Немцы на войне: «Это утомительная война»: о чем немцы писали домой

Пленным немцам пришлось восстанавливать разрушенные города

Обер-фельдфебель 1 роты 213 полка 73 немецкой пехотной дивизии Кик рассказал:

«Три недели тому назад в Крым в полном составе прибыла 111 пехотная немецкая дивизия. В одной из радиопередач на немецком языке русские по этому поводу заявили, что в крымскую «фрицеловку» попала еще одна немецкая дивизия. Так оно и получилось. Наступление русских не было неожиданным. Мы к нему были подготовлены. Однако сообщение о глубоком прорыве вызвало всеобщую растерянность».

В откровениях пленных не только сожаление. Некоторые объясняют: им стыдиться или смущаться нечего, они просто выполняли приказы.

Писатель и фронтовой корреспондент Илья Эренбург, беседовавший с двумя солдатами 329-го саперного батальона, услышал от рядового Поша:

Его напарник Бишоф объяснял:

«Я не хотел специально жечь людей. Я миролюбивый человек. Но у нас было мало времени. Часто мы поджигаем дом, а там находятся люди. Если мы начнем их выгонять, пройдет время… Я сжег немного — человек семь или восемь».

В общем, ничего личного, служба.

Такие и уехали в лагеря для военнопленных, будучи уверенными, что если действовать по приказу, то нет греха в том, чтобы жечь, убивать, вешать. Возможно, осознание пришло позже. А может, не пришло вовсе…

Война «фрицев». Обычные немцы и мировая катастрофа

«Не жди меня. Отпуска не будет. Нас через пару минут рассадят по грузовикам. Пришел мобилизационный приказ».

Это письмо, вернее, записку, отправленную парой дней ранее, жительница городка Лаутербах в Вюртемберге Ирена Райтц получила 1 сентября 1939 года. Написавший ее жених Ирены Эрнст Гуйкинг в этот день в составе 163-го пехотного полка вермахта пересек границу Польши. Тогда, ровно 80 лет назад, Германия начала войну, которая станет Второй мировой. Правда, на протяжении всей войны в немецких календарях в качестве дня ее начала значилось не первое, а третье сентября, когда войну Германии объявили союзники Польши – Великобритания и Франция. День же нападения на Польшу был для немцев лишь датой «контратаки», предпринятой, как уверяла нацистская пропаганда, в ответ на серию пограничных провокаций со стороны поляков.

Каждый обязан быть немцем

«Мы не можем желать падения Третьего рейха из чувства огорчения или неприязни, как многие. В этот час борьбы с внешней угрозой мы не можем надеяться на восстание или переворот», – записывал в дневнике в первый день войны немецкий литератор Йохен Клеппер, набожный протестант и противник Гитлера, женатый на еврейке. А учитель из города Фульда, католик и член НСДАП с 1935 года Вильм Хозенфельд писал тогда же: «Сейчас все внутренние политические разногласия должны уйти на задний план. Каждый обязан быть немцем». Позднее, будучи призванным на фронт, Хозенфельд останется столь же ярым патриотом, но отойдет от нацистских идей и, находясь на службе в оккупированной Варшаве, спасет от гибели двух евреев.

Что означало – быть на стороне агрессора в войне, начавшейся 80 лет назад, и почему абсолютное большинство немцев не считало свою страну агрессором? Как менялось в течение почти шести военных лет восприятие происходящего населением Германии – солдатами на фронте и гражданскими лицами в тылу? Остается ли проблема вины в развязывании Второй мировой актуальной для сегодняшних немцев? Об этом в интервью Радио Свобода рассказывает Йохен Бёлер – профессор университета Йены, автор ряда книг по истории Второй мировой войны, прежде всего о польской кампании 1939 года, военных преступлениях и Холокосте.

– Как реагировали обычные немцы на сообщение о начале войны, о том, что войска их страны вторглись в Польшу?

– Я бы назвал превалировавшую в обществе реакцию несколько шизофренической. С одной стороны, более 20 лет, с момента окончания Первой мировой, очень многие немцы считали несправедливым то, что Германия лишилась части территорий на востоке, которые были уступлены Польше. Еще до прихода Гитлера к власти большинство немцев было убеждено, что эти территории (речь идет о районах Западной Пруссии, Силезии и Поморья, переданных Польше по условиям Версальского мира. – РС) должны быть во что бы то ни стало возвращены. Так что конфликт с Польшей воспринимался как неизбежный. С другой стороны, существовали большие опасения по поводу войны не только против Польши на востоке, но и против ее союзников на западе. Тут опять-таки свежи были воспоминания о Первой мировой, когда Германия воевала на два фронта. 3 сентября 1939 года, когда Франция и Великобритания объявили Германии войну, эта тревога достигла апогея.

– Насколько сильным было влияние нацистской пропаганды, подогревавшей воинственные настроения?

– Фактор лично Гитлера был не слишком силен. За ним на тот момент еще не числилось никаких военных успехов, поэтому пропаганда не превозносила его как непобедимого вождя. Вера в Гитлера как полководца пришла к немцам позднее – после разгрома не только Польши, но и Франции в 1940 году, и первых недель войны против России. Основным мотивом нацистской пропаганды в 1939 году были преследования немецкого меньшинства в Польше. Они действительно имели место, особенно по мере того, как польско-немецкие отношения портились, а война приближалась. Но нацисты раздували эту информацию, заявляя о польских жестокостях, об убийствах и пытках женщин и детей. В течение лета поток этих fake news усиливался. Война против Польши представлялась войной не только за возвращение утраченных земель, но и за спасение этнических немцев, живущих в Польше. Хотя трудно сказать, какова была доля людей, слепо веривших пропаганде.

– А что думала о войне нацистская верхушка? Мне доводилось читать, что, например, Геринг пребывал в конце августа – начале сентября 1939 года в очень нервном настроении, боялся, что война с Польшей перерастет в войну с Западом, и всё это кончится плохо для Германии…

– Смешанные чувства были прежде всего у военных. О них можно сказать примерно то же, что и об остальном обществе. С одной стороны, они были убеждены, что разрешить так называемый польский вопрос без войны невозможно, а с другой – опасались, что войну не удастся локализовать и она перерастет в мировую. Такие записи встречаются, например, в дневниках многих генералов. Однако эта обеспокоенность не перерастала в противодействие планам Гитлера: генералы опасались войны, но выполняли приказы. Эта ситуация повторилась и накануне наступления на Францию, и лишь после этого пришла вера в непобедимость вермахта, которая накануне нападения на советскую Россию была уже почти всеобщей.

– Предлогом для нападения на Польшу стал отказ ее руководства удовлетворить требования Германии: присоединение к Третьему рейху Данцига (Гданьска), имевшего статус вольного города, и строительство экстерриториальной магистрали через польскую территорию в Восточную Пруссию. Требования жесткие, но не сравнимые, например, с теми, что были годом ранее предъявлены Чехословакии. Как историки, в том числе немецкие, оценивают отказ Польши Гитлеру? Может, польские политики совершили ошибку и им стоило согласиться, сохранив тем самым свое государство?

Соглашаться на условия Гитлера было бессмысленно

– Мнения, конечно, есть разные, но доминирует – и подтверждается документами – та версия, что скромные на вид требования Гитлера к Польше не соответствовали его подлинным намерениям. Еще в начале 1939 года, выступая перед своими генералами, Гитлер заявлял, что проблема не в Данциге и что у него есть куда более далеко идущие планы на востоке. Польша была права, когда не удовлетворила требования Гитлера, так как он на этом не остановился бы. Став, как того хотел Гитлер, младшим партнером Германии в будущей войне против Советского Союза, Польша оказалась бы в роли орудия в руках нацистов – и как только нужда в этом орудии отпала бы, у них были бы все возможности окончательно разделаться с Польшей. На мой взгляд, соглашаться на условия Гитлера было бессмысленно: в более отдаленной перспективе это все равно привело бы к уничтожению польского государства.

– Война в Польше была с немецкой стороны с самого начала войной на уничтожение, войной «без правил«?

– Общий ответ: да, это была война с явными признаками геноцида. Но тут есть нюансы, связанные с поведением солдат вермахта, с одной стороны, и так называемой полиции безопасности – с другой. Массовые убийства гражданского населения Польши совершали те и другие. Разница, во-первых, в количестве жертв. За первые три недели сентября 1939 года – а всего польская кампания длилась чуть больше месяца – солдаты вермахта убили более 10 тысяч гражданских лиц. В то время как Einsatzgruppen – специальные группы полиции безопасности и СД, которые шли вслед за армией, – уничтожили в Польше до конца 1939 года от 50 до 60 тысяч человек. Позднее эти подразделения были известны своими преступлениями на оккупированных территориях Советского Союза.

Во-вторых, различными были мотивы убийств. У солдат это зачастую было следствием неопытности и страха: они были уверены, что в Польше развернется активная партизанская война (это впоследствии и случилось), что, по сути дела, врагом является каждый поляк, не только тот, кто носит военную форму. Поэтому они расценивали любые инциденты вроде открытия огня по своим или нервных выстрелов в пустоту как вылазки партизан – и начинали без разбору убивать мирное население. Это довольно типичная проблема армии вторжения с недостаточной дисциплиной. Тут можно вспомнить Вьетнам, Ирак и другие примеры. Правда, масштабы убийств мирного населения вермахтом все равно непропорционально велики, и тут, конечно, сыграла свою роль нацистская пропаганда с ее изображением славян и евреев как «недочеловеков». Ну а с Einsatzgruppen совсем другая история: у них с самого начала имелся неофициальный, но четкий приказ – проводить чистки, уничтожать прежде всего представителей польской элиты. Арестами и массовыми казнями они и занимались. Это была заранее продуманная программа геноцида.

Из письма солдата Фрица Пробста с польского фронта его жене Хильдегард: «Надеюсь, рано или поздно придет время, когда мы снова будем вместе, и снова наступит весна для нас с тобой. Я верю, что нашим детям не придется приносить те жертвы, которые мы приносим сейчас… Я верю в Адольфа Гитлера и победу Германии».

– 17 сентября в войну против Польши вступил сталинский СССР, заключивший с нацистами пакт Молотова – Риббентропа. Какова была реакция немцев, военных и гражданских, на сотрудничество с большевиками, которых им долгие годы описывали как лютых врагов Германии?

– С чисто тактической точки зрения немецкие военные были довольны тем, что им не только не пришлось воевать с Россией, но наоборот, Россия пришла, чтобы разделить с ними добычу. Это было большое облегчение, учитывая то беспокойство немецких военных в начале войны, о котором я уже говорил. Объяснить столь неожиданный поворот событий населению Германии было не столь простой задачей для нацистов, учитывая, что антибольшевизм являлся важным элементом их идеологии и политики. Позднее, в 1941 году, когда СССР вновь превратился во врага, оказалось очень легко вновь оживить эти прежние мотивы. Но осенью 1939 года большинство немцев радовались тому, что война ведется только с Польшей, а не с Россией.

– А если говорить о настроениях обычных немцев не только во время польской кампании, но и в годы Второй мировой войны в целом, как они менялись?

Немецкие военные были довольны тем, что Россия пришла, чтобы разделить с ними добычу

– Как я уже говорил, поначалу были заметны опасения и даже страх, связанный с войной и обусловленный воспоминаниями о Первой мировой. Во Вторую мировую немцы вступали без эйфории. Но по мере того, как Германия одерживала одну победу за другой, росла уверенность в собственных силах и вера в Гитлера как не только великого политика, но и выдающегося военного лидера. Более того, поначалу население Германии получало выгоды от войны – об этом писал позднее немецкий историк Гёц Али. Огромное количество военной добычи поступало в страну. За счет эксплуатации оккупированных территорий в первые годы войны поддерживался уровень жизни населения Германии. Война стала популярной. Поворот в настроениях наметился только тогда, когда потери в ходе войны с Россией стали очень большими и всё большее число людей начало понимать, что эту войну на востоке выиграть нельзя. Ну а когда стала реальной угроза вторжения в саму Германию, прежде всего Красной армии, распространились антивоенные настроения и возник глухой ропот против Гитлера, который «втянул нас во всё это». Но это случилось не ранее 1943 года.

