рестрепо»© Outpost FilmsАрабские революции показали всю карикатурность профессии. Когда разъяренные толпы насиловали журналисток на египетских площадях и армии убивали журналистов на подступах к Триполи, это перестало быть смешно. Смерть гениального Тима Хетерингтона стала для меня точкой невозврата. Пришел конец, но для умных людей любой конец — это только начало. Как в игре «Марио»: ты просто прыгаешь с одной платформы на другую, а если долго стоишь, она под тобой обваливается в пропасть.
Да здравствуют новые медиатехнологии, какого бы черта под ними ни понималось. Именно потому, что никто не знает, что это за зверь такой, всем очень интересно. Тот, кто первый шагнет в эту неизвестность, и будет новым героем. Функции видео во всех новых фотоаппаратах — несомненный знак на этом пути, освоение нового сегмента рынка, хотя я ужасно не люблю эти экономические термины. И пусть даже новому герою придется не прыгать на войне в пуленепробиваемых автомобилях по бездорожью джунглей, а вместо этого сидеть в душной монтажке, сводя видео, звук, фото и текст, да еще и выпрашивая денег чуть ли не в краудфандингах, мне этот новый герой нравится даже чуточку больше, как бы ни ныли те, кому, по сути, предстоит осваивать теперь пять профессий вместо одного нажимания на кнопку. Да здравствуют многофункциональные гении!
Понравился материал? Помоги сайту!
Подписывайтесь на наши обновления
Еженедельная рассылка COLTA.RU о самом интересном за 7 дней
Лента наших текущих обновлений в Яндекс.Дзен
RSS-поток новостей COLTA.RU
При поддержке Немецкого культурного центра им. Гете, Фонда имени Генриха Бёлля, фонда Михаила Прохорова и других партнеров.
Фотограф Джеймс Нахтвей — Интересный Мир: путешествия, туризм, психология, наука, техника, интересное в мире, юмор, история, культура
Нельзя забыть и повторить …
Джеймс Нахтвей, фотограф, который работал в самых горячих точках мира, он был свидетелем страшнейших гуманитарных катастроф, геноцидов, эпидемий и войн. На главной странице его сайта написано: “Я свидетель и эти фотографии тому подтверждение. То, что на них показано, никогда не должно быть забыто или повторено!”
Предлагаем вашему вниманию подборку фотографий. Автор фотограф Джеймс Нахтвей:
Судан, 1993. Голод…
Афганистан, 1996. На могиле брата, убитого талибами.
Афганистан, 1996. Жертвы мин.
Афганистан, 1996. Руины Кабула после гражданской войны.
Зимбабве, 2000. Приют для ВИЧ-инфицированных, умирающих от туберкулеза.
ЮАР, 2000. Бабушка с внуком. Его родители умерли от СПИДа.
Афганистан, 1986. Последняя молитва перед атакой на советские войска.
Сальвадор, 1984. Гражданская война.
Румыния, 1980. Хоспис для неизлечимо больных детей.
Румыния, 1980. Хоспис для неизлечимо больных детей.
Босния, 1993. Раненый солдат.
Босния, 1993. Кладбище солдат на футбольном поле.
Сомали, 1993. Голод…
Сомали, 1992. Женщина относит умершего от голода сына в массовую могилу.
Косово, 1999. На этом месте ракета убила человека.
США, 1994. Заключенный
Пакистан, 2001. Клиника для героиновых наркоманов.
Руанда, 1994. Выживший во время геноцида.
Заир, 1994. Беженцев из Руанды, умерших от холеры, хоронят в массовых могилах.
Чечня, 1996. Руины Грозного.
Чечня, 1996. Чеченец в подвале.
Индонезия, 1998. Попрошайка-инвалид моет детей.
Составитель asaratov. Источник.
Интернет-СМИ «Интересный мир». 21.02.2013
Дорогие друзья и читатели! Проект «Интересный мир» нуждается в вашей помощи!На свои личные деньги мы покупаем фото и видео аппаратуру, всю оргтехнику, оплачиваем хостинг и доступ в Интернет, организуем поездки, ночами мы пишем, обрабатываем фото и видео, верстаем статьи и т.п. Наших личные денег закономерно не хватает.
Если наш труд вам нужен, если вы хотите, чтобы проект «Интересный мир» продолжал существовать, пожалуйста, перечислите необременительную для вас сумму на карту Сбербанка: Visa 4276400051181130 Ширяева Лариса Артёмовна.
Также вы можете перечислить Яндекс Деньги в кошелек: 410015266707776 . Это отнимет у вас немного времени и денег, а журнал «Интересный мир» выживет и будет радовать вас новыми статьями, фотографиями, роликами.
Entries tagged with джеймс нахтвей
«Если твои фотографии недостаточно убедительны,
значит ты был недостаточно близко»
(Роберт Капа)
* * *
К журналистам, в том числе к фотожурналистам, относятся очень по-разному.
Начало событий в Беслане я встретил в спортзале. «Вот сволочи!», — комментировали увиденное по телевизору мускулистые ребята в спортивной форме. Это, думаете, о ком? О журналистах и телевизионщиках! За то, что вновь и вновь, каждые пятнадцать минут показывали одни и те же ролики о подлости и страданиях людских, заодно демонстрируя в прямом эфире сволочам истинным действия антитеррористических подразделений, комментируя планы освобождения заложников и т.п. Нечно подобное было и при захвате «Норд Оста». Слышал я и комментарии на эту тему людей, не понаслышке осведомлённых о малоизвестных подробностях чеченских войн.
Но не всё так однозначно. Сначала я это сообщение хотел назвать «Военный фотограф», но затем понял, что призвание великого фотожурналиста Джеймса Нахтвея (James Nachtwey), слово которому я и предоставляю далее, это это не только документальная фиксация облика современных войн, но это борьба за жизнь, а следовательно, против … далее перечисление, которому нет конца: против войн и страданий людских — насилия, бесчеловечности, нищеты, голода, болезней — особенно в тех их формах, которые зачастую просто не укладываются в сознании «цивилизованных» буржуа. Говорят, одна его публикация в NYT спасла в Африке полтора миллиона жизней…
Очень советую посмотреть снятый Кристианом Фреем (Christian Frei) фильм о Джеймсе, который вы можете найти на трекере, или скачать вот отсюда, или посмотреть его online вот здесь.
PS. Весной 2011 года в Москве состоялся мастер-класс Джеймса Нахтвея. Информацию об этом событии с переводом и расшифровкой я скопировал и поместил в сообщение «Джеймс Нахтвей — из первых уст».
* * *
«Почему я фотографирую войну? Возможно ли с помощью фотографии изменить поведение людей, которое было испокон века? Эта идея может показаться смешной, но именно это меня вдохновляет. Для меня сила фотографии в способности пробуждать человеческие чувства. Если война убивает человеческие качества, то фотография могла быть рождена как нечто противоположное войне. Как существенный компонент противоядия войне. Когда кто-то берёт на себя риск идти в центр военных действий, чтобы показать другим странам, что там происходит, тогда он пытается вести переговоры о мире. Поэтому, наверное, разжигатели войны не любят фотографов. На фронте всё воспринимается крайне непосредственно. Вы видите не фотографию на странице журнала в десяти тысячах миль от себя, рядом с рекламой часов Rolex. Вы видите страшную боль, несправедливость и нищету. Если бы каждый мог увидеть собственными глазами, хотя бы один раз, что делает белый фосфор с лицом ребёнка, какую нестерпимую боль приносит всего одна пуля, или как осколок снаряда вырывает ногу … Если бы все мы могли пережить этот страх хотя бы один раз, мы бы поняли, что ничто не может оправдать причинения таких страданий даже одному человеку, а тем более тысячам. Но все не могут там быть. Поэтому туда идут фотографы, чтобы показать этих людей, зафиксировать их и обратить внимание на то, что там происходит. Создавать сильные изображения, чтобы противостоять приукрашиванию СМИ, и встряхнуть людей и их безразличие. Протестовать, и этим заставить протестовать остальных.
Хуже всего, что как фотограф, я пользуюсь несчастьем других. Эта идея меня преследует. Каждый день. Потому что я знаю, если однажды моё честолюбие и моя карьера окажутся важнее моего сострадания, значит я продал свою душу. Единственный способ оправдать свою роль — это уважать тех, кто страдает. Именно благодаря этому уважению меня принимают другие, и тогда я могу принять себя сам.»
(James Nachtwey)
( продолжение, коллеги о Джеймсе, видео, фотографии Джеймса … )
Мастер-класс легенды фотографии Джеймса Нахтвея в Москве
Джеймс Нахтвей, мировая знаменитость документальной фотографии и один из самых титулованных военных корреспондентов современности, приехал в Москву на открытие персональной выставки «В борьбе за жизнь. Победить туберкулез», которая открылась в конце марта в галерее М’АРС.
В рамках визита Джеймс провел открытую лекцию для молодых фотографов. Приезд Джеймса Нахтвея вызвал неподдельную волну интереса — более 150 человек собралось на мероприятие этого легендарного мастера, чтобы услышать как складывается работа фотокорреспондента во время военных действий, природных катастроф и стихийных бедствий. Лекцию в Москве Джеймс в значительной степени посвятил не только вопросам военной фотографии, но и проблемам отражения в журналистской фотографии социально значимых проблем таким как — СПИД и туберкулез.
Несмотря на постоянное присутствие в эпицентре трагедий, Джеймс Нахтвей акцентирует внимание на человечности. «Для меня эти фотографии — не искусство ради искусства, — комментировал Джеймс свою творческую позицию. — Моя цель — показывать с помощью искусства важность социальных проблем». По его словам, борьба должна идти не за рейтинги, а за отклик, сочувствие и готовность помочь.
Информация о Джеймсе Нахтвее
Джеймс Нахтвей – всемирно известный фотожурналист, посвятивший себя документированию войн, конфликтов и общественно значимых событий, произошедших за последние 30 лет. Его карьера в качестве военного фотографа началась в 1981 году, когда он запечатлел на пленке гражданские беспорядки в Северной Ирландии. С тех пор он заснял более 25 вооруженных конфликтов и множество социально важных событий.
Он неоднократно был награжден золотой медалью Роберта Капы, наградой конкурса World Press Photo, наградой I.C.P.Infinity и званием лучшего фотографа года. Он также был награжден призом фонда TED, наградой фонда Гейнца в области искусства и гуманитарных наук, наградой Common Wealth и призом Дана Давида. Документальный фильм о его деятельности – «Военный фотограф» – был номинирован на приз Киноакадемии в 2002 году. Фотографии Джеймса представлены, в частности, в коллекциях Музея современного искусства и Национальной библиотеке Франции. С 1984 года Нахтвей сотрудничает с журналом TIME, а также является одним из основателей фотоагентства VII.
Он работал над всеобъемлющими фотографическими эссе по всему миру и известен своей способностью погружаться в выбранные им темы или, как отмечает он сам, «находиться в замкнутом пространстве, занимаемом этими темами», доказательством чего служит его последний проект. Более подробная информация представлена на сайте www.jamesnachtwey.com
Шокирующие фотографии военных действий от Джеймса Нахтвея
Double-click the English transcript below to play the video.