Из записок Вильма Хозенфельда, ноябрь 1943 года: «Национал-социалистическую идею… уже только терпят как меньшее из двух зол. Бóльшим злом является поражение в войне».

– Нельзя не спросить о том, чтó и в какой мере было известно среднему немцу, не находившемуся на фронте, о преступлениях, совершаемых его страной, прежде всего о Холокосте?

– Сразу после войны немцы предпочитали заявлять, что ничего не знали ни о каких военных преступлениях, прежде всего совершенных в Восточной Европе. Это нонсенс. Достаточно свидетельств того, что солдаты, приезжая домой в отпуск или поправляясь после ранений, рассказывали своим близким о том, что они видели на востоке (и в чем нередко участвовали). Военные преступления не были ни секретом, ни сюрпризом для немцев в тылу. Вероятно, масштабы этих преступлений не были известны в полной мере, недооценивались. Но в целом немецкое население знало: происходит нечто ужасное. Бесследно исчезают евреи, отправляемые в лагеря на территории Польши из других оккупированных стран, как и из самой Германии.

Еще одна важная вещь. Говоря о нацистских преступлениях, мы имеем в виду, конечно же, Холокост, но не только его. Это и репрессии против партизан и участников движения Сопротивления, и гибель миллионов людей от голода и болезней, вызванных войной и оккупацией. И наконец, практически забытый в Германии и других странах за пределами бывшего СССР факт: смерть примерно трех миллионов пленных солдат Красной армии в немецких лагерях. Эти лагеря находились не только на оккупированных территориях, но и в самой Германии. То есть немецкий обыватель не мог ничего не видеть и не знать о том, что совсем рядом с ним находятся в нечеловеческих условиях и умирают пленные.

Из дневника Августа Тёппервина, военного врача, служившего в Белоруссии, май 1942 года: «В нашей деревне были расстреляны 300 евреев. Обоего пола, всех возрастов. Их заставили раздеться и убили выстрелами из пистолетов. Их общая могила находится на местном еврейском кладбище… Я слышал [также] ужасные детали того, как наши уничтожают евреев в Литве. Мы не просто убиваем евреев, борющихся против нас, мы буквально хотим уничтожить этот народ как таковой!»

– Был ли какой-то шанс у противников Гитлера в самой Германии – я имею в виду прежде всего организаторов покушения на него 20 июля 1944 года? Или это был заговор обреченных?

Мы не просто убиваем евреев, борющихся против нас, мы буквально хотим уничтожить этот народ как таковой!

– Честно говоря, сложно сказать, чтó произошло бы, окажись покушение на Гитлера удачным. В принципе нацистский вождь по состоянию на лето 1944 года был ключевой фигурой, которая еще объединяла значительную часть немцев, продолжавших верить в возможность того, что война не будет проиграна. Устранение Гитлера могло бы привести к падению всего режима и приходу к власти, скорее всего, временного военного правительства. Как развивались бы события дальше, сказать невозможно.

Но я хотел бы обратить внимание на другой момент – мотивы заговорщиков. Люди из военной среды долго верили в победу Германии и следовали за Гитлером. Только после Сталинграда, не ранее 1943 года, в этой среде относительно широко распространилось убеждение в том, что войну уже нельзя выиграть. В этих условиях складывается военный заговор. Мотивы абсолютного большинства его участников не были моральными – мол, так дальше нельзя, нужно прекратить совершаемые преступления, – а сугубо военно-политическими: устранить Гитлера и начать переговоры с противниками Германии об условиях мира, попытаться избежать безоговорочной капитуляции. Не стоит забывать и о том, что очень многие заговорщики, будучи высокопоставленными гитлеровскими генералами и офицерами, были лично причастны к военным преступлениям. Устранение Гитлера было для них также способом защитить свои жизни и карьеры.

– Гитлер, однако, не был убит в 1944 году, и немцы продолжали сражаться. Почему их сопротивление было столь упорным, хотя в последние месяцы войны, наверное, лишь самые отъявленные фанатики-нацисты могли еще верить в то, что Германия не проиграет войну?

– Мотивов было несколько. Отчасти сказывался пропагандистский эффект: нацисты заверяли население, в первую очередь солдат, в том, что на подходе «чудо-оружие» массового поражения, способное изменить ход войны. Впрочем, в 1945 году, в самые последние месяцы войны, этому уже почти никто не верил. Более существенным мотивом был страх расплаты, мести со стороны наступающей Красной армии: немецкие солдаты, в первую очередь воевавшие на Восточном фронте, прекрасно знали, чтó они или их коллеги делали на оккупированных территориях. Менее известный факт – то, что в конце войны немецкое общество начало в каком-то смысле пожирать само себя. Фанатичные нацисты, преданные Гитлеру и еще в него верившие, устроили режим террора, уничтожая и запугивая тех, кто считал дальнейшее сопротивление бесполезным. Так, специальные группы ездили по стране, отлавливали и убивали дезертиров. Эти действия – плод отчаяния и, честно говоря, их трудно объяснить рационально.

Из письма Ингеборги Т., жены немецкого офицера, своему мужу в американский лагерь военнопленных, лето 1945 года: «Ни один народ, насколько правым он бы себя ни чувствовал (а такого не бывает – вина всегда на обеих сторонах!), не вправе осуждать другой народ полностью, целиком, и лишать его свобод по праву победителя. Ни раньше, ни сейчас я не чувствую себя виновной в войне, ужасах концлагерей и всех постыдных деяниях, которые совершались нашим именем».

– Для нынешних немцев война – это что-то далекое или, наоборот, по-прежнему актуальное? Эта тема заметна в общественных дискуссиях, в политике?

– Здесь есть разница между поколениями. Чем моложе люди, тем дальше от них темы, связанные со Второй мировой. Тем не менее публикуемые книги, телепрограммы, изучение в школах и университетах – благодаря всему этому война присутствует в сознании нашего общества. Немцы знают о преступлениях нацизма, хоть и не в равной мере: больше всего – о Холокосте, меньше – о других преступлениях, например, о массовой гибели советских военнопленных, о которой я уже говорил. Наша память о войне имеет несколько «слоев». В последние годы чаще стали звучать голоса, говорящие, что мол, хорошо, мы признаём и осуждаем преступления нацизма, но давайте поговорим и о преступлениях союзников против мирного населения Германии – от бомбардировок немецких городов до массовых изнасилований женщин красноармейцами.

Давайте поговорим и о преступлениях союзников против мирного населения Германии

В целом я бы сказал, что память о войне по-прежнему важна для современной немецкой идентичности. Это, в частности, выражается в том, что до самого недавнего времени большинство немцев было против участия наших солдат в тех или иных международных операциях за пределами страны. Использовались аргументы, непосредственно связанные с войной: мол, в прошлом мы так активно воевали за границей, что это привело к невообразимым ужасам, которые больше не должны повториться. И только в последние годы общество понемногу привыкло к тому, что Германия посылает свои небольшие воинские контингенты для выполнения определенных миссий в другие страны – в рамках НАТО и других международных организаций и соглашений, – говорит немецкий историк, специалист по истории Второй мировой войны Йохен Бёлер.

Из «Штутгартской декларации вины», принятой Советом Евангелической церкви Германии 19 октября 1945 года: «[Немцы] стали орудием, с чьей помощью бесконечное зло было причинено многим народам и странам… Долгие годы мы во имя Иисуса Христа боролись против того типа мышления, который нашел свое ужасное воплощение в национал-социалистическом режиме насилия. Но мы виним себя в том, что не защищали свою веру более мужественно, не молились более истово, не верили более радостно и не любили более горячо».

Цитируемые отрывки из писем и документов военного времени взяты из книги британского историка Николаса Старгардта The German War. A Nation Under Arms, 1939 – 1945

1941 год глазами немцев

Основой книги английского военного историка стали многочисленные свидетельства очевидцев, письма, дневники, архивные документы. Использовались и воспоминания советских людей.

«Нам было сказано, что все это (война против России) кончится через каких-нибудь три недели, — вспоминает ефрейтор Эрих Шютковски из горнопехотного полка. — Другие были осторожнее в прогнозах — они считали, что через 2-3 месяца. Нашелся один, кто считал, что это продлится целый год, но мы его на смех подняли: «А сколько потребовалось, чтобы разделаться с поляками? А с Францией? Ты что, забыл?»

***

Национал-социализм поставил себе на службу все средства, в первую очередь радио и кино. И то, и другое было общедоступным. Нацисты организовали массовое производство дешевых радиоприемников с фиксированной настройкой на станции, кино также пользовалось всеобщей популярностью вследствие опять-таки дешевизны и общедоступности. «И хотя все, что было связано с нацистами, вызывало у моего отца отвращение, мне в гитлерюгенде нравилось. Форма казалась мне просто великолепной, этот темно-коричневый цвет, свастика и эта блестящая черная кожа. Красота!» «Раньше единственное, что мы могли себе позволить, так это погонять в футбол, а гитлерюгенд предоставил нам в распоряжение настоящий спортинвентарь и возможность посещать недоступные спортивные залы, бассейны и даже стадионы. Я никогда в жизни не мог поехать куда-нибудь на каникулах — у отца гроша за душой не было. А теперь при Гитлере за пустяковые деньги я мог отправиться в прекрасный лагерь где-нибудь в горах, на берегу реки или даже у моря».

***

Офицерский корпус германской армии, следует отметить, всерьез и с уважением воспринимал Красную армию. Русские солдаты всегда отличались выносливостью, способностью выполнять поставленную задачу даже в нечеловеческих условиях. Тактическая доктрина русских мало отличалась от германской и также имела ярко выраженный наступательный характер. 20 марта 1941 года фельдмаршал фон Клюге распорядился уделять на учениях больше внимания развитию у солдат выносливости, в России нечего рассчитывать даже на минимальный комфорт. И людям, и гужевому транспорту предстоит совершать продолжительные марши, не исключается возможность применения противником химического и биологического оружия. Германский солдат должен быть готов к рукопашным схваткам, ему необходимо освоить тактику ночного боя. Русские, эти «дети природы», такой тактикой владеют отменно. Несмотря на острую нехватку всего необходимого Красная армия экипирована куда лучше, чем прежние противники вермахта. Подобные перспективы для многих немцев казались устрашающими.

***

Численность вермахта составляла 3,6 млн солдат и офицеров, из них 3 млн — немцы, остальные — финны, румыны и венгры. Вооружение составляли 3648 танков и самоходных орудий, 7146 артиллерийских орудий, 2510 самолетов. Им противостояли на территории Западного особого военного округа 2,9 млн солдат и офицеров Красной армии и 14 000-15 000 танков, как минимум, 34 695 артиллерийских орудий и 8000-9000 боевых самолетов. Из всех имевшихся у немцев танков 1700 безнадежно уступали русским машинам в техническом отношении. Лишь 1880 немецких танков, распределенных по трем группам армий, противостояли огромной массе в 14 000-15 000 советских танков, пусть даже частично устаревших. К тому же вермахт совершенно не учитывал возможностей советской военной промышленности. Над экспертами из германского Генштаба довлели чисто идеологические концепции, суть которых состояла в изначальном и полном военном и расовом превосходстве германского вермахта. Что же касалось возможных отступлений или же необходимости продолжения войны в зимний период, ни о чем подобном даже не задумывались. Более того, предыдущие кампании на Западе воспринимались вермахтом куда серьезнее, чем русская, хотя с Россией и связывались определенные опасения.

***

Эрих Менде, обер-лейтенант из 8-й Силезской пехотной дивизии, вспоминает разговор со своим начальником, состоявшийся в последние мирные минуты ночью 22 июня. «Мой командир был в два раза старше меня, — рассказывает он, — и ему уже приходилось сражаться с русскими под Нарвой в 1917 году, когда он был в звании лейтенанта». «Здесь, на этих бескрайних просторах, мы найдем свою смерть, как Наполеон», — не скрывал он пессимизма. К 23 часам 21 июня нам доложили, что время «Ч» остается неизменным, таким образом, операция начнется в 3 часа 15 минут. «Менде, — обратился он ко мне, — запомните этот час, он знаменует конец прежней Германии. Finis Germania!»

***

(22 июня) Встреча советского посла в Берлине Деканозова и его секретаря Бережкова с рейхсминистром иностранных дел Риббентропом была назначена на 4 часа утра. Эрих Зоммер, переводчик, также присутствовал при этой встрече. Деканозов попытался зачитать свою ноту протеста, но Риббентроп явно не был расположен слушать. Он жестом велел зачитать заявление, в котором, по словам Зоммера, «Советский Союз обвинялся в актах, препятствующих германо-советскому сотрудничеству». В течение получаса перечислялись по пунктам все нарушения государственных границ и воздушного пространства, якобы допущенные советской стороной. Далее в заявлении германского правительства говорилось: «Тем самым Советское правительство разорвало свои договоры с Германией и собирается напасть на нее с тыла. В связи с этим фюрер приказал германским вооруженным силам противодействовать этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами». Зоммер отмечал, что в зачитанном меморандуме, как ни странно, не содержалась фраза об объявлении войны. По его словам, Гитлер специально настоял на том, чтобы из текста исключили это словосочетание. Бережков не поверил собственным ушам. Чтобы Советский Союз угрожал Германии! То, что он услышал дальше, потрясло его еще больше. Оказывается, советское нападение только отложено на определенный срок, и Гитлер вынужден искать способы отразить готовящуюся агрессию со стороны Советского Союза, чтобы защитить немецкий народ. Поэтому два часа назад германские регулярные части и перешли границу СССР. Поднявшись из-за стола, Риббентроп протянул Деканозову руку. «Посол, — вспоминает Бережков, — был взволнован до крайности, и не исключаю, что даже был слегка навеселе».

***

3-й батальон 18-го пехотного полка, насчитывавший 800 человек, был обстрелян русским арьергардом. Силы русских состояли исключительно из политработника и четырех солдат. 

Для 45-й дивизии вермахта начало кампании (битва за Брестскую крепость) оказалось безрадостным: 21 офицер и 290 унтер-офицеров, не считая солдат, погибли в первый же день войны. За первые сутки в России дивизия потеряла почти столько же солдат и офицеров, сколько за шесть недель французской кампании.

***

«Качественный уровень советских летчиков куда выше ожидаемого», — сетовал Гофман фон Вальдау, начальник штаба командования Люфтваффе в дневнике от 31 июня 1941 года. По имеющимся данным, девять советских летчиков совершили таран только в первый день войны. Полковник Люфтваффе поражен: «Советские пилоты — фаталисты, они сражаются до конца без какой-либо надежды на победу и даже на выживание, ведомые либо собственным фанатизмом, либо страхом перед дожидающимися их на земле комиссарами».

***

После успешного прорыва приграничной обороны 3-й батальон 18-го пехотного полка, насчитывавший 800 человек, был обстрелян русским арьергардом. Силы русских состояли исключительно из политработника и четырех солдат, с невиданной ожесточенностью защищавших временную позицию посреди поля пшеницы. Немцы понесли незначительные потери. «Я не ожидал ничего подобного, — срывавшимся от волнения голосом признавался командир батальона майор Нойхоф. — Это же чистейшее самоубийство атаковать силы батальона пятеркой бойцов».

Подобные инциденты оставляли гнетущее чувство неуверенности. Ветераны прошлогодней кампании во Франции привыкли к тому, что неприятель, оказываясь в безвыходном положении, предпочитал сдаваться. Германские войска становились объектом подобных беспокоящих атак на протяжении всего светлого времени суток. «Такое происходит везде: и в лесах, и на полях. Эти свиньи натаскивают в пшеницу кучи боеприпасов и дожидаются, пока пройдет основная колонна, а потом открывают огонь».

***

Сэр Джон Расселл из британского посольства в Москве рассказывал (о первом дне войны): «В тот вечер я засиделся у кого-то в гостях, вернулся домой поздно и встал поздно. Включив радио, я услышал сообщение о бомбардировках не то Харькова, не то Киева. Говорили и о бомбардировках других городов. Мне это все показалось чистейшим розыгрышем, выдумкой в духе популярной тогда программы Орсона Уэлса — ну, он еще инсценировал бомбежки Нью-Йорка (имеется в виду радиопостановка по книге Герберта Уэллса «Война миров»). Но вскоре пришлось убедиться, что все происходящее — отнюдь не инсценировка».

***

Владимира Колесника сообщение о начавшейся войне застало в общежитии: «Дверь вдруг распахнулась, и чей-то голос прокричал: «Война! Война! Вставайте!» Мы все подумали, что это шутка, дурацкий розыгрыш. Но все-таки пошли в военкомат. Там нам приказали разносить призывные повестки. Когда вручал их, меня поразило, как странно люди реагировали на них. Женщины, а нередко и мужчины вдруг начинали плакать. Меня это неприятно удивило. Тогда все они мне показались трусами. Но разве мог я предвидеть, какой ужасной и жестокой будет эта война».

***

Немецкой прессе запретили публиковать карты России, на которых эта страна была представлена целиком. «Огромные расстояния могут напугать общественность», — так объяснял это Геббельс.   

***

В рейхе народ новостями особо не баловали. После первого сообщения о начале кампании в России население целую неделю не имело никакой информации о ее ходе, кроме крайне скудных ежедневных сводок. Прессе запретили публиковать карты России, на которых эта страна была представлена целиком. «Огромные расстояния могут напугать общественность», — так объяснял это Геббельс.

В точности так же резко рейхсминистр пропаганды был настроен против оглашения сроков завершения этой кампании, о которых трубило имперское министерство иностранных дел. «Если мы станем говорить о четырех неделях, а в итоге выйдет шесть, наша величайшая победа обернется чуть ли не поражением. Я даже заставил гестапо принять меры против одного самого рьяного крикуна», — признался Геббельс.

***

Попытки подавить огневые точки защитников Брестской крепости продолжались, но по-прежнему не давали результатов. Немцев выводили из себя снайперы, «непрерывно стрелявшие отовсюду — из самых, казалось, неподходящих мест: из-за мусорных контейнеров и куч мусора». Естественно, их уничтожали, но «стрельба из Восточного форта продолжалась с новой силой». Григорий Макаров, красноармеец, вспоминает атаку немецких химических войск 27 июня. Они использовали слезоточивый газ. По словам Макарова, у защитников было достаточно противогазов: «Они были велики для детей. Но мы натягивали их им на голову, а снизу подвязывали чем-нибудь, и газ не проникал под маску. Только у одной женщины был мальчик, ему было полтора года. Тут уж мы ничего не могли сделать, он так и задохнулся». Подобные трагедии приводили к тому, что сопротивление красноармейцев только усиливалось. 

***

«В плен никто из русских не сдавался, поэтому и пленных практически не было. Между прочим, наши танки довольно быстро расстреляли весь боекомплект, а такого не случалось нигде — ни в Польше, ни во Франции».

***

Входил в моду особый, «победный» жаргон. Уничтоженные в огромных количествах советские танки БТ-7 за их уязвимость прозвали «Микки Маусами». Откинутые люки подбитой машины поразительно напоминали оттопыренные уши персонажа диснеевских мультфильмов.

***

Но немецких танкистов, убежденных в своем превосходстве, очень скоро после начала войны ожидал неприятный сюрприз, когда они столкнулись с новыми типами советских танков. Один-единственный тяжелый танк расстрелял колонну из 12 грузовиков. Танк находился в засаде южнее реки Дубиссы вблизи Расейняя. Для его уничтожения немцы подтянули батарею 50-мм противотанковых орудий на дистанцию 600 метров. Первые три снаряда сразу поразили цель, но никаких видимых повреждений танк не получил. Батарея открыла беглый огонь, но и следующие пять снарядов отскочили от брони и ушли в небо. Танковая башня развернулась в направлении немецких орудий, а затем раздался первый выстрел ее 76-мм пушки. За считаные минуты батарея была уничтожена, немцы понесли тяжелейшие потери. Той же ночью немцы решили действовать по-другому. Группа саперов, пробравшись к танку (тип которого им так и не удалось определить), заложила под него два мощных заряда взрывчатки. Когда их подорвали, ответный огонь танкового орудия ясно дал понять, что танк по-прежнему боеспособен. Более того, русские смогли отбить три атаки.

***

Вечером того же дня генерал Франц Гальдер, начальник Генерального штаба Вооруженных сил Германии, запишет в свой дневник: «На фронте групп армий «Юг» и «Север» замечен русский тяжелый танк нового типа, который, видимо, имеет орудие калибра 80 мм (согласно донесению штаба группы армий «Север» — даже 150 мм, что, впрочем, маловероятно)». Это был советский танк КВ-1 («Клим Ворошилов»), вооруженный 76,2-мм танковой пушкой. Его более крупный собрат КВ-2 имел 152-мм гаубицу. В 1940 году было выпущено 243 машины КВ-2 и 115 Т-34, а в 1941 году число их возросло до 582 и 1200 соответственно. В 1941 году русские имели значительный перевес в танках и за счет количества, и за счет качества. Красная армия располагала 18 782 машинами различных типов против 3648 у немцев. Немецкие танки в значительной мере уступали советским в весе, вооружении, дальности хода, скорости.

***

Уже один только внешний вид 34-тонного новейшего советского танка Т-34 вызывал оцепенение немецких танкистов. Разработка этой машины велась в условиях полной секретности и завершилась еще в середине 1930-х годов. Его 76-мм пушка была самой мощной в мире на тот период (естественно, исключая 150-мм орудие другого советского чудо-танка КВ-2). Наклонная броня знаменовала собой революционные перемены в танкостроении, отличалась повышенной устойчивостью к настильному огню противотанковых орудий — снаряды рикошетили, не нанося машине видимых повреждений. В результате доработки заимствованного у американцев танка «Кристи», в частности системы подвески, Т-34 с его широкими гусеницами, мощным дизельным двигателем и чрезвычайно высокой маневренностью превратился в самый совершенный танк того времени.

***

«Во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т-26, мы тут же его щелкнули прямо из 37-миллиметровки. Когда мы стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И невзирая на это он палил по нам из пистолета!»

***

Кинооператоры из отдела пропаганды снимали на пленку выходивших из руин Брестской крепости последних ее защитников. Грязные, забинтованные, они дерзко смотрели в объективы. Чуть приободрившись, покуривали предложенные им сигареты, излучая мрачноватую уверенность, которая впоследствии не осталась не замеченной для зрителей еженедельной германской кинохроники. По свидетельству солдат и офицеров 45-й дивизии, русские ничуть не походили на людей надломленных, изголодавшихся или не имевших понятия о воинской дисциплине. И даже после 30 июня немецкие солдаты не чувствовали себя в полной безопасности вблизи Брестской цитадели — еще сохранялись отдельные очаги сопротивления. Гельмут К. жаловался в своем письме: «Тут под землей туннели прорыты, на целых 3 километра от крепости и до казарм, и оттуда до сих пор не могут выкурить русских. Здесь на дорогах полно гвоздей, они их специально разбрасывают. Уже сколько раз прокалывал шины». Весь июль вспыхивали перестрелки. Последние защитники погибали в безвестности.

***

«Все дороги в этой стране идут в гору, — делился впечатлениями немецкий ветеран нескольких кампаний. — Местность равнинная, но дороги независимо от направления почему-то представляют собой сплошные подъемы…» На марше чаще всего солдата поднимали без четверти три утра, чтобы полчаса спустя, когда рассветет, выступить. Некоторые роты в день одолевали до 50 км.