As someone who has spent his entirecareertrying to be invisible,
0
1000
4000
Для меня, по профессии пытавшегося всё время быть незаметным,
standing in front of an audience is a crossbetween
1
5000
3000
выступление перед аудиторией нечто среднее между
an out-of-bodyexperience and a deercaught in the headlights,
2
8000
3000
внетелесным переживанием и ощущением загнанного зверя, пойманного в лучах света
so please forgive me for violating one of the TEDcommandments
3
11000
5000
поэтому простите меня за нарушение одной из заповедей TED —
by relying on words on paper,
4
16000
2000
я полагаюсь на текст на бумаге
and I only hope I’m not struck by lightningbolts before I’m done.
5
18000
4000
и надеюсь, что я не буду сражён молнией до того как закончу.
I’d like to begin by talking about some of the ideas that motivated me
6
22000
5000
Я бы хотел начать говорить о некоторых идеях, которые побудили меня
to become a documentaryphotographer.
7
27000
2000
стать документальным фотографом.
I was a student in the ’60s, a time of socialupheaval and questioning,
8
30000
5000
Я был студентом в 60-е — время социального подъёма и вопросов,
and on a personallevel, an awakeningsense of idealism.
9
35000
4000
а на личностном уровне, время пробуждения идеализма.
The war in Vietnam was raging;
10
39000
3000
Война во Вьетнаме была в разгаре,
the CivilRightsMovement was under way;
11
42000
2000
движение за гражданские права шло полным ходом,
and pictures had a powerfulinfluence on me.
12
44000
3000
и фотографии имели на меня огромное влияние.
Our political and militaryleaders were telling us one thing,
13
47000
3000
Наши политические и военные лидеры говорили нам одно,
and photographers were telling us another.
14
50000
3000
а фотографы рассказывали другое.
I believed the photographers, and so did millions of other Americans.
15
53000
5000
Я верил фотографам, как и миллионы других американцев.
Theirimagesfueledresistance to the war and to racism.
16
58000
4000
Их фотографии разжигали сопротивление войне и расизму.
They not only recordedhistory; they helpedchange the course of history.
17
62000
5000
Они не просто фиксировали историю, они помогали менять курс истории.
Theirpicturesbecamepart of our collectiveconsciousness
18
67000
3000
Их фотографии стали частью нашего коллективного сознания
and, as consciousnessevolved into a sharedsense of conscience,
19
70000
4000
и по мере того, как сознание превращалось в общее чувство совести,
changebecame not only possible, but inevitable.
20
74000
4000
перемены становились не только возможными, но и неизбежными.
I saw that the freeflow of informationrepresented by journalism,
21
78000
4000
Я видел, что свободный поток информации представляемый журналистикой,
specificallyvisualjournalism, can bring into focus
22
82000
4000
в особенности визуальной журналистикой, может заострить внимание
both the benefits and the cost of politicalpolicies.
23
86000
4000
как на преимуществах, так и на цене политических действий.
It can give credit to sounddecision-making, addingmomentum to success.
24
90000
5000
И некоторые действия могут заслуживать уважения, приближая к успеху.
In the face of poorpoliticaljudgment or politicalinaction,
25
95000
5000
Перед лицом политической недальновидности или политической неактивности
it becomes a kind of intervention, assessing the damage
26
100000
4000
это становится тем, что воздействует на нас, оценивая нанесённый урон
and asking us to reassess our behavior.
27
104000
3000
и призывая пересмотреть наше поведение.
It puts a humanface on issues
28
107000
2000
Это ставит перед лицом человека вопросы,
which from afar can appearabstract
29
109000
3000
которые сперва могут показаться абстрактными,
or ideological or monumental in theirglobalimpact.
30
112000
3000
идеологическими или монументальными по своей глобальности.
What happens at groundlevel, far from the halls of power,
31
115000
5000
Что же происходит на приземлённом уровне, вдалеке от власти,
happens to ordinarycitizens one by one.
32
120000
3000
случается с обычными гражданами.
And I understood that documentaryphotography
33
123000
3000
Я осознал, что документальная фотография,
has the ability to interpretevents from theirpoint of view.
34
126000
4000
имеет возможность интерпретировать события со своей точки зрения.
It gives a voice to those who otherwise would not have a voice.
35
130000
4000
Она даёт право голоса тем, кто другим способом не может высказаться.
And as a reaction, it stimulatespublicopinion
36
134000
4000
И в качестве ответной реакции, она стимулирует общественное мнение
and givesimpetus to publicdebate,
37
138000
2000
и даёт импульс для публичной дискуссии,
therebypreventing the interestedparties
38
140000
2000
тем самым удерживая заинтересованные стороны
from totallycontrolling the agenda, much as they would like to.
39
142000
4000
от контроля дискуссии, чего они бы так хотели.
Coming of age in those daysmadereal
40
146000
3000
Став совершеннолетними в те дни мы поняли,
the concept that the freeflow of information is absolutelyvital
41
149000
3000
что свободная информация жизненно необходима
for a free and dynamicsociety to functionproperly.
42
152000
4000
для нормального развития свободного и динамичного общества.
The press is certainly a business, and in order to survive
43
156000
4000
Журналистика, конечно же, бизнес, и для того чтобы выживать
it must be a successfulbusiness,
44
160000
3000
это должен быть успешный бизнес,
but the right balancemust be found
45
163000
2000
но должен быть найден правильный баланс
betweenmarketingconsiderations and journalisticresponsibility.
46
165000
4000
между маркетинговыми соображениями и журналистской ответственностью.
Society’sproblems can’t be solveduntil they’re identified.
47
169000
5000
Проблемы общества не могут быть разрешены, пока они не определены.
On a higherplane, the press is a serviceindustry,
48
174000
4000
На более высоком уровне, пресса — это индустрия услуг,
and the service it provides is awareness.
49
178000
3000
и услуга, которую она предоставляет — осведомлённость.
Everystory does not have to sell something.
50
181000
3000
Не каждая история должна что-то продавать.
There’s also a time to give.
51
184000
3000
Также надо и отдавать.
That was a tradition I wanted to follow.
52
188000
3000
Была такая традиция и ей я хотел следовать.
Seeing the warcreatedsuchincrediblyhighstakes for everyoneinvolved
53
191000
4000
Наблюдая войну, создающую такие большие возможности для тех, кто вовлечён в неё,
and that visualjournalism could actuallybecome a factor in conflictresolution —
54
195000
5000
и таким образом журналистика действительно может стать фактором в разрешении конфликта,
I wanted to be a photographer in order to be a warphotographer.
55
200000
4000
я хотел быть фотографом, чтобы быть военным фотографом.
But I was driven by an inherentsense
56
204000
3000
Но я был ведом врождённым чувством,
that a picture that revealed the trueface of war
57
207000
3000
что картинка, которая разоблачает истинное лицо войны,
would almost by definition be an anti-warphotograph.
58
210000
4000
всегда будет анти-военной.
I’d like to take you on a visualjourneythrough some of the events
59
215000
3000
Я бы хотел показать вам некоторые события
and issues I’ve been involved in over the past 25 years.
60
218000
4000
в которые я был вовлечён последние 25 лет.
In 1981, I went to NorthernIreland.
61
223000
3000
В 1981 году я поехал в Северную Ирландию.
10 IRAprisoners were in the process of starvingthemselves to death
62
226000
4000
10 заключённых ИРА [Ирландская республиканская армия] голодали в знак протеста
in protestagainstconditions in jail.
63
230000
3000
против условий содержания в тюрьме и были близки к смерти.
The reaction on the streets was violentconfrontation.
64
233000
3000
Реакцией на улицах была резкая конфронтация.
I saw that the frontlines of contemporarywars
65
236000
4000
Я видел, что передовая линия современной войны
are not on isolatedbattlefields, but right where people live.
66
240000
4000
не была изолирована на местах сражения, а проходит там, где живут люди.
During the early ’80s, I spent a lot of time in CentralAmerica,
67
245000
4000
В начале 80-х я провёл много времени в Центральной Америке,
which was engulfed by civilwars
68
249000
2000
которая была поглощена гражданскими войнами,
that straddled the ideologicaldivide of the ColdWar.
69
251000
3000
превосходящими идеологические расхождения Холодной Войны.
In Guatemala, the centralgovernment —
70
254000
3000
В Гватемале центральное правительство,
controlled by a oligarchy of Europeandecent —
71
257000
3000
контролируемое европейскими олигархами,
was waging a scorchedEarthcampaignagainst an indigenousrebellion,
72
260000
4000
проводило ожесточённую кампанию против восстания аборигенов.
and I saw an image that reflected the history of LatinAmerica:
73
264000
3000
И я видел картину, которая отражала историю Латинской Америки:
conquestthrough a combination of the Bible and the sword.
74
267000
4000
завоевание с помощью Библии и меча.
An anti-Sandinistaguerrilla was mortallywounded
75
271000
4000
Партизан анти-Сандинист был смертельно ранен
as CommanderZeroattacked a town in SouthernNicaragua.
76
275000
4000
когда командир Зеро атаковал город в Южном Никарагуа.
A destroyedtankbelonging to Somoza’snationalguard
77
281000
3000
Разрушенный танк, принадлежащий национальной гвардии Самозы,
was left as a monument in a park in Managua,
78
284000
4000
был оставлен, как памятник в парке в Манагуа.
and was transformed by the energy and spirit of a child.
79
288000
4000
И он преобразился благодаря энергии и душе ребёнка.
At the same time, a civilwar was takingplace in ElSalvador,
80
292000
4000
В это же время гражданская война шла в Сальвадоре,
and again, the civilianpopulation was caught up in the conflict.
81
296000
4000
и снова гражданское население было охвачено конфликтом.
I’ve been covering the Palestinian-Israeliconflictsince 1981.
82
301000
5000
Я освещал Палестино-Израильский конфликт с 1981 года.
This is a moment from the beginning of the secondintifada, in 2000,
83
306000
4000
Это момент из начала второй интифады в 2000 году,
when it was still stones and Molotovsagainst an army.
84
310000
3000
когда все ещё были камни и коктейли Молотова против армии.
In 2001, the uprisingescalated into an armedconflict,
85
316000
3000
В 2001-м мятеж перерос в вооружённый конфликт,
and one of the majorincidents was
86
319000
2000
и одним из основных инцидентов было
the destruction of the Palestinianrefugeecamp
87
321000
3000
разрушение лагеря Палестинских беженцев
in the WestBanktown of Jenin.
88
324000
3000
на западном берегу реки Иордан в городе Женин.
Without the political will to find commonground,
89
328000
4000
Без политических дискуссий, пытающихся найти общую точку зрения,
the continualfriction of tactic and counter-tactic
90
332000
3000
продолжающиеся трения между тактиками и контр-тактиками
only createssuspicion and hatred and vengeance,
91
335000
3000
только порождают подозрения, ненависть и месть,
and perpetuates the cycle of violence.
92
338000
3000
и укрепляют цикл насилия.
In the ’90s, after the breakup of the SovietUnion,
93
343000
3000
В 90-х, после распада Советского Союза,
Yugoslaviafracturedalongethnicfaultlines, and civilwarbroke out
94
346000
5000
Югославия развалилась по этническому признаку и началась гражданская война
betweenBosnia, Croatia and Serbia.
95
351000
2000
между Боснией, Хорватией и Сербией.
This is a scene of house-to-housefighting in Mostar,
96
353000
4000
Эта сцена битвы в Мостаре — дом против дома,
neighboragainstneighbor.
97
357000
2000
сосед против соседа.
A bedroom, the place where people shareintimacy,
98
359000
3000
Спальня, место где люди разделяют близость,
where life itself is conceived, became a battlefield.