***

«Нам хотелось, чтобы нас обстреляли русские, черт с ними, пусть даже это закончилось бы настоящим боем, пусть, лишь бы хоть ненамного прервать это ужасающее однообразие, это безвременье ходьбы. Было уже 11 вечера, когда мы, наконец, дотащились до какой-то огромной фермы и встали там на ночлег. В тот день мы сделали 65 километров!»

***

«Они сражались до последнего, даже раненые и те не подпускали нас к себе. Один русский сержант, безоружный, со страшной раной в плече, бросился на наших с саперной лопаткой, но его тут же пристрелили. Безумие, самое настоящее безумие. Они дрались, как звери, и погибали десятками».

***

Лейтенант танковых войск Ф.-В. Кристианс вспоминает, что жители Западной Украины тепло приветствовали их части в самые первые дни войны: «Нам подносили не только хлеб-соль, но и фрукты, яйца. Они видели в нас освободителей». Но порыв энтузиазма населения оккупированных территорий никогда в расчет не принимался. В конце концов, рейх намеревался и украинцев превратить в рабов себе во благо, как и русских.

***

С самого начала кампании в России серьезную проблему представляло ориентирование на местности и отсутствие нормальных дорог. Макс Кунерт, унтер-офицер кавалерии: «Приходилось быть очень и очень внимательным, чтобы не сбиться с дороги… Здесь дорог в европейском понимании нет и в помине, а просто проселки от гусениц наших танковых и других колонн». Патрули и высланные вперед дозоры просто-напросто узнавали направление у местных жителей, как правило, женщин или стариков. Отсюда масса хлопот с планированием и взаимодействием, отсюда бесконечные блуждания по необъятным просторам. Казалось, эта необъятная территория поглотит, растворит наступавшую германскую армию. 

Чтобы уяснить себе длину фронта, следует помнить, что одна дивизия в состоянии эффективно контролировать лишь 10-километровый его участок. Таким образом, длина фронта в 2800 км требовала наличия 280 дивизий! А их даже теоретически было 139.

***

Лучше три французских кампании, чем одна русская — эта поговорка быстро вошла в моду в войсках.

***

«Еще вчера мы ночевали в удобных казармах, а теперь валяемся в какой-то собачьей конуре. В жизни не видел такой грязищи». «Ориентироваться в России все равно, что в пустыне. Если не видишь горизонта, считай, что заблудился». «Эти огромные расстояния пугают и деморализуют солдат. Равнины, равнины, конца им нет и не будет. Именно это и сводит с ума».

***

Танкист Карл Фукс (7-я танковая дивизия) в письме к жене с омерзением описывал советских военнопленных: «Тут не увидишь мало-мальски привлекательного, умного лица. Сплошная дичь, забитость, ни дать ни взять — дебилы. И вот эта мразь под предводительством жидов и уголовников намеревалась подмять под себя Европу и весь остальной мир. Слава богу, наш фюрер Адольф Гитлер не допустил этого».

***

В одном из июльских выпусков кинохроники «Германское еженедельное обозрение» были показаны азиатские лица — военнопленные монголы, узбеки и другие. «Вот всего лишь несколько примеров страшного большевистского недочеловека», — так комментировал кадры диктор.

***

Обочины дорог были усеяны обезображенными трупами. В особенности болезненно немецкие солдаты воспринимали трупы женщин в красноармейской форме. Кунерт, осматривая подбитый 60-тонный русский танк, обнаружил внутри обгоревший женский труп в форме. Женщина эта явно была членом экипажа, но Кунерт, которому и в голову не могло прийти, что советской женщине ничего не стоило пойти в танкистки, считал, что кто-то из членов экипажа будучи уверен в успехе прорыва прихватил с собой в машину свою жену или подругу.

***

(Начало октября 1941 года.) Поползли слухи о скором падении Москвы, о том, что Сталин якобы выступил с предложением заключить мир и к Рождеству войска вернутся в Германию. Известен даже эпизод, когда одной домохозяйке не продали на почте бланки открыток на фронт: мол, они вам скоро вообще не понадобятся.

***

«Этих насекомых (вшей) с полным правом можно было считать вторым после русских страшным врагом на Восточном фронте. Они намертво вгрызались в кожу, и отодрать их удавалось лишь ногтями, и то лишь тогда, когда они вдоволь напьются жидкой солдатской крови». Пулеметчик Йоахим Кредель из 67-го пехотного полка погрузил вошь в стеарин от свечки и в таком виде отослал домашним в качестве сувенира с Восточного фронта: «Надо же, в конце концов, им знать, какова на вид настоящая вошь!»

***

Генерал танковых войск Герман Бальк в послевоенные годы писал: «Русские абсолютно непредсказуемый народ, человеку западному крайне трудно понять их образ мышления. Они весьма напоминают стадных животных, стоит только где-нибудь в таком стаде возникнуть очагу паники, как она мгновенно перекидывается на его оставшуюся часть, что приводит к хаосу. Но что именно способно посеять эту панику, неизвестно». Пресловутая «неизвестность» и стала камнем преткновения для мыслящих рациональными категориями немцев. Благополучно оправившись от шока первых недель, положившись на необъятные просторы и колоссальные людские ресурсы, русские сумели выиграть время и даже развить тактику, позволившую в будущем избегать значительных потерь. Короче говоря, войскам вермахта на Восточном фронте для победы следовало послать русских в нокаут. А Красной армии для победы требовалось всего лишь удержаться. Русские обладали воистину сверхъестественной способностью сводить на нет последствия поражений.

***

1-я дивизия СС «Лейбштандарт «Адольф Гитлер» 21 ноября заняла Ростов-на-Дону. Расположенный в устье Дона вблизи Таганрогского залива, он являлся важным транспортным узлом на пути к Кавказу. Германская печать шумно комментировала этот успех немецких войск. Потеря русскими Ростова-на-Дону, блокада Ленинграда и наступление на Москву, казалось, ухудшали стратегическое положение Советского Союза до предела. Однако уже 28 ноября 1941 года 20 советских дивизий нанесли удар по частям 3-го танкового корпуса в Ростове-на-Дону. Командир этого корпуса генерал кавалерии Эберхард фон Макензен докладывал еще два с половиной месяца назад о том, что две его дивизии, «Лейбштандарт «Адольф Гитлер» и 13-я танковая, измотаны сражениями и острой нехваткой всего — от носков до антифриза. Численность их сократилась до двух третей первоначального штатного состава. Аналогичным образом сократилась и боеспособность вследствие потерь техники. Штаб 3-го корпуса докладывал: «Солдаты способны наступать лишь благодаря чистому энтузиазму и остаткам боевой выучки». 28 ноября корпус, оставив Ростов-на-Дону, отошел за реку Миус. Это было первое отступление немецких войск в ходе кампании в России.

***

Температура упала до минус 35 градусов. Немецкие танки таких холодов в отличие от русских не выдерживали.   

Впавшие в апатию немецкие солдаты наматывали на себя все, что под руку попадало, нередко срывая даже платки с голов беспомощных деревенских баб. Укутывались, первое время было тепло, позже, уже к концу продолжительного марша, даже жарко. Солдаты обливались потом и в результате простужались. В конце ноября противотанковый батальон 2-й танковой дивизии получил лишь малую часть положенного зимнего обмундирования, то есть одну шинель на целый орудийный расчет. Общеизвестен факт, что холод снижает боевую результативность и солдат думает уже не о том, как победить, а как выжить. Даже сейчас армии НАТО, имеющие в распоряжении легкое, хорошо сохраняющее тепло и не стесняющее движений обмундирование, при 25-градусном морозе учений не проводят, а при 35-градусном солдату ставится единственная задача — уцелеть. При таких температурах всякие маневры приостанавливаются, в снегу срочно отрываются окопы или же войска вовсе возвращают в места расквартирования.

***

Вот что рассказывает обер-лейтенант Эккехард Маурер из 32-й пехотной дивизии: «Я был просто взбешен. У нас не было ни рукавиц, ни зимних сапог — ничего, что могло бы хоть как-то спасти от этого холода и позволило бы нам сражаться с врагом». Неприспособленность к такому почти арктическому холоду оборачивалась летальными последствиями. В условиях предельно низких температур организм начинает терять влагу. Солдаты, укутываясь в многослойную одежду, обрекали себя на обезвоживание, даже не подозревая, что оно может наступить не только в жару, но и в холод. Офицер-пехотинец Генрих Хаапе «подобрал себе целый гардероб», по его собственному выражению, помогавший хоть как-то сохранять тепло. Сначала теплые носки, затем слой фланели и сапоги на пару размеров больше, вместо стелек он подкладывал газетную бумагу. На тело надевал теплые кальсоны, две теплых сорочки, поверх них еще безрукавку, далее следовал летний мундир, а поверх мундира уже просторное кожаное пальто. На руках шерстяные перчатки, поверх них кожаные, на голове — одна на другую две шерстяных шапки. Рукава изобретательный офицер перевязывал веревочками, дабы туда не забирался ледяной ветер. Если ты заключен в такой «скафандр», то любое лишнее движение — и ты взмок от пота. Организм обезвоживался, и при вдыхании морозный воздух, попадая в легкие, вызывал конденсацию влаги. Для утоления жажды солдаты нередко ели снег, но в этом случае его съесть требовалось немало, в 17 раз больше по объему! К тому же подобный способ утоления жажды зачастую вызывал тяжелое расстройство желудка. Дизентерия на Восточном фронте по причине отвратительной еды, отсутствия даже намека на личную гигиену превратилась в смертельную опасность. Лейтенант Генрих Хаапе, военврач, ответственный за питание и личную гигиену солдат, упоминает о беднягах, которые, невзирая на дистрофию, изо всех сил пытались не отстать от своих более-менее здоровых товарищей. «Когда количество позывов доходило до четырех в день, да еще на таком морозе, — продолжает Хаапе, — их организм обезвоживался и переохлаждался необратимо». Засаленное до немыслимых пределов обмундирование уже не сохраняло тепло. Приходилось идти на крайние меры. «Наплевав на все условности, было предписано прорезать сзади на штанах щели длиной сантиметров 10-15 с тем, чтобы солдаты могли справлять большую нужду, не снимая обмундирования. Затем эта щель плотно стягивалась тонкой проволокой. Большинство бойцов успели исхудать так, что висевшие мешком на их отощавших задницах штаны вполне позволяли применять это нехитрое нововведение».

***

В ходе подготовки контрнаступления под Москвой немцев сумели убедить, что русские собрались не наступать, а обороняться. Корректировщик артиллерийского огня Павел Осипов рассказывает, как осуществлялась подготовка к контрнаступлению. «Мы получили приказ рыть окопы и траншеи при тридцатиградусном морозе в промерзшем на 30-40 см грунте. Нам выдали ломы, монтировки да саперные лопатки. Больше ничего не было. Работы проводились в основном в темное время суток из соображений секретности. За два дня мы окопались. 1 декабря поступил приказ занять огневые позиции. Пару дней спустя нам доставили теплую одежду — тулупы, ватники, рукавицы, валенки. После этого стало куда легче — ведь спать приходилось на морозе прямо у орудий, на ящиках со снарядами. Неудобно, конечно, но мы не замерзали, поэтому и смогли воевать».

***

Холода все сильнее снижали боеспособность немецких войск. Вот как описывает корректировщик Лотар Фромм боевые действия в этих близких к арктическим условиях. «Оружие больше не повиновалось нам… Минус тридцать — предельная температура, которую выдерживала смазка. Она застыла на этом морозе. Расчеты вновь и вновь пытались привести орудия в действие, но тщетно. Ствол заклинивало, возвратный механизм не работал. От этого прямо руки опускались». А Рихтер, напротив, проклинал советскую артиллерию, которая «перемолола все у наших позиций, непонятно, что за калибры у этих русских». Нервы на пределе. «Страх охватил буквально всех — даже повара отказываются выползти из своих землянок и приготовить жратву. Сидят в них и дрожат при каждом разрыве», — обреченно заключал Рихтер 3 декабря в своем дневнике. «Температура упала до минус 35 градусов». Немецкие танки таких холодов в отличие от русских не выдерживали. Подполковник Грампе из штаба 1-й танковой дивизии в тот же день докладывал о том, что его танки вследствие низких температур оказались небоеготовы: «Даже башни заклинило, оптические приборы покрываются инеем, а пулеметы способны лишь на стрельбу одиночными патронами…» Вновь сформированные советские армии прибыли на этот участок лишь за две-три недели до начала контрнаступления. Они состояли из свежих частей, укомплектованных сибиряками, остатками старых, обстрелянных частей и прошедшими краткосрочную подготовку резервистами. Не везде хватало боеприпасов и вооружений. Большая часть офицерского и сержантского состава не имела боевого опыта. Танки были распределены по 15 танковым бригадам, таким образом, на одну бригаду в среднем приходилось по 46 машин.

Но как бы то ни было, все бойцы и командиры имели соответствующее обмундирование. Кроме того, боевой дух советского солдата был неизмеримо выше, чем у немецкого, который, начиная с сентября месяца, лишь истекал кровью, промерзал до костей и страдал от нехватки самого необходимого, включая боеприпасы. Советские силы размещались таким образом, что даже в случае их обнаружения противостоять им, произведя необходимые перегруппировки, немцы просто не смогли бы. Но, самое главное, советское командование смогло добиться полнейшей внезапности.

В утренние часы 5 декабря 1941 года советская 29-я армия атаковала пребывавшего в анабиозном состоянии противника, наступая по льду Волги западнее Калинина. Прежде чем враг опомнился, его оборона оказалась прорвана, и советские части углубились в тыл на 10 километров. На следующее утро солдаты Западного и Юго-Западного фронтов перешли в решительное наступление.

***

Выпавшее на долю группы армий суровое испытание было отмечено особой медалью In Osten 1941-42 («Восточный фронт 1941-42»), которой награждались участники боевых действий под Москвой в указанный период. Немецкие солдаты с мрачным юмором тут же окрестили награду «Орден мороженого мяса».

***

Адольф Гитлер, с раздражением наблюдая, как разваливается фронт, решил освободить фронтовой генералитет от нелегкого бремени принятия решений. Фюрер всегда бахвалился своим непревзойденным чутьем и умением выходить из кризисных ситуаций. Фельдмаршал фон Браухич вслед за командующим группой армий «Юг» Руцдштедтом отправился в отставку. Из Браухича решено было сделать козла отпущения за провал операции «Барбаросса», равно как и за зимний кризис. Затем настала очередь еще одного фельдмаршала — фон Бока, предрекавшего разгром войск его группы армий в случае, если ей не позволят отвести силы. 20 декабря фон Бок получил право на долгожданный «отдых по болезни». И пошло-поехало. 26 декабря 1941 года был освобожден от должности генерал-полковник Гудериан, один из наиболее рьяных противников пресловутой директивы фюрера «ни шагу назад». Генерал Гепнер, агрессивный командующий 4-й танковой группой, угодил в опалу за то, что в январе 1942 года осмелился ослушаться Гитлера, отступив на запад, чтобы избежать окружения. Лишенный воинского звания и наград, он не имел права надеть военную форму после отправки на покой.

В течение зимы 1941-42 годов свыше 30 генералов, командующих корпусами и дивизиями, были смещены с занимаемых должностей. Именно им войска Восточного фронта были обязаны своими триумфальными успехами в первые недели кампании в России вплоть до трагических дней декабря 1941 года у ворот Москвы. Отправив этих полководцев в отставку, Гитлер завершил процесс перерождения войск Восточного фронта, начавшийся в июне 1941 года. Рудименты Веймарской республики и былого Генштаба исчезли. Вермахт превратился в послушное орудие нацистского рейха.

***

Тем временем в рейхе с большой помпой прошла кампания по сбору теплой одежды для солдат Восточного фронта. Впрочем, задуманное министерством пропаганды мероприятие посеяло и неуверенность в массах. В отчетах СС о ситуации в рейхе постоянно упоминается бросающееся в глаза противоречие: солдаты Восточного фронта в теплом зимнем обмундировании на экранах кинохроники — с одной стороны и сбор теплых вещей для фронта — с другой. Это подтвердил после войны и бывший министр вооружений Альберт Шпеер: «Все мы ликовали по поводу успехов нашей армии в России, но первые сомнения возникли, когда Геббельс вдруг организовал общегерманскую «акцию» по сбору теплой одежды. Тут-то мы и поняли, что произошло нечто непредвиденное». «Непредвиденное» заключалось в том, что немецкий солдат впервые за эту войну утратил уверенность в будущих победах.

Впервые грядущее рисовалось в мрачном свете.

Отрывки из книги Роберта Кершоу «1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных».


На русском выходила в издательствах 

«Эксмо», «Яуза».

Трагедия любви на войне

Мария Степановна Дёмина (1923-2011) была участницей Великой Отечественной войны. Свою историю она держала в тайне 67 лет. Ничего, кроме основных дат и общеизвестных фактов, не знала даже её дочь. Сначала Мария Степановна молчала, чтобы уберечь себя и близких, а потом уже — по привычке. И только незадолго до смерти Мария Степановна рассказала о своей единственной любви, которая закончилась трагически, едва успев начаться. Счастливый и радостный июнь 1941 года. Выпускной бал в Сещинской средней школе. Юные сердца не чувствовали приближающейся беды. Маше Дёминой исполнилось 18 лет, у неё были большие планы на будущее: девушка мечтала поступить в Рославльское медицинское училище, а потом — стать хорошим врачом. Она была младшей в семье, только ей посчастливилось получить среднее образование.

Радость и праздник закончились в одно мгновение. 22 июня разбило все надежды. Немцы за короткий срок оккупировали Орловскую область, готовились захватить Москву. Самолеты люфтваффе базировались на Сещинском аэродроме. По всей округе были расквартированы немецкие войска, находились они и в селе Струковка, где жила семья Дёминых. Вначале немцы вели себя уверенно и спокойно, они чувствовали свою силу, ведь старики и женщины не могли дать достойный отпор, а партизанское движение ещё только разворачивалось. Захватчики думали, что война быстро закончится, и зверств против местного населения ещё не чинили, поэтому в жизни мирного населения в 1941 году мало что изменилось. В Струковке она шла своим чередом.

Местные жители работали в поле, занимались домашним хозяйством, а по вечерам частенько собирались у кого-то дома и устраивали посиделки с играми и танцами. Молодость брала своё, и немецкие военные вскоре присоединились к ним. Сельчанам было страшно проводить время с немцами, но и отказываться от этого было опасно, поэтому довольно скоро это стало восприниматься как нечто вполне обычное.

На один из таких вечеров подруги уговорили прийти и Марию. Немцы принесли патефон, и все веселились под русскую и немецкую музыку. Крутили пластинки с советскими песнями и вальсами Штрауса. Мария, самая юная, сидела в уголке, и ей очень хотелось танцевать. Девушка легко и красиво вальсировала, но не было свободного партнёра, и она уже собиралась уходить. Но тут дверь распахнулась, и появился ОН, немецкий лётчик.

Это действительно была любовь с первого взгляда. Два незнакомых человека стояли и смотрели друг на друга, боясь пошевельнуться. Молчание прервал офицер, много раз повторив слово «gut», что означало «хорошо». Он попросил своего друга-переводчика (тот был румыном) снова поставить пластинку с вальсом. Зазвучала музыка, и молодой человек галантно пригласил Машу на танец. Потом несколько раз подряд заводили эту же пластинку, а пара кружилась и кружилась в вальсе, словно вокруг никого не было. Когда вечер подошёл к концу, немец пошёл провожать Марию.

Всю дорогу лётчик пытался завести разговор. Из быстрой и сбивчивой речи Мария поняла, что его зовут Арнольд, что он из состоятельной семьи, что у себя на родине он занимался живописью и хотел посвятить ей всю жизнь. Немец говорил, что совсем не хочет воевать, но он военный человек, вынужден выполнять приказы. Постоянно повторял, что Маша — самая необыкновенная девушка.

Мария молча слушала своего спутника. И только открывая калитку, она тихо сказала по-немецки «до свидания». Из окна дома девушка видела, как Арнольд постоял ещё около забора, а затем побрёл по дороге, насвистывая знакомую им обоим мелодию. Машу переполняла радость пылкой юношеской влюблённости.

Но отец быстро вернул девушку на землю. Реальность была безжалостна. «Он же немец! Ты это понимаешь?» — кричал отец. Марии было запрещено не только встречаться, но и смотреть в сторону немецких военных. О танцах и посиделках тоже речи не могло быть. Маша понимала, что отец совершенно прав, поступая так, но сердце её разрывалось на части. И девушка стала пленницей собственного дома.

Подруги говорили, что Арнольд несколько дней подряд приезжал на вечеринки, сидел там где-то полчаса, а потом вставал и уходил якобы по неотложным делам. А потом и вовсе перестал ездить. Видимо, понял, что Мария больше не появится.

Маше очень хотелось увидеть Арнольда хотя бы издалека. И вскоре ей представился такой шанс. Жарким летним днём Арнольд вместе со своим другом-переводчиком Даниилом показался на пороге дома Дёминых. Мария с отцом в это время работали в саду. Даниил, поздоровавшись, сказал, что офицеры собираются организовать пикник и для мяса им нужна зелень. Отец приказал Маше идти в огород, а сам остался с немцами. Когда Мария ушла, лётчик стал с помощью друга убеждать отца, что лично он русским не враг. Он взял две спички и сказал: «Одна спичка — Гитлер, а вторая — Сталин! Пусть они сами встретятся и сломают друг другу головы!». При этом он отломил головки у спичек: «А русские и немецкие народы ни в чём не виноваты и должны жить в мире». Ещё он рассказал, что его родители имеют две фабрики и от России им ничего не надо. И в конце — что у него к Маше самые чистые намерения. Отец слушал Арнольда и желал только одного, чтобы немцы скорее покинули его дом. Он очень боялся, что этот разговор могут услышать соседи. Вернулась Мария с зеленью. Отец передал её немцу со словами: «Если вам действительно так дорога Маша, не приходите сюда больше, иначе вы нас погубите!». Арнольд побледнел, долгим взглядом посмотрел на девушку, словно стараясь запомнить каждую черточку её лица, потом на отца, кивнул головой, по- военному отдал честь и ушёл. Больше у их дома он не показывался.

В один из вечеров в форточку Маши залетел бумажный самолётик. Маша развернула его и увидела письмо на немецком языке, написанное мелким почерком. Девушка быстро спрятала его в передник, пока никто не увидел. Ночью, когда все уснули, она тихонько вышла в сени и со словарём прочла письмо.

Арнольд признавался Маше в своей любви, говорил, что ждал такую, как она, всю жизнь. Лётчик одновременно благодарил войну, познакомившую их, и проклинал её же за то, что сделала влюблённых врагами. Говорил, что Маша всегда с ним — во сне, в душе, в полёте. Арнольд верил, что эта безумная война скоро закончится и они всё-таки смогут быть вместе. Он написал о Маше своим родителям и просил их дать разрешение жениться на ней. В конце письма говорилось, что на следующий день он отправляется на боевое задание. А после возвращения он ждёт её ответа. Маша перечитала письмо несколько раз и сожгла, чтобы его случайно никто не нашёл. Девушка чувствовала, что, не будь Арнольд немцем, она бы ушла за ним хоть на край света. Но он всё же немец, он враг, а значит, их счастье невозможно. Мария не смогла об этом написать и решила дождаться личной встречи и объясниться.