99
362000
4000
где зарождается жизнь, стало местом битвы.
A mosque in northernBosnia was destroyed by Serbianartillery
100
366000
7000
Мечеть в северной Боснии была разрушена Сербской артиллерией
and was used as a makeshiftmorgue.
101
373000
2000
и использовалась как временный морг.
DeadSerbiansoldiers were collected after a battle
102
382000
3000
Мёртвые сербские солдаты подбирались после битвы
and used as barter for the return of prisoners
103
385000
3000
и использовались как продукт обмена на заключённых
or Bosniansoldierskilled in action.
104
388000
2000
или погибших боснийских солдат.
This was once a park.
105
392000
2000
Когда-то это был парк.
The Bosniansoldier who guided me
106
394000
2000
Боснийский солдат, который сопровождал меня,
told me that all of his friends were there now.
107
396000
3000
сказал, что все его друзья теперь там.
At the same time in SouthAfrica,
108
400000
2000
В это же время в Южной Африке,
after NelsonMandela had been released from prison,
109
402000
3000
после того как Нельсон Мандела был освобождён из тюрьмы,
the blackpopulationcommenced the finalphase
110
405000
3000
чёрное население начало финальную стадию
of liberation from apartheid.
111
408000
2000
избавления от апартеида.
One of the things I had to learn as a journalist
112
411000
3000
Одна из вещей, которой я должен был научиться как журналист, —
was what to do with my anger.
113
414000
2000
это что делать со своим гневом.
I had to use it, channel its energy, turn it into something
114
416000
5000
Я вынужден был использовать его, направлять его энергию, преобразовывать во что-то,
that would clarify my vision, instead of clouding it.
115
421000
3000
что может прояснить моё видение, вместо того чтобы замутнить его.
In Transkei, I witnessed a rite of passage into manhood, of the Xhosatribe.
116
425000
5000
В Транскее, я был свидетелем обряда посвящения в мужчины клана Хоста.
Teenageboyslived in isolation, theirbodiescovered with whiteclay.
117
430000
4000
Подростки жили в изоляции, их тела покрывались белой глиной.
After severalweeks, they washed off the white
118
435000
2000
После нескольких недель, они смывали белый цвет
and took on the fullresponsibilities of men.
119
437000
3000
и брали на себя всю ответственность мужчины.
It was a very oldritual that seemedsymbolic
120
440000
3000
Это был очень древний ритуал, который, казалось, символизирует
of the politicalstruggle that was changing the face of SouthAfrica.
121
443000
5000
политическую борьбу, изменившую лицо Южной Африки.
Children in Sowetoplaying on a trampoline.
122
450000
4000
Дети в Суэто играют на батуте.
Elsewhere in Africa there was famine.
123
457000
3000
Где-то в другом месте Африки был голод.
In Somalia, the centralgovernmentcollapsed and clanwarfarebroke out.
124
460000
4000
В Сомали правительство потерпело крах и разразилась война кланов.
Farmers were driven off theirland,
125
465000
2000
Фермеры лишились земли,
and crops and livestock were destroyed or stolen.
126
467000
4000
урожай и домашний скот был уничтожен или украден.
Starvation was being used as a weapon of massdestruction —
127
471000
4000
Голод использовался как оружие массового уничтожения —
primitive but extremelyeffective.
128
475000
2000
примитивное, но чрезвычайно эффективное.
Hundreds of thousands of people were exterminated,
129
477000
3000
Сотни тысяч людей были истреблены,
slowly and painfully.
130
480000
2000
медленно и мучительно.
The internationalcommunityresponded with massivehumanitarianrelief,
131
484000
4000
Международное сообщество ответило обширной гуманитарной помощью,
and hundreds of thousands of more lives were saved.
132
488000
4000
и сотни тысяч или даже больше жизней были спасены.
Americantroops were sent to protect the reliefshipments,
133
492000
3000
Американские войска были отправлены охранять гуманитарные грузы,
but they were eventuallydrawn into the conflict,
134
495000
3000
но, в конечном итоге, они были втянуты в конфликт
and after the tragicbattle in Mogadishu, they were withdrawn.
135
498000
3000
и после трагической битвы в Могадишо они были отозваны.
In southernSudan, anothercivilwar saw similar use of starvation
136
502000
4000
В южном Судане, во время гражданской войны был использован голод
as a means of genocide.
137
506000
2000
как средство геноцида.
Again, internationalNGOs, unitedunder the umbrella of the U.N.,
138
509000
4000
И снова неправительственные организации объединились под эгидой ООН,
staged a massivereliefoperation and thousands of lives were saved.
139
513000
5000
выполнили обширную гуманитарную помощь, и тысячи жизней были спасены.
I’m a witness, and I want my testimony to be honest and uncensored.
140
519000
6000
Я свидетель этого, и я хочу, чтобы мои показания были честными и откровенными.
I also want it to be powerful and eloquent,
141
526000
3000
Я также хочу, чтобы они были могущественными и красноречивыми
and to do as much justice as possible
142
529000
2000
и принесли справедливость, насколько это возможно
to the experience of the people I’m photographing.
143
531000
3000
людям, которых я фотографировал.
This man was in an NGOfeedingcenter,
144
534000
3000
Этот человек был в неправительственном центре питания,
beinghelped as much as he could be helped.
145
537000
2000
и ему помогли, насколько это было возможно.
He literally had nothing. He was a virtualskeleton,
146
539000
5000
У него действительно ничего не было. Он был скелетом,
yet he could still summon the courage and the will to move.
147
544000
4000
хотя он все ещё мог призвать своё мужество и желание двигаться.
He had not given up, and if he didn’t give up,
148
548000
3000
Он не сдался, а если не сдался он,
how could anyone in the outsideworld ever dream of losinghope?
149
551000
5000
то как кто-либо в окружающем мире может даже подумать о том, чтобы потерять надежду?
In 1994, after threemonths of covering the SouthAfricanelection,
150
557000
5000
В 1994, после освещения в течение трёх месяцев выборов в Южной Африке,
I saw the inauguration of NelsonMandela,
151
562000
3000
я видел инаугурацию Нельсона Манделы,
and it was the mostuplifting thing I’ve ever seen.
152
565000
3000
и это было самое вдохновляющее, что я когда-либо видел.
It exemplified the best that humanity has to offer.
153
568000
4000
Это демонстрировало лучшее, что может случиться с человечеством.
The next day I left for Rwanda,
154
572000
3000
На следующий день я уехал в Руанду,
and it was like taking the expresselevator to hell.
155
575000
3000
и это было похоже на скоростной лифт в ад.
This man had just been liberated from a Hutudeathcamp.
156
578000
4000
Этот человек был только что освобождён из лагеря смерти Хуту.
He allowed me to photograph him for quite a long time,
157
582000
4000
Он позволял мне фотографировать его достаточно долгое время,
and he even turned his facetoward the light,
158
586000
3000
и он даже повернул своё лицо к свету,
as if he wanted me to see him better.
159
589000
2000
как если бы он хотел, чтобы я видел его лучше.
I think he knew what the scars on his face would say to the rest of the world.
160
592000
4000
Я думаю он знал что шрамы не его лице скажут остальному миру.
This time, maybe confused or discouraged
161
597000
3000
В тот раз, может быть обескураженное и смущённое
by the militarydisaster in Somalia,
162
600000
3000
военным переворотом в Сомали,
the internationalcommunityremainedsilent,
163
603000
3000
международное сообщество осталось молчаливым
and somewhere around 800,000 people were slaughtered
164
606000
3000
и примерно 800 000 людей были убиты
by theirowncountrymen — sometimestheirownneighbors —
165
609000
3000
своими земляками — иногда их собственными соседями —
usingfarmimplements as weapons.
166
612000
3000
использующими садовый инвентарь как оружие.
Perhaps because a lesson had been learned
167
616000
3000
Возможно потому что урок был усвоен
by the weakresponse to the war in Bosnia
168
619000
2000
за счёт слабой реакции на войну в Боснии
and the failure in Rwanda,
169
621000
2000
и ошибку в Руанде,
when SerbiaattackedKosovo,
170
623000
2000
когда Сербия атаковала Косово,
internationalaction was taken much more decisively.
171
625000
4000
международная реакция была значительно более решительной.
NATOforceswent in, and the Serbianarmywithdrew.
172
629000
4000
Пришли силы НАТО и Сербская армия отступила.
EthnicAlbanians had been murdered,
173
633000
3000
Этнических Албанцев убивали,
theirfarmsdestroyed and a hugenumber of people forciblydeported.
174
636000
4000
их фермы разрушались и огромное количество людей было насильно депортировано.
They were received in refugeecamps
175
641000
3000
Они находили приют в лагерях беженцев,
set up by NGOs in Albania and Macedonia.
176
644000
3000
устроенных неправительственными организациями Албании и Македонии.
The imprint of a man who had been burnedinside his own home.
177
649000
3000
Отпечаток человека, который был сожжён внутри собственного дома.
The imagereminded me of a cavepainting,
178
653000
3000
Изображение напомнило мне наскальные рисунки
and echoed how primitive we still are in so manyways.
179
656000
4000
и то, как мы все ещё примитивны во многом.
Between 1995 and ’96, I covered the first two wars
180
662000
4000
Между 199-5м и 96-м я освещал две первые военные компании
in Chechnya from insideGrozny.
181
666000
2000
в Чечне из Грозного.
This is a Chechenrebel on the frontlineagainst the Russianarmy.
182
668000
4000
Это чеченский боевик на передней линии фронта против российской армии.
The RussiansbombardedGroznyconstantly for weeks,
183
674000
4000
Русские бомбили Грозный непрерывно в течение недель,
killingmainly the civilians who were still trappedinside.
184
678000
3000
убивая в основном гражданских, которые были заперты в ловушке.
I found a boy from the localorphanage
185
683000
2000
Я встретил мальчика из местного детского дома,
wandering around the frontline.
186
685000
2000
он слонялся рядом с передовой.
My work has evolved from beingconcernedmainly with war
187
689000
3000
Моя работа развивалась от того, чтобы освещать в основном войну,
to a focus on criticalsocialissues as well.
188
692000
4000
к тому, чтобы также обращать внимание на социальные вопросы.
After the fall of Ceausescu, I went to Romania
189
697000
2000
После свержения Чаушеску я поехал в Румынию
and discovered a kind of gulag of children,
190
699000
4000
и обнаружил подобие ГУЛАГа для детей,
where thousands of orphans were beingkept in medievalconditions.
191
703000
3000
где тысячи беспризорников содержались в средневековых условиях.
Ceausescu had imposed a quota
192
707000
2000
Чеушеску навязывал квоту
on the number of children to be produced by eachfamily,
193
709000
3000
по количеству детей, которое должно быть в семье,
therebymakingwomen’sbodies an instrument of stateeconomicpolicy.
194
712000
4000
тем самым делая тела женщин инструментом в экономической политике.
Children who couldn’t be supported by theirfamilies
195
717000
3000
Дети, которые не могли быть обеспечены своей семьёй
were raised in governmentorphanages.
196
720000
3000
вырастали в государственных детских домах.
Children with birthdefects were labeledincurables,
197
723000
3000
Дети с врождёнными травмами считались безнадёжными
and confined for life to inhumanconditions.
198
726000
4000
и были обречены на жизнь в нечеловеческих условиях.