Прошёл день, другой, неделя. Никаких вестей от любимого не было. Маша изо всех сил гнала от себя дурные мысли, но они переполняли её разум. На восьмой день к дому Дёминых пришел Даниил. Маша, забыв об осторожности, выбежала к нему и хотела уже начать расспрашивать. Но, увидев его глаза, всё поняла. — Погиб? — Да. Сбили семь дней назад…

Когда партизанское движение активизировалось, жизнь в селе стала почти невыносимой. Особенно это сказалось на семье Дёминых. Их дом находился на краю села и был первым, куда стучали званые и незваные гости — как русские, так и немецкие. Семья оказалась между двух огней. Почти три года Дёмины спали в верхней одежде, чтобы в любую минуту можно было покинуть жильё. Под покровом ночи раненые русские солдаты приходили и просили помощи, и семья укрывала их от немцев. А немцы, будто чуя неладное, постоянно обыскивали дом. Обычно раненые и партизаны не задерживались дольше, чем на пару дней, они понимали, насколько рискует семья. От одного из них Маша узнала, что Даниил ушёл к партизанам.

Однажды немцы пришли настолько неожиданно, что Дёмины не успели отправить партизана в лес. Искать место для укрытия уже было поздно, и солдата пришлось зарыть в стоге сена. Случившееся дальше можно назвать только чудом: немцы, обыскав весь дом, подошли к стогу и вилами стали его колоть со всех сторон. Ничего не нашли и покинули дом. Через несколько минут Дёмины отрыли солдата, он сказал, что несколько раз вилы прошли в сантиметрах от его тела, едва не задев.

В октябре 1943 года Мария ушла добровольцем на войну. Она служила в войсковой части п/п 33803. В банно-прачечный отряд попали девочки из разных городов и сёл. Отряду нужно было обстирывать всю армию и управлять лошадьми. Мы привыкли видеть одну войну, где есть враг, стрельба, взрывы снарядов и бомб, рукопашные схватки, но была ещё и другая война — тяжёлая работа изо дня в день, с утра до ночи: стирка, сушка, глаженье, штопка, чтобы наши бойцы могли бить врага… Кожа на руках у девушек огрубела и растрескалась. Но тогда никто об этом не думал: всеми силами нужно было избежать заражений и инфекций в армии. За самоотверженный труд Марии Степановне командование неоднократно объявляло благодарность.

Банно-прачечный отряд следовал за боевым подразделением, входившим в состав 2-го Белорусского фронта. Шли на Пруссию. Победу Мария Дёмина встретила в Кёнигсберге.

Домой Мария Степановна вернулась только в августе 1945 года. После войны начался страшный голод. Сказалось также, что Струковка долгое время была оккупирована немцами. СМЕРШ «перетряс» каждого жителя на предмет пособничества врагу. Все были запуганы, и никто лишний раз не хотел говорить о военных годах.

Мария Степановна работала в сберкассе в Сеще, потом в Дубровке. Родила дочку Валентину. В 1953 году Мария окончила курсы «роковских медсестёр» и стала медработником, как всегда мечтала. Работала в организационно-методическом отделе Дубровской центральной районной больницы медицинским статистиком. Стала отличником здравоохранения. Она до последнего дня своей жизни изо всех сил помогала семье. Замуж Мария Степановна так и не вышла. Не смогла забыть свою первую любовь.

Умерла Мария Степановна в 2011 году, но многие документы и фотографии дочь нашла только спустя несколько лет после смерти матери… Самое страшное, что может быть на свете, — это ВОЙНА. Она рушит судьбы людей, приносит много горя, убивает самое светлое, что только есть в жизни человека, — ЛЮБОВЬ. На войне много героев, но есть, на первый взгляд, незаметные, скромные труженики войны, без самоотверженного, самозабвенного труда которых не было бы Великой ПОБЕДЫ!

Детство в нацистской Германии. Что рассказывают об этом немцы

• Фиона Макдоналд
• BBC Culture

4 февраля 2018

Автор фото, Fred Ramage/Getty Images

Война недавно закончилась, и берлинские дети играют среди разбомбленных зданий и подбитых танков

В недавно вышедшей в берлинском издательстве книге собраны воспоминания «Kriegskinder», «детей войны», немцев, чье детство прошло в нацистской Германии. Один из авторов книги фотограф Фредерика Хельвиг рассказывает, как этим людям запомнилось военное время и о чем они предпочитают не вспоминать.

Их воспоминания несут на себе налет, присущий детству — они фрагментарные, порой яркие, порой размытые. Читая их, словно оказываешься там, в тех годах, в той обстановке. Рядом с текстом — фотографии пожилых людей, к детству которых мы только что прикоснулись.

По-немецки их называют Kriegskinder, или «дети войны»: во время Второй мировой они росли в нацистской Германии.

«Однажды я гуляла у маленького берлинского пруда, — вспоминает Бригитта, которая родилась в 1937 году в Дортмунде. — В воде плавала мертвая женщина, лицом вниз. Ее юбка надулась, и ветер гнал тело через пруд, как парусник».

Автор фото, .

Бригитта родилась в 1937-м

Подобные рассказы, вместе с 44 фотопортретами, собраны в книге Kriegskinder. Фотограф Фредерика Хельвиг снимала этих людей, а Анна Ваак записывала их воспоминания.

Некоторые из них рассказывали о том времени впервые: многое из того, что увидели детские глаза, ужасает своей обыденностью.

Еще дымящийся окурок сигареты, камешки, которые швыряют в рот мертвому, два кустика помидоров на балконе разбомбленного дома… Мелкие детали, которые бессознательно запечатлеваются в мозгу и предлагают новое видение того, что уже вроде бы неоднократно описывалось историками.

«Передо мной эта тема раскрылась эмоционально, а не через историю или статистику (что они делали, как они делали — в общем, всё то, с чем мы выросли и что уже знаем), — рассказала Хельвиг корреспонденту BBC Culture. — Проблема с такими рассказами всегда в том, что виновные, преступники — это кто-то другой. Мы постарались разобраться в том, как это могло случиться — ведь это было практически в каждой немецкой семье».

Автор фото, .

Никлас, родившийся в 1939 году, написал книгу «Тень рейха», воспоминания о своем отце Гансе Франке, в 1940—1945 годах — генерал-губернаторе оккупированной нацистами Польши

Один из ее героев, пожалуй, больше чем другие, сделал для того, чтобы разобраться с прошлым.

Родившийся в 1939 году Никлас Франк — сын Ганса Франка, нацистского генерал-губернатора оккупированной Польши, одного из главных организаторов масштабного террора в отношении польского и еврейского населения этой страны (после окончания войны Ганс Франк был арестован и приговорен к смертной казни на Нюрнбергском процессе. — Прим. переводчика).

В получившем высокие оценки документальном фильме «Мое нацистское наследие: что сделали наши отцы» Никлас Франк ездил по Европе вместе с британским юристом-правозащитником Филиппом Сэндсом (дед Сэндса, выступающего в фильме рассказчиком, потерял в годы Холокоста большую часть своих польских родственников. — Прим. переводчика).

Воспоминания Франка в книге «Дети войны» относятся именно к польскому периоду в жизни его семьи. Он рассказывает, как с матерью и няней ездил за покупками в краковское еврейское гетто.

«Мы ездим по гетто, мать покупает меха и шарфы, платя столько, сколько сама решила. Я стою на заднем сиденье «Мерседеса», рядом со мной сидит моя няня Хильда, моя мать — на переднем сиденье рядом с шофером, — вспоминает он. — На мне черно-белый костюмчик».

«Люди грустно смотрят на нас. Я показываю язык какому-то мальчишке старше меня. Он разворачивается и уходит, и мне кажется, что я победил. Я торжествующе смеюсь, но няня молча усаживает меня на сиденье».

Хотя это детские впечатления, сейчас они вызывают не умиление, а беспокойство. «Большая часть воспоминаний в этой книге — разрозненные фрагменты реальной жизни, — говорит Хельвиг. — То, о чем эти люди рассказывают, — интересно. Но интересно и то, о чем они не говорят».

Автор фото, .

Вернер родился в 1936-м

Многие из них описывают чужую смерть только так, как ее мог увидеть ребенок. «Напротив нашего дома лежал повешенный. Немец. Он пытался спрятаться от войны в разрушенном здании, и его повесили на фонарном столбе, — говорит Вернер. — Когда он умер, веревку обрезали. Он лежал там несколько дней с открытым ртом, и мы, дети, бросали ему туда камешки».

«В конце концов его убрали и закопали на обочине. Но поскольку на городских улицах не должно быть мертвых, приехали грузовики, его и другие тела откопали и побросали в кузов. Мы, дети, за всем этим наблюдали. После этого мы пошли обедать. На обед была кукурузная каша, но у меня в голове были только эти тела в порванной одежде и с торчащими костями. Я не мог есть, меня тошнило».

События прошлого возвращаются в «Детях войны» со всеми запахами, звуками и вкусом того времени.

«Многие до сих пор помнят, как прятались в бомбоубежище, звуки сирен воздушной тревоги, воздушные налеты, страх на лицах взрослых, мертвые тела, раненых, повешенных, самоубийц, разбомбленные дома. Помнят, как играли на развалинах», — пишет в предисловии к «Детям войны» Александра Зенффт, внучка нацистского преступника (Ганс Элард Людин, посол Германии в Словакии, ответственный за депортацию в лагеря смерти 70 тысяч словацких евреев. — Прим. переводчика) и автор книги «Длинная тень прошлого» (о том, через что ей пришлось пройти, когда она узнала всю правду о злодеяниях своего деда).

«Воспоминания — отчетливые или смутные, с картинами бегства, с «русскими», с до сих пор ощущаемым чувством голода, со вкусом шоколада, который раздавали американские солдаты…»

Автор фото, .

Аннелиза, родилась в 1938-м: «Слышу это как сейчас: наверху, в синеве чистого неба, бомбардировщики — серебристые, строем, высоко-высоко и оглушительно громко»

«Признать, что преступник — твой отец или твоя мать, и как-то примирить это знание с любовью, которую ты к ним испытывал… Это порождает двойственность и невыносимое напряжение», — пишет Зенффт.

«Часто скрываемые преступления прошлого весят так тяжело, что это ломает психику потомков. Это невозможно переварить: как любимый и любящий отец мог одновременно быть убийцей?»

«Малая часть ухитряется как-то разъединить в своей душе преступника и любимого родителя, сохранив обоих по отдельности. Но большинство либо отрицает преступления, совершенные родственником, либо отрекается от него».

После войны прошло уже много лет, но из семейной памяти она никуда не делась.

«То, с чем Kriegskinder не смогли справиться, они передали нам, внукам, — пишет Зенффт. — Психологи обнаружили, что многие внуки сделали опыт своих дедов частью собственной жизни, даже если о нацистском периоде в семье никогда не говорили».

Хельвиг стала задумываться обо всем этом, когда у нее самой появились дети.

«Идея этой книги родилась, когда я разговаривала с друзьями о том, как нам рассказывать собственным детям об истории нашей страны, как сделать, чтобы им это было интересно, и как научить их ответственности за то, что произошло, ответственности, которая приходит вместе со знанием о прошлом».

«И из тех разговоров возникло понимание: те странности, которые мы иногда видели в своих родителях, показывают, что они росли во время войны. И это раскрыло для нас новые возможности для диалога с ними».

Это было главной ее целью — начать диалог. «Каждый немец знает о Холокосте, нам об этом рассказывают в школе, опубликована масса документов… Но вот о чем никогда не говорилось в немецких семьях — это о том, что именно делал ваш прадедушка и что в связи с этим случилось. Это по-прежнему что-то вроде табу».

Не обязательно потому, что дети войны не хотят об этом говорить. «То поколение долгие годы несло это знание в себе, и большинство тех, с кем мы разговаривали, довольно свободно говорили на эту тему. Но добавляли, что многим неинтересны их рассказы».

Автор фото, .

Карл, родился в 1941-м: «С конца войны двое военнопленных из Силезии работали у нас, муж и жена, примерно возраста моего отца… Перед обедом мы всегда молились»

Хельвиг надеется, что ее книга поможет изменить это. «Эти рассказы рождают эмоции. А эмоции рождают любопытство и желание задавать новые вопросы, вести откровенный разговор, который необходим для оценки того времени», — говорит она.