As reportsbegan to surface, again internationalaidwent in.
199
730000
4000
Как только начали появляться репортажи, снова пришла международная помощь.
Going deeper into the legacy of the EasternEuropeanregimes,
200
736000
4000
Погружаясь в наследство восточно-европейских режимов,
I worked for severalmonths on a story about the effects of industrialpollution,
201
740000
4000
я работал несколько месяцев над историей о влиянии промышленных загрязнений
where there had been no regard for the environment
202
744000
3000
в местах, где не уделялось внимания окружающей среде,
or the health of eitherworkers or the generalpopulation.
203
747000
4000
здоровью рабочих и всей нации.
An aluminumfactory in Czechoslovakia
204
751000
3000
Алюминиевая фабрика в Чехословакии
was filled with carcinogenicsmoke and dust,
205
754000
3000
была заполнена канцерогенным дымом и пылью,
and four out of fiveworkerscame down with cancer.
206
757000
4000
и четверо из пятерых рабочих заболевали раком.
After the fall of Suharto in Indonesia,
207
763000
2000
После падения режима Сухарто в Индонезии
I began to exploreconditions of poverty
208
765000
3000
я начал исследовать условия бедности
in a country that was on its way towardsmodernization.
209
768000
3000
в стране, которая была на пути модернизации.
I spent a good deal of time with a man
210
771000
3000
Я провёл довольно много времени с человеком,
who lived with his family on a railwayembankment
211
774000
2000
который жил со своей семьёй на железнодорожной насыпи
and had lost an arm and a leg in a trainaccident.
212
776000
4000
и потерял руку и ногу под поездом.
When the story was published, unsoliciteddonationspoured in.
213
780000
5000
После того как история была опубликована, поступили добровольные пожертвования.
A trustfund was established,
214
785000
2000
Был организован благотворительный фонд
and the family now lives in a house in the countryside
215
787000
3000
и сейчас семья живёт в доме за городом
and all theirbasicnecessities are takencare of.
216
790000
3000
и обеспечена всем необходимым.
It was a story that wasn’ttrying to sell anything.
217
793000
3000
Это была история, которая не пыталась ничего продать.
Journalism had provided a channel
218
796000
3000
Журналистика обеспечила путь
for people’snaturalsense of generosity, and the readersresponded.
219
799000
4000
для человеческого великодушия, и читатели откликнулись.
I met a band of homelesschildrenwho’d come to Jakarta from the countryside,
220
805000
3000
Я встретил банду бездомных детей, которые приехали в Джакарту из пригородов
and ended up living in a trainstation.
221
808000
3000
и закончили тем, что живут на вокзале.
By the age of 12 or 14, they’dbecomebeggars and drugaddicts.
222
811000
5000
Им было от 12 до 14, они становились попрошайками и наркоманами.
The ruralpoor had become the urbanpoor,
223
816000
2000
Деревенская беднота стала городской
and in the process, they’dbecomeinvisible.
224
818000
4000
и её перестали замечать.
These heroinaddicts in detox in Pakistan
225
824000
3000
Эти героиновые наркоманы в клинике в Пакистане
reminded me of figures in a play by Beckett:
226
827000
3000
напомнили мне фигуры в пьесах Беккета:
isolated, waiting in the dark, but drawn to the light.
227
830000
3000
изолированные, ждущие в темноте, но вытащенные на свет.
AgentOrange was a defoliant used during the VietnamWar
228
837000
4000
Агент «Оранж» был дефолиантом, используемым во время Вьетнамской войны,
to denycover to the Vietcong and the NorthVietnamesearmy.
229
841000
4000
чтобы лишить укрытия вьетконговскую и северо-вьетнамскую армии.
The activeingredient was dioxin, an extremelytoxicchemical
230
845000
4000
Активным вещество там был диоксин, чрезвычайно токсичный элемент,
that was sprayed in vastquantities,
231
849000
2000
который разбрызгивался в огромных количествах,
and whoseeffectspassedthrough the genes to the nextgeneration.
232
851000
4000
и влияние которого повлияло на гены следующего поколения.
In 2000, I begandocumentingglobalhealthissues,
233
857000
3000
В 2000 году я начал заниматься мировыми проблемами здоровья,
concentrating first on AIDS in Africa.
234
860000
3000
в первую очередь концентрируясь на проблемах СПИДа в Африке.
I tried to tell the storythrough the work of caregivers.
235
863000
3000
Я пытался рассказать историю, показывая работу сиделок.
I thought it was important to emphasize that people were beinghelped,
236
866000
4000
Я подумал — будет важно подчеркнуть, что людям помогают,
whether by internationalNGOs or by localgrassrootsorganizations.
237
870000
5000
либо международные неправительственные, либо местные организации.
So manychildren have been orphaned by the epidemic
238
875000
2000
Очень много детей становились сиротами из-за эпидемии,
that grandmothers have taken the place of parents,
239
877000
3000
бабушки становились детям родителями,
and a lot of children had been born with HIV.
240
880000
3000
и множество детей рождались с вирусом ВИЧ.
A hospital in Zambia.
241
884000
2000
Больница в Замбии.
I begandocumenting the closeconnection
242
889000
3000
Я начал фиксировать тесную связь
betweenHIV/AIDS and tuberculosis.
243
892000
3000
между ВИЧ/СПИДом и туберкулёзом.
This is an MSFhospital in Cambodia.
244
895000
3000
Это больница «Врачей без границ» в Камбодже.
My pictures can play a supportingrole to the work of NGOs
245
903000
3000
Мои фотографии могут играть вспомогательную роль в работе неправительственных организаций,
by sheddinglight on the criticalsocialproblems they’re trying to deal with.
246
906000
4000
проливая свет на критические социальные проблемы, с которыми они пытаются справиться.
I went to Congo with MSF,
247
910000
3000
Я поехал с «Врачами без границ» в Конго,
and contributed to a book and an exhibition
248
913000
2000
мои фотографии были использованы в книге и выставке,
that focusedattention on a forgottenwar
249
915000
3000
обращавших внимание на забытую войну,
in whichmillions of people have died,
250
918000
2000
в которой погибли миллионы людей,
and exposure to diseasewithouttreatment is used as a weapon.
251
920000
4000
и на то, что подверженность заболеванию, для которого нет лечения, используется как оружие.
A malnourishedchildbeingmeasured
252
925000
2000
Здесь взвешивают голодающего ребёнка
as part of the supplementalfeedingprogram.
253
927000
2000
как часть программы по обеспечению питанием.
In the fall of 2004 I went to Darfur.
254
931000
3000
Осенью 2004 я поехал в Дарфур.
This time I was on assignment for a magazine,
255
935000
2000
В то время я работал на журнал,
but again workedclosely with MSF.
256
937000
2000
но по прежнему в тесном сотрудничестве с «Врачами без границ».
The internationalcommunity still hasn’tfound a way
257
939000
3000
Международное сообщество все ещё не нашло путь
to create the pressurenecessary to stop this genocide.
258
942000
4000
оказывать достаточное давление, чтобы остановить геноцид.
An MSFhospital in a camp for displaced people.
259
948000
3000
Госпиталь «Врачей без границ» в лагере для изгнанных людей.
I’ve been working on a long project on crime and punishment in America.
260
953000
4000
Я работал над большим проектом о преступности и наказаниях в Америке.
This is a scene from NewOrleans.
261
958000
2000
Эта сцена в Новом Орлеане.
A prisoner on a chaingang in Alabama
262
962000
3000
Заключённый на цепи в Алабаме
was punished by beinghandcuffed to a post in the middaysun.
263
965000
3000
был наказан тем, что был прикован наручниками к столбу в полуденный зной.
This experienceraised a lot of questions,
264
971000
2000
Этот опыт поднял много вопросов,
among them questions about race and equality
265
973000
3000
среди них вопросы расы и равенства
and for whom in our countryopportunities and options are available.
266
976000
5000
и для кого в нашей стране возможности и выбор доступны.
In the yard of a chaingang in Alabama.
267
981000
3000
Скованные заключённые во дворе тюрьмы Алабамы .
I didn’t see either of the planeshit,
268
987000
2000
Я не видел как самолёты врезались в башни Всемирного Торгового Центра.
and when I glanced out my window, I saw the first towerburning,
269
989000
3000
Когда я выглянул из окна, я увидел, что первая башня горит,
and I thought it might have been an accident.
270
992000
3000
и подумал, что это, наверно, пожар.
A fewminuteslater when I looked again
271
995000
2000
Несколько минут спустя, когда я взглянул снова
and saw the secondtowerburning, I knew we were at war.
272
997000
4000
и увидел вторую башню горящей, я знал, что мы на войне.
In the midst of the wreckage at GroundZero, I had a realization.
273
1002000
3000
В центре крушения, в точке Ground Zero, я это полностью осознал.
I’d been photographing in the Islamicworldsince 1981 —
274
1006000
4000
Я фотографировал в исламском мире с 1981,
not only in the MiddleEast, but also in Africa, Asia and Europe.
275
1010000
5000
не только на Ближнем Востоке, но также и в Африке, Азии и Европе.
At the time I was photographing in these differentplaces,
276
1015000
3000
Когда я фотографировал в этих разных местах,
I thought I was coveringseparatestories,
277
1018000
2000
я думал, что рассказываю разные истории.
but on 9/11 historycrystallized, and I understood
278
1020000
3000
Но когда появилась история 9/11, я понял,
I’d actually been covering a singlestory for more than 20 years,
279
1023000
5000
что, на самом деле, я рассказываю одну историю более чем 20 лет
and the attack on NewYork was its latestmanifestation.
280
1028000
3000
и атака на Нью-Йорк была её последним примером.
The centralcommercialdistrict of Kabul, Afghanistan
281
1032000
3000
Центральный деловой район Кабула, Афганистан
at the end of the civilwar,
282
1035000
2000
в конце гражданской войны,
shortly before the cityfell to the Taliban.
283
1037000
3000
незадолго до того, как город падёт в руки Талибана.
Landminevictimsbeinghelped
284
1043000
2000
Здесь оказывалась помощь жертвам подрыва на пехотных минах
at the RedCrossrehabcenterbeingrun by AlbertoCairo.
285
1045000
3000
в центре реабилитации Красного Креста, управляемого Альберто Каиро.
A boy who lost a leg to a leftovermine.
286
1050000
3000
Мальчик, потерявший ногу на старой мине.
I’d witnessedimmensesuffering in the Islamicworld
287
1053000
3000
Я был свидетелем безмерного страдания в Исламском мире
from politicaloppression, civilwar, foreigninvasions, poverty, famine.
288
1056000
5000
из-за политического гнёта, гражданских войн, вторжений, бедности, голода.
I understood that in its suffering,
289
1061000
2000
Я понимал, что в своих страданиях
the Islamicworld had been crying out. Why weren’t we listening?
290
1063000
5000
Исламский мир рыдал. Почему мы не слушали?
A Talibanfightershotduring a battle
291
1071000
2000
Боевик Талибана, убитый во время битвы,
as the NorthernAllianceentered the city of Kunduz.
292
1073000
4000
когда войска Северного Альянса вошли в город Кундуз.
When war with Iraq was imminent,
293
1083000
2000
Когда война с Ираком стала неизбежной,
I realized the Americantroops would be very well covered,
294
1085000
3000
я думал, что сторона американских войск будет очень хорошо освещаться,
so I decided to cover the invasion from insideBaghdad.
295
1088000
3000
поэтому я решил освещать вторжение из Багдада.
A marketplace was hit by a mortarshell
296
1097000
2000
В рынок попал миномётный снаряд,
that killedseveralmembers of a singlefamily.
297
1099000
3000
который убил нескольких членов одной семьи.
A day after AmericanforcesenteredBaghdad,
298
1104000
3000
На следующий день, после того как американцы вошли в Багдад,
a company of Marinesbeganrounding up bankrobbers
299
1107000
2000
группа морских пехотинцев окружила банду грабителей банка
and were cheered on by the crowds —
300
1109000
2000
и они был приветствуемы толпой —
a hopefulmoment that was shortlived.
301
1112000
2000
оптимистичный момент, которому не суждено продлиться долго.
For the first time in years,
302
1116000
2000
Первый раз за много лет
Shi’ites were allowed to make the pilgrimage
303
1118000
2000
шиитам разрешили совершить паломничество
to Karbala to observeAshura,
304
1120000
2000
в Карбалу, посетить Ашуру,
and I was amazed by the sheernumber of people
305
1122000
3000
и я был поражён огромным количеством людей
and how fervently they practicedtheirreligion.
306
1125000
2000
и тем насколько страстно они практиковали свою религию.
A group of menmarchthrough the streetscuttingthemselves with knives.
307
1130000
3000
Группа людей идущих по улицам и режущих себя ножами.
It was obvious that the Shi’ites were a force to be reckoned with,
308
1133000
4000
Было очевидно, что шииты были силой, с которой надо считаться,
and we would do well to understand them and learn how to deal with them.
309
1137000
5000
и было бы хорошо научиться понимать их и научиться иметь с ними дела.
Last year I spentseveralmonthsdocumenting our woundedtroops,
310
1144000
4000
Прошлый год я провёл, фотографируя наших раненых в войсках
from the battlefield in Iraq all the way home.
311
1148000
2000
с полей битвы в Ираке и по дороге домой.
This is a helicoptermedicgivingCPR
312
1152000
2000
Это врач в медицинском вертолёте, оказывающий первую помощь
to a soldier who had been shot in the head.
313
1154000
2000
солдату, который получил ранение в голову.
Militarymedicine has become so efficient
314
1159000
2000
Военная медицина стала настолько эффективной,
that the percentage of troops who survive after beingwounded
315
1161000
4000
что процент выживающих после ранения
is much higher in this war than in any other war in our history.
316
1165000
3000
намного выше в этой войне, чем в какой-либо другой во всей истории.
The signatureweapon of the war is the IED,
317
1170000
3000
Характерное оружие на этой войне — самодельное взрывное устройство,
and the signaturewound is severelegdamage.
318
1173000
3000
и характерное ранение — это сильное повреждение ног.
After enduringextremepain and trauma,
319
1178000
3000
После того, как человек вынес экстремальную боль и травму,
the woundedface a gruelingphysical
320
1181000
2000
ему предстоит жёсткая физическая
and psychologicalstruggle in rehab.
321
1183000
2000
и психологическая борьба в реабилитационной.
The spirit they displayed was absolutelyremarkable.
322
1188000
3000
Сила духа, которую они демонстрируют, — поразительна.
I tried to imaginemyself in theirplace,
323
1192000
2000
Я пытался представить себя на их месте
and I was totallyhumbled by theircourage and determination
324
1194000
4000
и я склоняю голову перед их мужеством и решимостью,
in the face of suchcatastrophicloss.
325
1198000
3000
перед лицом такой катастрофической потери.
Good people had been put in a very badsituation for questionableresults.
326
1202000
5000
Хорошие люди были поставлены в очень плохую ситуацию с сомнительным результатом.
One day in rehabsomeone, startedtalking about surfing
327
1210000
3000
Однажды кто-то в реабилитационной начал рассказывать о сёрфинге
and all these guys who’d never surfed before said, «Hey, let’s go.»
328
1213000
4000
и все эти парни, которые никогда не занимались сёрфингом, говорят: ««Почему бы и нет.»
And they wentsurfing.
329
1217000
2000
И они идут заниматься сёрфингом.
Photographers go to the extremeedges of humanexperience
330
1223000
3000
Фотографы исследуют крайние грани человеческого опыта,
to show people what’s going on.
331
1226000
2000
чтобы показать людям, что происходит.
Sometimes they put theirlives on the line,
332
1228000
3000
Иногда они рискуют жизнью,
because they believe your opinions and your influencematter.
333
1231000
4000
потому что они верят, что ваше мнение и ваше влияние имеет значение.
They aimtheirpictures at your bestinstincts,
334
1235000
4000
Они создают свои фотографии, ориентируясь на ваши лучше инстинкты —
generosity, a sense of right and wrong,
335
1239000
3000
благородство, чувство правильного и неправильного,
the ability and the willingness to identify with others,
336
1242000
4000
возможность и желание отождествлять себя с другими
the refusal to accept the unacceptable.
337
1246000
3000
отказ принять недопустимое.
My TEDwish:
338
1251000
2000
Моя TED-просьба:
there’s a vitalstory that needs to be told,
339
1253000
3000
это жизненно важная история, которая должна быть рассказана
and I wish for TED to help me gainaccess to it
340
1256000
4000
и я прошу TED помочь мне собрать её
and then to help me come up with innovative and excitingways
341
1260000
4000
и после помочь мне рассказать её по-новому,
to use newsphotography in the digitalera.
342
1264000
3000
используя новостные фотографии в цифровую эру.
Thank you very much.
343
1267000
2000
Большое спасибо.
(Applause)
344
1270000
15000
(Аплодисменты)
Награды Люси | Джеймс Нахтвей
Лауреат 2004 года: выдающиеся достижения в фотожурналистике
На протяжении более двух десятилетий Джеймс Нахтвей с помощью своей камеры разоблачает ужасающее существование войны и междоусобиц. Нахтвей не просто записывает образы боли, замешательства и жертв войны, но постоянно умудряется изобразить серьезные реалии трагедии в человеческом измерении.
Нахтвей изучал историю искусств и политологию в Дартмутском колледже, где на него сильно повлияли образы войны во Вьетнаме и движения за гражданские права.Он обучался фотографии, работая в торговом флоте, а в 1976 году начал работать газетным фотографом в Нью-Мексико.
В 1980 году он переехал в Нью-Йорк и начал карьеру фотографа-фрилансера для журналов. Его первым зарубежным заданием было освещение гражданских беспорядков в Северной Ирландии во время голодовки ИРА в 1981 году, и с тех пор Нахтвей посвятил себя документированию войн, конфликтов и критических социальных проблем. Его работа привела его из Северной Ирландии в Корею, из Афганистана в Руанду, из Южной Африки в Боснию, Чечню, Иерусалим и Косово.По его словам, «мир продолжается, история продолжает порождать трагедии. И очень важно, чтобы они документировались гуманным и убедительным образом. И поскольку я завоевал авторитет в прессе, и я чувствую ответственность продолжать…. Место — это привилегия и ответственность, от которой я не могу отказаться. Я должен продолжить ».
РаботаNachtwey демонстрирует интуитивное понимание силы универсального языка фотографии, позволяющего запечатлеть изображение со смыслом и передать правду.Его фотографии пронизывают исторические моменты поэтическим артистизмом, выходящим за пределы письменного слова. «Я был свидетелем, и эти фотографии — мои свидетельские показания. События, которые я записал, не должны быть забыты и не должны повторяться ».
Нахтвей работал фотографом по контракту с Time Magazine с 1984 года и работал с фотографиями Black Star и Magnum. У него были персональные выставки в Международном центре фотографии в Нью-Йорке, Bibliotheque Nationale de France в Париже, Palazzo Esposizione в Риме, Музее фотоискусства в Сан-Диего, Culturgest в Лиссабоне, мадридском Circulo de Bellas Artes, Фэи. / Галерея Кляйн в Лос-Анджелесе, Бостонский Массачусетский колледж искусств, Галерея Canon и Новая церковь в Амстердаме, Каролинум в Праге, шведский центр Hasselblad и другие.
Его многочисленные награды включают получение золотой медали Роберта Капы пять раз, фотографа года журнала шесть раз, премии World Press Photo дважды, премии Международного центра фотографии бесконечности трижды и премии Байо для военных корреспондентов дважды.
Нахтвей, однако, находит свою самую большую награду в его целеустремленности. По его собственным словам, «[Моя фотография] стала инструментом социальной осведомленности, а не чем-то, что делается ради самой фотографии, и это подтвердило мое первоначальное вдохновение.”
Джеймс Нахтвей — Профиль — PhotoWings
Фотокорреспондент Джеймс Нахтвей считается одним из величайших фотографов-документалистов своего поколения. Он был героем номинированного на «Оскар» документального фильма «Военный фотограф» в 2002 году швейцарского режиссера Кристиана Фрея . Джеймс посвятил себя документированию войн, конфликтов и важнейших социальных проблем более чем в 30 странах.
Нахтвей работает фотографом по контракту с Time Magazine с 1984 года. В 2001 году он стал одним из основателей фотоагентства VII. Он был связан с Black Star с 1980 по 1985 год и был членом Magnum с 1986 по 2001 год.
У Нахтвей были персональные выставки в Международном центре фотографии , в Нью-Йорке, Bibliotheque Nationale de France в Париже, Palazzo Esposizione в Риме, Museum of Photographic Arts в Сан-Диего, Culturgest в Лиссабоне, El Circulo de Bellas Artes в Мадриде, Fahey / Klein Gallery в Лос-Анджелесе, Massachusetts College of Art в Бостоне, Canon Gallery и Nieuwe Kerk в Амстердаме, Carolinum in Прага, Hasselblad Centre в Швеции и другие.
Он получил множество наград, таких как Золотая медаль Роберта Капы (пять раз), World Press Photo Award (дважды), Фотограф года по версии журнала (восемь раз), Международный центр фотографии «Бесконечность» . Награда (трижды), Leica Award (дважды), Bayeaux Award для военных корреспондентов (дважды), Премия Альфреда Эйзенштадта, Премия Содружества, Премия Мартина Лютера Кинга , Dr.Награда за международное гражданство Жана Майера , премия Генри Люса, награда Canon Photo essayist Award , Лейпцигская премия за свободу прессы , премия Дэниела Перла, Премия Дэна Дэвида и мемориал У. Юджина Смита Грант по гуманитарной фотографии . Он является членом Королевского фотографического общества и имеет степень почетного доктора изящных искусств Массачусетского колледжа искусств.
The Heinz Awards :: Джеймс Нахтвей
Джеймс Нахтвей получает премию Хайнца в области искусства и гуманитарных наук за выдающуюся способность использовать камеру, чтобы запечатлеть стойкость, силу и веру человечества перед лицом конфликта.
Фотограф, путешествующий по миру, г-н Нахтвей сделал тревожные, но честные фотографии войны и раздоров, запечатлев человеческие страдания, порождаемые конфликтами по всему миру на протяжении более четверти века. Его душераздирающий взгляд на личную драму обогатил понимание человечества во всех его аспектах и, как и в случае с любым другим художником, бросил вызов зрителям, чтобы они столкнулись со многими тревожными, но важными истинами.