«Речь не идет о том, чтобы возложить вину на целое поколение. Важно попытаться подтолкнуть представителей разных поколений к откровенному разговору».

Книга Kriegskinder заканчивается цитатой из израильского психолога, психотерапевта, исследователя коллективной памяти о нацизме и последствий Холокоста Дана Бар-Она: «Вооруженные конфликты приводят к появлению в обществе зон молчания. Поступки и ответственность преступников замалчиваются. Как и страдания жертв, как и роль сторонних наблюдателей… Это молчание часто передается из поколения в поколение».

«Дети войны» опубликованы тогда, когда происходящее в мире снова дает срочный повод начать говорить об этом.

«Книга вновь напоминает о том, что произошло много лет назад — но это не значит, что не может случиться опять, — подчеркивает Хельвиг. — Когда мы начинали над ней работать в 2014 году, мир был совершенно другим».

«Когда я говорила своим немецким друзьям, что готовлю книгу о детях войны, они реагировали примерно так: «А, интересно. Но нужно ли нам об этом говорить сегодня? Посмотри на Германию».

«Это были годы Меркель и Обамы — и вдруг, всего два года спустя, перед Германией, Европой и Америкой раскрылись совсем иные возможные сценарии».

В своем предисловии Зенффт указывает на то, насколько заразительным может быть коллективное молчание.

«Исследования показывают, что травмы и тяжелый стресс могут передаваться по наследству. И то, с чем не разобрались, переходит к следующему поколению».

И это выходит далеко за рамки отдельной семьи. «То, что заметено под ковер, о чем умалчивается внутри семьи, неизбежно вырывается и проникает в общество и политику».

Выставка «Дети войны» будет работать в Берлине в F3 со 2 февраля по 8 апреля 2018 года.

Ниже мы приводим отрывки из книги, вышедшей в берлинском издательстве Hatje Cantz.

Автор фото, .

Рене родилась в 1937-м

«Поскольку я сильно недоедала, меня отправили к моей двоюродной бабушке в Швейцарию. Она была замужем за обойщиком мебели, в доме всегда приятно пахло кожей, но по квартире бегали муравьи. Бабушка клала на пол селедочные головы, чтобы отпугивать муравьев».

«В квартире был роскошный диван, и на нем лежали маленькие брошюры. Днем бабушка часто уезжала в Цюрих, и я как-то заглянула в одну из них. Я пришла в ужас, когда обнаружила, что брошюры — о концлагерях, и что такие лагеря — в Германии. Там были такие иллюстрации… Однажды кто-то на улице городка ударил меня по щеке и закричал: «Ты поганая немка!» Я плакала».

Автор фото, .

Петер родился в 1941-м

«Русские солдаты — они были маленького роста и ехали на маленьких лошадках — захватили ферму, на которой жила наша семья. Они застрелили нашу большую собаку, кеесхонда (порода немецких шпицев — Прим. переводчика), потому что он лаял. Он был моим другом. Один солдат посадил меня на лошадь и покатал по деревне».

«В день моего рождения в 1945 году мама решила попробовать бежать с нами, детьми, с бабушкой и еще несколькими нашими родственниками, на Запад. В спешке она перепутала мои ботинки — левый надела на правую ногу, а правый — на левую. Мы шли целый день, километр за километром, и она не слышала, как я жаловался».

«Вдоль дороги лежали мертвые люди и мертвые лошади — все вперемешку. Мы ночевали в сараях, на брошенных фабриках, в поездах, в лагерях с душем от вшей, с жидким супчиком из полевой кухни. Иногда нас бомбили. Пока мы шли, бабушка и еще несколько родственников умерли. Выжили только я, моя мама и моя сестра».

Автор фото, .

Вольф-Дитер родился в 1941-м

«Когда пришли русские, наша Лизбет забралась в коробку, полную листовок с изображением Гитлера. Все окна в доме были выбиты. Мать сидела с нами, детьми, в песочнице во дворе, ей казалось, что так с ней ничего не случится. Когда солдат вылез из подвала, я схватил его за штанину и закричал: «Проклятый русский, оставь мою Лизбет в покое!» И он мне ничего не сделал».

«С виллы напротив слышался ужасный шум, и моя бабушка с решительным видом отправилась туда. Там на кровати лежали мать и дочь, голые, изнасилованные, с перерезанным горлом. Бабушка кричала на пьяных русских до тех пор, пока они не ушли. Моя мать, которая была врачом, осмотрела обеих женщин и сказала, что они мертвы. Их похоронили в саду».

Автор фото, .

Гизела родилась в 1939-м

«День за днем люди шли и шли мимо нашего дома. Когда по радио объявили, что Силезию надо покинуть, мы пошли на восток вместе с остальными. Каждый вечер, когда темнело, всем нужно было уйти с дороги, и каждый искал себе место для ночлега».

«Однажды вечером мы нашли приют в доме пожилой женщины, у которой было очень много кошек. Когда мы обедали, животные вдруг начали дико прыгать вокруг, по столу и стульям. Наша бабушка была рассержена».

«Женщина не позволила нам остаться у нее, и мы спрятались в старой шахте. Когда завыли сирены, поднялась паника. В шахту набилось много народа, кто-то не удержался на ногах, и его затоптали. Кошки нас предупредили и спасли нам жизнь».

Автор фото, .

Ханнелора родилась в 1936-м

«У моей матери болел живот, но она тянула до последнего, и в конце концов сосед отвез ее в больницу. Врачи сказали, что аппендикс прорвался, и гной уже проник в брюшную полость. Сказали, что поможет пенициллин. Его можно было достать только на черном рынке. Когда моей тете удалось его найти, было слишком поздно».

«Мою мать засунули в тесное пространство между ванной комнатой и больничным коридором. От нее шел запах гниющей плоти. Когда она попросила пить, я бегала по городу, ища ей лимонад, вся в слезах. Вскоре она умерла».

Автор фото, .

Хорст родился в 1941-м

«Зима была такая холодная, что по Рейну плавали льдины. Город лежал в руинах, и развалины были отличным местом для игр. По дороге в школу я проходил мимо кирхи. Одна из двух колоколен была разрушена, но на второй все еще висели колокола. (…) Мама говорила мне: вот здесь была больница, где ты родился. Теперь там стояли одни стены. Точно так же выглядел и наш дом на Блюментальштрассе, где мы жили до войны. Я нашел остатки того, что было моей детской коляской, на стальном скелете бывшего нашего балкона».

«Кельнский собор вроде не был сильно поврежден. Только в одном месте в него попала бомба или снаряд. Чтобы башня не обвалилась, дыру заложили кирпичом. Мост Гогенцоллернов был полностью разрушен, его обломки лежали в Рейне. Американские солдаты соорудили временный мост, который называли мостом Паттона. Паттон — американский генерал. Когда автомобили ехали по этому мосту, особенно грузовики, его деревянное покрытие гремело».

Прочитать оригинал этой статьи на английском языке можно на сайте BBC Culture.

Рассчитались ли немцы за войну? Польша и Греция еще ждут репараций от Германии

Политические интриги или арьергардные бои самой страшной войны XX века? Спустя 80 лет после начала Второй мировой остаются страны, считающие, что последняя страница в ее истории еще не перевернута. В Польше и Греции суммы репараций, выплаченных Германией, называют мизерными; в Южной Корее уверены, что Япония не рассчиталась с теми, кого принудительно мобилизовала на свои заводы. В первых рядах недовольных — националисты, заявляющие о неучтенных убытках. Берлин и Токио принимают претензии к сведению, но платить по новым счетам отказываются.

Варшава хочет триллион

Громче и чаще всего о необходимости восстановить финансовую справедливость заявляют в Польше. Только в 2018–2019 годах с критикой послевоенных сделок о репарациях выступили премьер-министр, глава МИД и президент этой страны. Политики, принадлежащие к право-консервативной части спектра, уверены: когда решался вопрос с Германией, Польша не обладала достаточным суверенитетом, чтобы потребовать свое у немцев. И только поэтому вынуждена была согласиться с примирительной позицией СССР.

Глава МИД Польши Яцек Чапутович 18 августа заявил, что компенсации, полученные его страной, были «минимальными». «Нас дискриминировали. На свете есть государства, которые потеряли неизмеримо меньше в ходе войны, а репарации им начислили больше. Во всем этом не хватало основополагающей честности». Чтобы придать дополнительный вес своим аргументам, Чапутович упрекнул Германию в отсутствии «орднунга». «Разве это порядок?» — возмутился он в интервью немецким СМИ.

Заявляя о претензиях на деньги Германии, польские политики упоминают ущерб, понесенный их соотечественниками в ходе войны. В Польше его считают беспрецедентным даже на фоне потерь СССР. Подсчет, который в ходу у Варшавы, основывается на относительных цифрах. Война унесла жизни 6 миллионов граждан страны (включая 3 миллиона жертв Холокоста), а это значит, что погиб каждый шестой обладатель польского паспорта. По этому показателю даже советские потери остаются позади.

Варшава поставила себе задачу подсчитать ущерб от действий Германии до последнего цента. В 2019 году сумма была названа. По утверждению председателя комитета Сейма по репарациям Аркадиуша Мулярчика, ФРГ должна полякам €1 трлн. Детали подсчетов не разглашаются, и сам документ, в котором они содержатся, не обнародован. Мулярчик предложил сделать его достоянием публики 1 сентября 2019 года, когда исполняется 80 лет со дня нападения гитлеровской Германии на Польшу.

Как же так? Но мы же расплатились?

В Берлине к этой инициативе относятся с опаской, поскольку хотели бы примирения с Варшавой, но на своих условиях. С этой целью 1 сентября президент ФРГ Франк-Вальтер Штайнмайер прибыл с официальным визитом в Польшу. Глава государства дает понять: Германия признает безоговорочную моральную ответственность за свои преступления, но платить больше не будет. По мнению Берлина, вопрос о финансовой компенсации Польше закрыт с 1953 года, когда сама Варшава отказалась от всех претензий на дальнейшие репарации. В 2017 году по просьбе поляков к спору о деньгах вернулись снова, но со все тем же результатом. Специальная комиссия Бундестага вынесла решение, что оснований для возобновления выплат нет.

«В Германии к предложению пересмотреть размер репараций относятся чрезвычайно негативно. В свое время немцы пошли полякам навстречу — образовали общую с ним исследовательскую комиссию для определения ущерба. Но дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Поляки каждый год повышают свои требования. Компенсация, которую они теперь требуют, — астрономическая. Речь идет приблизительно о 20% ВВП ФРГ», — рассказал в разговоре с ТАСС руководитель Центра германских исследований Института Европы РАН Владислав Белов.

По его словам, вопрос, была или нет Польша справедливо вознаграждена за потери в войне, упирается в критерии. «Часть немецких земель по мирному договору отдали полякам. С финансовой точки зрения оценить выгоду от этого приобретения просто невозможно. Как и потери от передачи бывших польских земель советской Украине. Об это обстоятельство — о финансовую неизмеримость — разбиваются все доводы поляков», — считает специалист.

Заплатить грекам за развалины

По мнению Белова, больше оснований добиваться финансовой компенсации у Германии имеет Греция, которую гитлеровские войска оккупировали с 1941 по 1944–45 годы, заплатив за это всего 115 миллионов дойчмарок. В средиземноморской стране считают эту компенсацию оскорбительно низкой. Ведь принудительный заем, который Третий рейх вырвал у греков перед уходом, был сделан на большую сумму — в переводе на современные деньги от €8 млрд до €11 млрд. Впоследствии эту сумму списали, о чем переживающие финансовые трудности Афины не намерены забывать.

В наши дни тему немецкого долга использует в своей агитации леворадикальная партия СИРИЗА. Ее лидер Алексис Ципрас уверен: чтобы перевернуть черную страницу в отношениях между двумя странами, Германия должна рассчитаться материально. В 2015 году критиковавшего Берлин Ципраса избрали премьером. При его правлении парламент Греции выставил Германии счет: €270 млрд.