Привлеченный к фотографии через изображения войны во Вьетнаме и Американского движения за гражданские права, г-н.Нахтвей сам научился пользоваться камерой во время службы в торговом флоте. В 1976 году он получил свою первую работу газетного фотографа в Нью-Мексико, а четыре года спустя переехал в Нью-Йорк, чтобы начать карьеру фотографа-фрилансера для журналов. В 1984 году он был нанят в качестве фотографа по контракту в журнал Time , где он и работает с тех пор.
Семикратный обладатель награды Magazine Photographer of the Year (присуждаемой несколькими организациями), г-н Нахтвей также удостоен множества других наград.Его фотографии передают человеческую драму голодовки ИРА в Северной Ирландии в 1981 году и с тех пор отражают острые модные конфликты и социальные проблемы в Сальвадоре, Никарагуа, на Западном берегу и в Газе, Афганистане и войне в Персидском заливе. 11 сентября 2001 года он столкнулся с разрушениями и хаосом на своем заднем дворе, выйдя из разрушенного здания, чтобы запечатлеть последствия террористических атак на башни Всемирного торгового центра в нижнем Манхэттене.
Г-н Нахтвей опубликовал три книги со своими фотографиями, в том числе Inferno , на котором изображены голод и шрамы войны в Румынии, Судане, Сомали, Боснии и других странах.Покойный известный фотограф Ричард Аведон назвал книгу «самой болезненной и красивой книгой в истории фотографии».
Со своей стороны г-на Нахтвей меньше интересует композиция фотографии, чем то, какое влияние она оказывает на зрителя. «Я хочу, чтобы первое воздействие и, безусловно, наиболее сильное воздействие было связано с эмоциональной, интеллектуальной и моральной реакцией на то, что происходит с этими людьми», — сказал он журналу Salon. Г-н Нахтвей снялся в документальном фильме «Военный фотограф», в котором рассказывалось о его двухлетних путешествиях по окопам Индонезии, Косово и Палестины.Фильм отражает сущность г-на Нахтвей как уединенного, преданного художника, который подходит к своей работе как гуманист.
Используя свой объектив в качестве учителя для просвещения мира в целом, Джеймс Нахтвей расширил наши глаза, коснулся наших сердец и пробудил сочувствие в наших душах. Как фотограф, чья работа вышла за рамки журналистики, он более четко сфокусировал на нас трагические последствия человеческих конфликтов, причем таким образом, который сохранится далеко за пределами нашей жизни.
Примечание. Этот профиль взят из памятной брошюры, опубликованной во время вручения награды.
ОБНОВЛЕНИЯ С ПОЛУЧЕНИЯ ПРЕМИИ HEINZ
Январь 2015 г. — Джеймс Нахтвей будет удостоен награды Американского общества редакторов журналов за жизненные достижения в 2015 году. — National Magazine Awards
Февраль 2012 г. — Джеймс Нахтвей удостоен третьей Дрезденской международной премии мира в Опере Земпера в Дрездене, Германия; и было отмечено, что он «один из тех, кто, не принимая во внимание опасность для себя, приносит нам такие картинки, картины, которые мы никогда не сможем забыть.И он делает это как моралист, как человек, который не просто надеется, а верит, что его фотографии могут изменить наш образ мышления »- Semperoper Dresden
Речь
14.11.2006 — Речь о приемеДля меня большая честь и удовольствие находиться здесь сегодня вечером. Есть много, много людей, которых нужно поблагодарить, которые помогли мне на этом пути, но я особенно хочу упомянуть Мишель Стивенсон и Марианн Голон, которые защищали мою работу в течение многих лет, и Майкла Вайскопфа, чей поступок отваги и самопожертвования спас мне жизнь и жизни. других.
Я хочу выразить сердечную благодарность и уважение г-же Хайнц, всем сотрудникам Фонда семьи Хайнц за вашу щедрость, вашу жизненную силу, за ваше мужество и дальновидность в преодолении препятствий. Для меня самые важные вопросы об искусстве касаются не столько концепций и формальностей, сколько способности установить настоящую человеческую связь и передать эту связь массовой аудитории. Информированная и образованная общественность необходима для нормального функционирования демократии.И я хочу воспользоваться этой возможностью, чтобы поблагодарить своих коллег, которые рисковали своими жизнями и во многих случаях потеряли свои жизни, потому что они считали, что наше мнение имеет ценность и действительно может иметь значение. То, что, я надеюсь, мы никогда не примем как должное.
Большое спасибо.
Джеймс Нахтвей призывает к миру с Memoria на Fotografiska Stockholm
Memoria
Джеймс Нахтвей 14 июня — 15 сентября Fotografiska Stockholm
Джеймс Нахтвей, один из самых уважаемых фотожурналистов в мире и известный репортер своего времени в области визуальной войны, представит большую ретроспективу Memoria в Fotografiska.Фотографии на выставке выстроены в виде повествовательных последовательностей, которые включают в себя многие из наиболее выдающихся работ Нахтвей с почти 150 фотографиями и фильмом Томаса Норданстада.
Джеймс Нахтвей родился в штате Нью-Йорк и окончил Дартмутский колледж, где изучал историю искусства и политологию. На то, чтобы стать фотографом, на него повлияли изображения войны во Вьетнаме и Американского движения за гражданские права. Он начал свою карьеру газетного фотографа в 1976 году и стал фрилансером в 1980 году.С тех пор он работал по всему миру, занимаясь документированием войн и критических социальных проблем.
Нахтвей работал фотографом по контракту с журналом TIME с 1984 года. Он был членом Magnum с 1986 по 2000 год и был одним из основателей фотоагентства VII, где он был участником с 2001 по 2008 год, когда стал независимым.
Фото: Афганистан, Кабул, 1996 г. © James Nachtwey Archive_ Художественный музей Гуда, Дартмут
Nachtwey сосредоточены на последствиях несправедливости и насилия, но при этом вызывают чувство сострадания и сочувствия.В рамках масштабных исторических событий мирового значения он документирует сокровенные моменты человечества. Его фотографии могут казаться законченными формально, но они спонтанны, интуитивно понятны и часто составлены за доли секунды.
Фото: Босния и Герцеговина, Мостар, 1993 г. © Архив Джеймса Нахтвей, Художественный музей Худ, Дартмут
»Как фотограф, он одарен способностью снимать поразительные композиции, действуя как наблюдатель за миром, в котором мы живем, часто подвергая опасности свою жизнь, но всегда с величайшим уважением к наиболее уязвимым — жертвам среди гражданского населения.Нахтвей — проницательный свидетель, посвятивший свою карьеру документированию некоторых из наиболее важных вопросов современной истории. То, что Fotografiska представляет эту необычайно важную выставку Memoria , является частью нашего видения — вдохновить более сознательный мир », — говорит Лиза Хайден, менеджер выставки Fotografiska.
Фото: Западный берег, Рамаллах, 2000 г. © Архив Джеймса Нахтвей, Художественный музей Худ, Дартмут
По словам режиссера Вима Вендерса во время хвалебной речи, когда Нахтвей получил Дрезденскую премию:
“…. потому что он никогда не переставал верить в то, что за его работой стоит причина, потому что он никогда не переставал верить, что его изображения имеют максимально возможное влияние, только если глаз и сердце, стоящее за ними, имеют неизменную веру в человечество и его способность к состраданию . По всем этим и многим другим причинам мы должны перестать называть его «военным фотографом». Вместо этого смотрите на него как на мирного человека, человека, чье стремление к миру заставляет его идти на войну и подвергать себя опасности … чтобы заключить мир ».
Фото: Нью-Йорк, 2001 г. © Архив Джеймса Нахтвей, Художественный музей Худ, Дартмут
Нахтвей получил множество наград в области журналистики, а также за свой вклад в искусство и гуманитарную деятельность. В 2001 году был лауреатом Премии Содружества. В 2003 году он получил премию Дэна Дэвида, а в 2007 году премию TED, а также премию Хайнца в области искусства и гуманитарных наук. В 2012 году он получил Дрезденскую премию за содействие миру во всем мире.В 2016 году Нахтвей была удостоена премии принцессы Астурийской. В 2017 году он был занесен в Международный зал славы фотографии.
Nachtwey пять раз был награжден золотой медалью Роберта Капы за исключительное мужество и предприимчивость. Он восемь раз был назван фотографом года по версии журнала. Он дважды получал главный приз от World Press Photo Foundation, трижды — премию Infinity в области фотожурналистики, дважды — премию Байо для военных корреспондентов и дважды премию Leica.Он был награжден наградами за заслуги перед зарубежным пресс-клубом, TIME, Inc. и Американским обществом редакторов журналов. Кроме того, он получил премию Генри Люса за корпоративное лидерство, премию Лейпцигского фонда за продвижение свободы прессы и премию доктора Жана Майера за глобальное гражданство.
В 2001 году полнометражный документальный фильм «Военный фотограф» режиссера Кристиана Фрея о жизни и творчестве Джеймса Нахтвей был номинирован на премию Оскар.Его книги включают «Деяния войны» и «Ад».
Фото: Судан, Дарфур, 2003 г. © Архив Джеймса Нахтвей, Художественный музей Худ, Дартмут
фотографий Нахтвей входят в постоянные коллекции Музея современного искусства, Музея американского искусства Уитни, Музея современного искусства Сан-Франциско, Бостонского музея изящных искусств, Национальной библиотеки Франции, Центра Помпиду и Гетти. Музей среди других площадок. У него было множество персональных выставок по всему миру.
Он получил почетные докторские степени Дартмутского колледжа, Академии художеств Университета, Массачусетского колледжа искусств и Сент-Майклз-колледжа, а также звание почетного профессора Университета Шаньдун.
Продолжая свою работу в качестве практикующего фотографа-документалиста, Нахтвей стал временным научным сотрудником в Дартмуте, который приобрел архив работ его жизни.
Footnote: Фотографии для прессы нельзя обрезать, только для публикации в прессе во время и до конца периода выставки в Fotografiska.
Фактов о Fotografiska: Fotografiska Stockholm — это не только самый уважаемый в мире музей, посвященный миру фотографии. Концепция также включает в себя ресторан, удостоенный международных наград, избранный «Рестораном-музеем года 2017», а также вдохновляющие помещения для мероприятий, известную академию и магазин с обширным выбором фотокниг.
Благодаря большой сети фотографов мирового уровня, Fotografiska Stockholm с момента открытия провела более 170 выставок, в том числе работы таких знаковых мастеров, как Энни Лейбовиц, Дэвид Лашапель, Ирвинг Пенн, Хельмут Ньютон, Сара Мун, Ник. Брандт и Андрес Серрано, а также многообещающие молодые фотографы.
Занимая спорные вопросы и выходя далеко за рамки традиционных художественных учреждений, Fotografiska зарекомендовала себя как влиятельный человек, играя активную роль в шведском обществе.
Цель проста — использовать силу фотографии для объединения, распространения информации и создания положительного воздействия.
Чтобы вдохновить более сознательный мир.
Семья Fotografiska, открывшаяся в Стокгольме в 2010 году, сейчас растет и расширяется до творческого городка Теллискиви в Таллинне и Парк-авеню в Нью-Йорке.Принимая во внимание эти лучшие места, Fotografiska стремится переопределить традиционный музейный опыт, создавая городские места для встреч, где гражданам мира предлагается жить, вдохновляться, подвергать сомнению само собой разумеющееся и расти как личности.
Джеймс Нахтвей | Memoria | Фотографиска
Джеймс Нахтвей родился в штате Нью-Йорк и окончил Дартмутский колледж, где изучал историю искусства и политологию.На то, чтобы стать фотографом, на него повлияли изображения войны во Вьетнаме и Американского движения за гражданские права. Он начал свою карьеру в качестве газетного фотографа в 1976 году и стал внештатным сотрудником в 1980 году. С тех пор он работал по всему миру, занимаясь документированием войн и критических социальных проблем.
Нахтвей работал фотографом по контракту с журналом TIME с 1984 года. Он был членом Magnum с 1986 по 2000 год и был одним из основателей фотоагентства VII, где он был участником с 2001 по 2008 год, когда стал независимым.
ИзображенияNachtwey сосредоточены на последствиях несправедливости и насилия, но при этом вызывают чувство сострадания и сочувствия. В рамках масштабных исторических событий мирового значения он документирует сокровенные моменты человечества. Его фотографии могут казаться законченными формально, но они спонтанны, интуитивно понятны и часто составлены за доли секунды.
»Как фотограф, он одарен способностью снимать поразительные композиции, действуя как наблюдатель за миром, в котором мы живем, часто подвергая опасности свою жизнь, но всегда с величайшим уважением к наиболее уязвимым — жертвам среди гражданского населения.Нахтвей — выдающийся наблюдатель и проницательный свидетель, посвятивший свою карьеру документированию некоторых из наиболее важных вопросов современной истории. То, что Fotografiska представляет эту необычайно важную выставку Memoria , является частью нашего видения — вдохновить более сознательный мир », — говорит Лиза Хайден, менеджер выставки Fotografiska.
Процитирую режиссера Вима Вендерса во время хвалебной речи, когда Нахтвей получил Дрезденскую премию:
«… потому что он никогда не переставал верить в то, что за его работой стоит причина, потому что он никогда не переставал верить, что его изображения имеют величайшее значение. возможный эффект только в том случае, если глаз и сердце, стоящее за ними, непоколебимо верят в человечество и его способность к состраданию.По всем этим и многим другим причинам мы должны перестать называть его «военным фотографом». Вместо этого смотрите на него как на мирного человека, человека, чье стремление к миру заставляет его идти на войну и подвергать себя опасности … чтобы заключить мир ».
Нахтвей получил множество наград в области журналистики, а также за свой вклад в искусство и гуманитарную деятельность. В 2001 году был лауреатом Премии Содружества. В 2003 году он получил премию Дэна Дэвида, а в 2007 году премию TED, а также премию Хайнца в области искусства и гуманитарных наук.В 2012 году он получил Дрезденскую премию за содействие миру во всем мире. В 2016 году Нахтвей была удостоена премии принцессы Астурийской. В 2017 году он был занесен в Международный зал славы фотографии.
Nachtwey пять раз был награжден золотой медалью Роберта Капы за исключительное мужество и предприимчивость. Он восемь раз был назван фотографом года по версии журнала. Он дважды получал главный приз от World Press Photo Foundation, трижды — премию Infinity в области фотожурналистики, дважды — премию Байо для военных корреспондентов и дважды премию Leica.Он был награжден наградами за заслуги перед зарубежным пресс-клубом, TIME, Inc. и Американским обществом редакторов журналов. Кроме того, он получил премию Генри Люса за корпоративное лидерство, премию Лейпцигского фонда за продвижение свободы прессы и премию доктора Жана Майера за глобальное гражданство.
В 2001 году полнометражный документальный фильм «Военный фотограф» режиссера Кристиана Фрея о жизни и творчестве Джеймса Нахтвей был номинирован на премию Оскар.Его книги включают «Деяния войны» и «Ад».
фотографий Нахтвей входят в постоянные коллекции Музея современного искусства, Музея американского искусства Уитни, Музея современного искусства Сан-Франциско, Бостонского музея изящных искусств, Национальной библиотеки Франции, Центра Помпиду и Гетти. Музей среди других площадок. У него было множество персональных выставок по всему миру.
Он получил почетные докторские степени в Дартмутском колледже, Академии художеств, Университете искусств, Массачусетском колледже искусств и Св.Michaels College и звание почетного профессора Шаньдунского университета.
Продолжая свою работу в качестве практикующего фотографа-документалиста, Нахтвей стал временным научным сотрудником в Дартмуте, который приобрел архив работ его жизни.
⟶ Выставка: 14 июня — 15 сентября
Джеймс Нахтвей: мы должны глубоко подумать, прежде чем люди пойдут на войну
* Джеймс Нахтвей — один из величайших фотографов нашего времени. Почти четыре десятилетия он наблюдал за страданиями лицом к лицу, документируя бедность, голод, болезни и конфликты.Он решил стать военным фотографом после просмотра изображений из Вьетнама, сделанных репортерами, такими как Дон Маккаллин, в основном из-за того, что эти фотографии могут подстрекать людей к восстанию против войны. Несмотря на то, что почти всю свою карьеру он провел в зонах боевых действий, он представляет себя антивоенным фотографом и по-прежнему верит в силу изображений для предотвращения конфликтов. Он только что был награжден премией принцессы Астурийской в области коммуникации и гуманитарных наук. *
* Джеймс Нахтвей, добро пожаловать, спасибо, что были с нами в Euronews, и поздравляем с этой наградой.Почему вы делаете эту работу, особенно военную часть? Британский фотограф Дон Маккаллин говорит, что вы можете быть военным фотографом в долгосрочной перспективе, только если у вас есть цель? Какова ваша цель? *
Потому что люди должны знать, что происходит в мире. А когда идет война, на карту поставлено очень многое для людей, участвующих в войне, и для всего остального мира. Фотографии могут скрыть политическую риторику, которая всегда сопровождает войну. Это своего рода оправдание для людей, ведущих войну.
И фотографы на земле; они видят, что происходит с отдельными людьми. Они демонстрируют эффект войны и привлекают к ответственности лиц, принимающих решения, и политиков, ведущих войну. И это способ заставить общественное мнение оказать давление на перемены.
* Считаете ли вы, что картина может быть противоядием от войны? *
Да. Я думаю, что в каком-то смысле фотография, показывающая истинное лицо войны, является антивоенной фотографией.По моему опыту видения того, что война делает с людьми и обществом, было бы очень трудно продвигать это. Итак, я думаю, что фотографии, которые показывают истинное лицо войны, в некотором роде служат посредником против использования войны как средства проведения политики.
Я думаю, что есть вещи, за которые стоит сражаться в этой жизни, и я думаю, что люди должны защищаться, но я также думаю, что мы должны осознавать, куда ведет война, каковы неизбежные последствия войны с человеческой точки зрения. И мы никогда не должны забывать об этом, и мы должны глубоко задуматься над этим, прежде чем люди решатся на войну.
* Вы прошли десятки войн. Есть ли один, который пометил вас больше, чем другие? *
Когда кто-то страдает, когда кто-то подвергается преследованию, трудно сказать, что один важнее другого. Я думаю, что все они одинаково важны. Но, сказав это, геноцид в Руанде был чем-то настолько экстремальным и необычным, что на самом деле мне было очень трудно понять, как могло случиться так, что от 800000 до миллиона человек были убиты своими соотечественниками за три месяца, использование сельскохозяйственных орудий в качестве оружия.
Наступает момент, когда кто-то поднимает мачете или топор над головой невиновного человека, что позволяет им обрушить это оружие на своих соседей? Я действительно не могу этого понять.
Черно-белый
* Большая часть вашей работы выполняется в черно-белом режиме. Если ваша цель — изобразить реальность, реальность формируется не в черно-белом, а в цвете. Почему черное и белое? *
Верно, черно-белое не реально, это абстрактно.Но то, что он делает, — это, как мне кажется, он извлекает суть того, что на самом деле происходит, потому что сам по себе цвет — это просто сильное явление в физическом смысле, которое в некотором смысле конкурирует с тем, что происходит на картинке. Он пытается стать предметом картины. Итак, если вы абстрагируете его в черно-белом, он извлекает суть происходящего, не конкурируя с цветом.
* Чем отличается хорошее изображение от знакового? Из чего состоят культовые изображения? *
Это должно быть что-то очень сильное, подлинное и глубоко человечное, выраженное через изображение.Это должна быть ситуация, которая должна быть исторически значимой, и вы знаете, что в журналистике вы должны оказаться в нужном месте в нужный момент, что звучит просто, но на самом деле, как вы знаете, это чрезвычайно сложно.
Я думаю, что это должно быть условием осведомленности общественности об определенном событии; он должен достичь определенной точки, прежде чем изображение станет культовым. Например, фотография мальчика Айлана Курди, утонувшего у берегов Турции, появилась в тот момент, когда мир достаточно осознал эту ситуацию.Затем это всколыхнуло общественное мнение.
Фотография Ким Фук, молодой девушки, бежавшей из Напалма во время войны во Вьетнаме. Это произошло в то время, когда было достаточно осведомленности о войне и были протесты против войны. Затем эта картина снова всколыхнула общественное мнение.
* Кстати, об этом жестко отразились изображения и СМИ. Вы знаете из первых рук, что издатели и редакторы часто неохотно демонстрируют такие изображения — вы упомянули пример Айлана Курди, который является очень хорошим — и наиболее часто используемый аргумент заключается в том, что, публикуя эти изображения, мы в некотором роде подрываем достоинство жертв.Есть ли в этом смысл для вас? *
То, что люди страдают, не означает, что у них нет достоинства. То, что у людей есть страх, не означает, что им не хватает смелости. То, что люди переживают трудные обстоятельства, не означает, что у них нет надежды. Тогда фотографии не обязательно унижают достоинство. Не думаю, что фотография Айлана Курди унижала его достоинство.
Я думаю, что это вызвало большую симпатию к мальчику, его семье и всем иммигрантам.И если бы это была картина, которая в некотором роде не имела достоинства, не признавала принесенную жертву, тогда эта картина не имела бы никакого эффекта.
* Что ж, Джеймс Нахтвей, большое спасибо, было очень приятно поговорить с вами и позаботиться об этом. *
Добро пожаловать.
Джеймс Нахтвей, Питер Хау
Это восемь вечера. в четверг вечером в журнале Time через девять дней после разрушения Всемирного торгового центра.Джим Нахтвей отдыхает от редактирования дневные снимки с Уолл-стрит, чтобы поговорить с Цифровой журналист. Он работает уже девятый день. история, и он выглядит очень, очень усталым. Хотя слово «повезло» кажется совершенно неуместным применительно ко всему, что произошло в сентябре 11th 2001, Time и его читатели могут считать себя удачливыми, что Нахтвей работает фотографом по контракту для журнала, его квартира находится в комплексе морского порта на Саус-стрит, и что он был там в время, когда произошло нападение.Самое замечательное из этих обстоятельств последний. Нахтвей проводит больше времени вдали от дома, чем в его квартира. Где, казалось бы, безграничная неспособность человечества жить друг с другом взрывается насилием, вот где вы найти его. Его работа привела его из Северной Ирландии в Корею, из Афганистан в Руанду, из ЮАР в Боснию, Чечню, Иерусалим и Косово. Этот список можно продолжить.
Хотя усталый до костей, он говорит со спокойной силой и властью мужчины кто видел больше смертей и разрушений за свою жизнь, чем большинство люди. Но даже он не ожидал этого буквально в собственной спине. двор:
«Когда началось нападение, я находился в своей квартире в Морской порт на Саут-стрит, прямо напротив Нижнего Манхэттена. Я слышал звук, который был необычным.Я достаточно далеко, чтобы это не было тревожным, но определенно необычным. Оно пришло со стороны Всемирного торгового центра, поэтому я отправился в в окно и увидел горящую башню ».
Сделав несколько снимков с крыши своего дома, Нахтвей собрал свои фотоаппараты и пленку и совершил короткую десятиминутную прогулку к башням-близнецам. К тому времени, как он добрался до второй башни был ранен, и людей эвакуировали из обоих зданий.
«Все было не так хаотично, как вы думаете. Я думаю, что настоящий хаос происходил внутри башен с людьми, которые оказались в ловушке. Выходящие на улицу люди изначально не воспринимали всерьез. ранен. Они были напуганы, некоторые получили незначительные травмы, но Я думаю, что настоящая паника и настоящий ужас и настоящий хаос был внутри башен ».
Хаос поразил уровень улицы, когда сначала одно, а затем оба здания рухнул.Люди, которых привлекла сцена, теперь начали в панике убегает в тщетной попытке убежать от окутывающего облака дыма и пепла. Именно в тот момент, когда упала вторая башня, Нахтвей сам чуть не стал жертвой. Он рассказывает историю в спокойный, почти прозаичный тон голоса:
«Как только башня упала, люди действительно исчезли. Все они сбежали или оказались в ловушке. Итак, моим инстинктом было отправиться туда, где башня упала.Мне казалось совершенно невероятным, что Всемирный торговый центр мог лежать на улице, и я чувствовал себя очень вынужден сделать изображение этого. Итак, я пробился туда через дым. Он был практически безлюден, и это походило на съемочную площадку. из фантастического фильма. Очень апокалиптический. Очень странная атмосфера солнечного света, проникающего сквозь пыль и разрушенные обломки зданий, лежащих на улице.Когда я фотографировал разрушение первой башни, вторая башня упала, а я стоял прямо под ним, буквально прямо под ним. К счастью для меня и к сожалению для людей с западной стороны он указан на западе. Но я все еще был под этой лавиной падающих обломков конструкционной стали, алюминиевый сайдинг здания, стекло; тонны материала были падает прямо на меня.Я понял, что у меня было несколько секунд найти укрытие, иначе меня убьют.
«Я разбил в вестибюль отеля «Миллениум», который находился прямо напротив улице от Северной башни, и я сразу понял, что это холл гостиницы собирались выносить. Обломки полетят прямо через пластинчатое стекло и просто уничтожьте его. Не было защита вообще.
Больше некуда было повернуться, уж точно не было времени. Это было о случиться в любой момент. Я увидел открытый лифт и бросился внутрь. Положить моя спина к стене, думая, что это обеспечит некоторую защиту, Что он и сделал, и примерно через секунду вестибюль был убран. я видел кого-то стоящего снаружи, и там был рабочий-строитель Который влетел в лифт вместе со мной, когда обломки пронеслись сквозь вестибюль, и он мгновенно стал черным как смоль, как будто вы были в шкаф с выключенным светом и завязанными глазами.Ничего не видно. Дышать было очень трудно. Мой рот, мой нос, мои глаза были заполнены пеплом. На мне была шляпа. Я начал дышать через шляпу. И вместе мы с этим другим мужчиной ползли, нащупывая, пытаясь найти наш выход. Сначала я подумал, что здание обрушилось на нас и что мы были в кармане, потому что было так темно. И мы просто продолжили ползать, и я начал видеть мигающие огни….небольшое мигание огни … и я понял, что это были направленные огни автомобилей, которые были разрушены, и были все еще включен. И тут я понял, что мы на улице, хотя на улице он был таким же черным, как и в отеле лобби, и что мы сможем найти выход. Понадобилась пара блоков, чтобы спрятаться от дыма, и мы вышли.”
Это Распространено мнение, что в бою, фотографируете ли вы или сражаются, те, у кого меньше всего опыта, наиболее вероятны быть убитым. Знакомство Нахтвей с опасными для жизни ситуациями сыграли важную роль в его способности пережить крах и продолжать работать.
«Это все было инстинктивно, и я принимал очень быстрые решения с очень мало времени, чтобы сэкономить.И я думаю, что я принял правильные решения потому что я все еще здесь. И я думаю, что мне тоже повезло. Я не сложить в таких ситуациях. Я был в них достаточно раз, чтобы каким-то образом развили способность продолжать работать… продолжать делать свою работу… продолжать идти вперед. На пути к выходу из дым и пепел, я на самом деле фотографировал заходящих поисковиков. Я понял, что я попытался прочистить глаза, как мог, и поймать свой дыхание, и я понял, что должен найти свой путь к тому, что теперь стало известный как «Ground Zero».«Это заняло некоторое время. Я должен был работать мой путь туда. Мне пришлось ускользать от некоторых людей, которые пытались помешать меня и нашел путь, и как только я был там, я провел весь день там, фотографируя пожарных, ищущих людей, которые в ловушке ».
Хотя падение второй башни было самой большой угрозой для его личной безопасности, во многих отношениях его первый взгляд на Ground Zero был очень травматично.
«Я был в состоянии недоверия. Было очень неприятно видеть это массовое разрушение в моем собственном городе, в моей собственной стране. Сцены были очень знакомы. Я был в Грозном, когда его измельчали российскими артиллерийскими и авиационными бомбардировками. Я провел пару лет в Бейруте во время различных осад и бомбардировок. Так что это вид разрушения было знакомо мне, но теперь это было буквально в моем собственный двор.И я думаю, что американцы учатся отсюда то, что мы теперь являемся частью мира в том смысле, в котором мы никогда не было раньше ».
Хотя местность была знакома тем, кто населял, он был другим.
«Передовыми войсками в данном бою были пожарные. и они подвергают себя опасности. Многие из них погибли. Но они были войсками на передовой, никого не убив; они шли там, чтобы спасти людей.Это сделало его совсем другим ».
Еще одним отличием было отсутствие видимых жертв, а это усложняет эмоциональную реакцию Нахтвея на сцены, он фотографировал. В конце восьмидесятых годов журнал LIFE присвоил ему сделать рассказ о голоде, происходящем в Судане. Ему предоставили магнитофон, чтобы он записывал свои чувства на конец рабочего дня, и эти записи должны были обеспечить текст, сопровождающий фотографию.Когда он вернулся, у него были превосходные фотографии, но кассеты с лентой были пусты. Причина? Он волновался что рассказ о своем опыте даже на магнитофон рассеять его гнев, и что он нуждался в гневе, чтобы фотографировать острый. Во Всемирном торговом центре было непросто использовать эту мотивацию.
“Я думаю, потому что я не видел мертвых. Они были внизу и было неясно, сколько там было в тот момент.Я не свидетельствуйте о людях, страдающих из-за того, что они были невидимы. Я не чувствую это так же сильно, как, например, когда я пошел к голодающему насмерть, чтобы увидеть людей, вырубленных снайперским огнем. Он не попал дома вроде еще нет. Это было действительно больше шока и недоверия. Гнев, безусловно, нарастает. Я не думаю, что полностью эмоционально справился с этим, я был так занят работой. Я не полностью обработал это событие.
Еще один незнакомый для Nachtwey аспект ситуации работал бок о бок с местными фотографами, многих из которых он не знать. Учитывая характер своей работы, он редко снимает в Нью-Йорке, и не знаком со многими коллегами из своего родного города. Их работа над эта история заслужила его безоговорочное восхищение:
«Я никогда не видел более удивительных снимков от такого количества фотографов. как эта история.В Нью-Йорке должно быть полно невероятно талантливых фотографов которые, вероятно, очень редко имеют возможность показать, на что они способны этот уровень. Изображения были ошеломляющими. Я полагаю много людей Я не знаю, не знал, потому что не знаю я столько снимаю здесь. Я не знаю местных фотографов. Я очень уважаю их талант ».
То, что эти фотографы продемонстрировали высокий уровень профессионализма, было также приятно видеть.В сложившихся обстоятельствах это сводилось к уважая спасателей и не препятствуя их усилиям.
«Думаю, мерилом профессионализма было то, как они со спасательным персоналом. Они мешали? Были ли они становишься слишком напористым? Слишком агрессивно? И прерывая поток спасательной операции, и я никогда не видел, чтобы кто-нибудь хоть сколько-нибудь вмешивался Кстати с любым пожарным, любым полицейским, любой скорую помощь.Все были чрезвычайно чувствительны, очень осведомлены о том, где они находятся, что происходит и то, что требовалось ».
В результате такого поведения было проявлено очень мало враждебности от спасателей фотографам.
«Я думаю, что спасатели были слишком заняты, чтобы платить нам много ума. И поскольку мы не мешали им, они не обращали на нас много внимания, если только они не хотели какая бы у них ни была личная причина.Полиция была другой иметь значение. Я думаю, они инстинктивно стараются держать нас подальше от чего-либо. Я думаю, что, к сожалению, это просто характер отношений ».
На него также произвело впечатление то, как отреагировали публикации и количество места, которое они посвятили неподвижным изображениям. Как будто журналистика внезапно заново открыли для себя его корни, и публика откликнулась. Газеты и журналы по всей стране распродавались.Даже новые медиа забил несколько заметных вех. Первый день, когда Нахтвей картинки были размещены на time.com там было более двух миллионов страниц просмотров, что эквивалентно более шестисот тысячам человек в всего один период в двадцать четыре часа. Еще одним заметным достижением было что впервые за несколько дней после трагедии количество людей, посещающих новостные сайты в Интернете, превосходило поиск порнографии.Придется подождать и посмотреть, начало возрождения фотожурналистики, как некоторые люди предсказывал, но Нахтвей настроен оптимистично.
«Надеюсь, издатели и редакторы обратят на это внимание. Я думаю что в неподвижном изображении есть сила, которой нет в другие формы. Я думаю, что в этом даже есть необходимость потому что многие люди не смотрели бы неподвижные изображения если в этом нет нужды.Шестьсот тысяч человек просматривают мой сайт мало по сравнению с телеаудиторией, но я думаю, что это число важно. Это своего рода тест на массовое обращение ».
На протяжении всего интервью был очевиден уровень стресса и истощения. на лице Нахтвея, в языке его тела и в голосе. Он человек, который привык доводить себя до предела, но есть прийти к точке, где этот предел прекратится.Спустя более двадцати лет подверженности опасностям и конфликтам, страданиям и отчаянию, насилию и хаоса, большинство людей достаточно плакали бы. Нет, пока нет.
«Много лет назад я чувствовал, что видел слишком много и не видел. хочу увидеть больше трагедий в этом мире. Но, к сожалению, мир продолжается, история продолжает порождать трагедии. И это очень важно, чтобы они были задокументированы гуманно, убедительно путь.И поскольку я завоевал доверие в прессе … я чувствую ответственность продолжать. Но поверьте мне, когда я это говорю Я бы предпочел, чтобы этого никогда не было, и я мог бы либо сфотографировать что-то совсем другое или совсем не быть фотографом. Это не такой, какой есть в мире. Насколько я вижу сейчас, я все еще здоровый Я понимаю ценность этого и думаю, что у меня еще есть место. Наличие места — это привилегия и ответственность, от которой я не могу отказаться. моя спина.Я должен продолжить ».
Оглядываясь назад на бессмысленный преступный акт 11 сентября 2001 г.
пугающе ясно, что выход на пенсию для Джеймса Нахтвей — это много
лет прочь.
©
2001 Питер Хоу
Введите Фотогалерея Джеймса Нахтвей
.