Как бы ни была велика эта цифра, среди депутатов нашлись те, кто и ее счел недостаточной. Ультранационалисты из «Золотой зари» хотели бы, чтобы немцы перечислили еще больше: €400 млрд. Греческие крайне правые терпеливо перечисляют свои аргументы: 300 тысяч убитых соотечественников и 1700 уничтоженных деревень. Однако реакция официального Берлина та же, что и в случае с Польшей: решительное нет.

Что, если попросить у японцев?

Помимо Германии, с финансовыми претензиями за преступления Второй мировой сталкивается еще одна бывшая страна-агрессор — Япония. Против Токио выступает в прошлом оккупированная им Южная Корея. В 1965 году стороны уладили вопрос о государственном долге, но остались индивидуальные претензии. Общественное мнение в Сеуле уверено, что бывшие захватчики не расплатились за труд принудительно мобилизованных работников — этнических корейцев. В 2018 году поданные теми иски удовлетворил местный суд. Как рассказал ТАСС ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН Константин Асмолов, с точки зрения Токио речь идет об опасном прецеденте. «Ссылаясь на судебное решение, бывшие работники и их родственники могут тысячами подавать новые иски, арестовывать японскую собственность и патенты. Неудивительно, что в Японии забили тревогу. Однако реакцию Токио преувеличивают СМИ. До настоящей торговой войны между сторонами еще далеко. И все же Страна восходящего солнца держит в уме, что уже выплатила Стране утренней свежести астрономические суммы по договору 1965 года и не должна ничего больше».

Как считает Асмолов, снова на повестке дня вопрос о японском долге оказался из-за позиции президента Южной Кореи Мун Чжэ Ина, в интересах которого использовать антияпонские чувства. «Мирное урегулирование на Корейском полуострове пробуксовывает, дела в экономике идут далеко не так хорошо, как хотелось бы. И в этих условиях президент Мун понимает старую тему о японском долге», — проводит параллель Асмолов.

Политическими причинами опрошенные ТАСС эксперты объясняют и другие претензии, выдвинутые против стран-агрессоров, развязавших Вторую мировую войну, в частности, греческие и польские. Отношения Варшавы и Афин с Берлином далеко не безоблачны. Германия критикует Польшу за отступления от демократии, а Грецию за недостаточный темп экономических реформ. В этих условиях вопрос о том, сполна ли Германия рассчиталась за Вторую мировую, возникает на переговорах снова и снова как ответный аргумент против ФРГ.

Уверенность некоторых из соседей Германии, что долги Третьего рейха — не только финансовые, но и моральные, — не выплачены до конца, надолго останется проблемой для Берлина. Тень гитлеровского прошлого мешает ФРГ принять на себя лидерство в Европейском союзе. И хотя в наши дни Германия стремится навязать соседям не свое господство, а только бюджетную дисциплину, в их глазах это ничего не меняет. Во многих странах ЕС уверены, что по историческим причинам немцы не имеют нравственного права на нажим.

Экономическое усиление Германии в 2000-е и 2010-е годы только подлило масла в огонь. Опасаясь, что за хозяйственным укреплением может последовать и политическое, некоторые страны Евросоюза заранее готовят свои претензии к гегемону. И то, что немцы едва ли пойдут на уступки сразу, не столь и важно — ведь это только стартовая позиция для торга.

Тем более что претензии к немцам полезны и в электоральном смысле, обеспечивая успех на выборах популистам — как левым, так и правым. В Европе многие боятся слишком сильной Германии даже спустя восемь десятилетий после начала войны. 

Игорь Гашков

Максим Фоменко о том, за счет чего СССР победил в ВОВ — Реальное время

Историк Максим Фоменко о том, за счет чего была повержена сильнейшая сухопутная армия мира

«В ноябре 1941 года ударили морозы. Они как раз помогли немцам, потому что «искоренили» распутицу, раскисшие дороги схватились морозцем. И ладно бы только дороги. Все-таки наступлений именно по дорогам советские войска всегда ждали, поэтому на них строились наиболее прочные оборонительные сооружения. Однако, помимо дорог, замерзали озера, речки, поля схватывались морозом, и по ним можно было легко передвигаться и пехоте, и технике. Поэтому встретили очень позитивно. Это дало им возможность не в грязи воевать, а использовать местность для быстрого передвижения войск», — рассуждает историк Максим Фоменко. В интервью «Реальному времени» он рассказал о том, стоит ли сравнивать численность немецкой и советской армий, почему первые морозы были на руку агрессору, и о «новой волне» авторов исследований по истории Великой Отечественной.

— Максим Викторович, почему немцы дошли до Москвы всего за 4 месяца, а потом советские войска шли до Польши несколько лет?

— Имел место целый комплекс причин. Самая главная из них заключается в том, что в 1941 году была очень серьезная качественная разница между Красной Армией и Вермахтом. На территорию СССР пришла, без преувеличения, лучшая сухопутная армия в мире. Это выражалось не только в цифровой табличной численности пехоты, танков, артиллерии или авиации. Например, в плане количества танков, самолетов и артиллерийских орудий Красная Армия была по таблицам сильнее Вермахта. Однако немецкая армия была уже сбалансирована и имела немалый опыт побед в войне против Польши, стран Бенилюкса, Скандинавии и, конечно же, в первую очередь Франции. В принципе, несмотря на все свои проблемы, эти армии были одними из сильнейших в мире.

Поэтому наши войска летом 1941 года были попросту не готовы на равных сражаться с немецкой военной машиной. Плюс нужно учитывать, что немцы имели преимущество в развертывании. Они к 22 июня 1941 года держали на границах СССР армию военного времени, а советские войска, несмотря на большую численность техники и вооружения, фактически были еще армией мирного времени, не развернутой по военным штатам.

Но все же самый главный фактор в быстром продвижении немцев — это качественное различие армий. Они имели огромный опыт в плане прорыва обороны, развития успеха и захвата стратегических объектов, в том числе объектов инфраструктуры. Немцы массово использовали механизированные соединения, у советской армии такого опыта не было. На первый взгляд, военной техники было много, но как ее использовать в современной войне, Красная Армия просто не знала. Например, наша армия не имела опыта использования своих крупных танковых соединений, механизированных корпусов.

У нас принято сравнивать тяжелый советский танк КВ и немецкие средние танки, но главное в реальном бою — это не броня и вооружение, пусть это и важные характеристики. Главное — то, как используются эти машины. Немцы совмещали в своих танковых дивизиях, помимо танков, мотопехоту, моторизованную артиллерию, которая передвигалась достаточно быстро с использованием скоростных тягачей. Эти технические факторы добавились к тактическим и дали высокое качество ведения боевых действий, которое немцы продемонстрировали в 1941 году.

Если вернуться к опыту военных действий, то можно сказать, что освободительный поход Красной Армии 1939 года, конфликты с Японией и советско-финляндская война не дали нашей армии опыта по-настоящему масштабной современной войны. Именно поэтому продвижение противника было столь стремительным.

По мере приобретения Красной Армией тяжелого боевого опыта, завоеванного большой кровью, уровень ее стал повышаться. И постепенно он стал приближаться к немецкому. Это мы говорим уже, конечно, не про 41-й год. В середине войны уже шли сражения качественно равных армий.

А в начале войны немцы имели преимущество в тактическом плане, в подготовке пехотных частей и подразделений. Немецкие штурмовые группы довольно успешно взламывали практически любую оборону. Пользуясь отлаженным взаимодействием пехоты и артиллерии, привлекая свои пикирующие бомбардировщики, немцы взламывали оборонительные линии. И потом уже в эти «проломы» вводились крупные моторизованные корпуса и развивали успех.

При этом я прочитал довольно много немецких документов о задержках в наступлении. Например, на калининском направлении осенью 1941 года части немецкой 3-й танковой группы вынуждены были в какие-то моменты останавливать наступление, потому что могли по нескольку суток ждать доставки горючего. Даже передовым танковым частям приходилось иногда доставлять топливо транспортными самолетами, поэтому для Вермахта очень важно было захватить советские аэродромы. Не стоит думать, что немцы шли в таких идеальных условиях, нигде не останавливаясь. В моменты таких вынужденных задержек, кстати, нашим обороняющимся частям нередко казалось, что немцев удалось остановить.

При этом не следует думать, что в начале войны наши войска только проигрывали. Успешные действия со стороны Красной Армии, безусловно, были и в 41-м году. Оборонительная стадия битвы под Москвой изобилует вполне удачными контрударами.

— Вы говорили о новой штурмовой тактике немцев. Это была теоритическая разработка немцев, их генштаба, или она родилась на полях сражений Второй мировой войны?

— Это был, прежде всего, опыт Первой мировой войны. Немцы и другие европейские армии столкнулись тогда с позиционным кризисом, когда солдаты могли сидеть в окопах месяцами без продвижения вперед. И одним из выходов из этой ситуации как раз и были штурмовые действия пехоты. Стандартное представление о том, что артиллерия разрушает оборону противника, а пехота ее просто добивает и занимает, потерпело крах в Первую мировую. Немецкая пехота на заключительном этапе Первой мировой войны демонстрировала очень высокий уровень штурмовой тактики. Французы также владели этой тактикой.

Здесь сказался следующий фактор: немцы проиграли войну, а французы выиграли. У победивших армий часто так бывает, что ее генералы готовятся к прошедшей войне. То есть французы полагали, что новая война будет развиваться по тому же сценарию, что и Первая мировая. Немцам же нужно было придумать что-то неординарное, чтобы своего «нового-старого» противника победить.

Поэтому во Второй мировой войне немцы опирались на опыт предыдущей войны. Штурмовая тактика в 1941 году не была неким ноу-хау, она была просто очень хорошо продумана и модернизирована.

Яркий пример здесь — это немецкий писатель Эрнст Юнгер, автор очень известного автобиографического произведения «В стальных грозах». Он как раз очень много пишет о том, как развивалась немецкая штурмовая тактика. И приводит немало примеров конкретных боев. Я о нем вспомнил, потому что именно он, среди прочих, вносил изменения в боевые уставы немецкой пехоты после Первой мировой войны. Закаленные в боях ветераны, которые выжили в Первую мировую (между прочим, у Юнгера было 14 ранений), вложили свои знания в развитие нового поколения пехоты. Они модернизировали тактику, действовали при поддержке артиллерии образца 30-х годов. Например, немцы для разрушения укреплений противника нередко использовали зенитные орудия, поставленные на прямую наводку. Это орудия с очень высокой начальной скоростью снаряда, с очень высокой бронепробиваемостью. Они использовались как против самолетов, так и против танков, пехоты, укреплений. Плюс у них было большое количество новых гаубиц и пушек, которые поддерживали пехоту огнем.

Иногда задают вопрос: а куда делись так называемые «линия Сталина», «линия Молотова»? Их разукомплектовали или не использовали? Нет. На самом деле оборонительные сооружения на этих линиях использовались, правда, тогда они назывались укреплениями на старой границе и, соответственно, на новой. Все это летом 1941 года использовалось. Точно так же, как на московском направлении активно использовались оборонительные сооружения, построенные летом и осенью 1941 года. Но не сказать чтобы для немцев это было нечто удивительное, непреодолимое.

У нас зачастую складывается ложное впечатление, что немцы прорывали оборону, навалившись массой танков, как в фильмах (хотя, конечно, бывало и такое). Но чаще именно пехота обеспечивала прорыв обороны. В этом плане Красная Армия образца 1941 года не могла сравниться с Вермахтом, потому что у нас опыт Первой мировой войны был в целом ряде аспектов безвозвратно потерян. Связано это было с революцией, гражданской войной, когда старый офицерский корпус, который имел, пусть далеко не весь, хоть какие-то представления о современной войне, разделился на белых и красных. В результате кто-то эмигрировал, кто-то погиб, кто-то просто растерял былой опыт.

Нужно отметить, что боевых действий, сравнимых по концентрации войск и технических средств с Первой мировой войной, в гражданской войне не было и близко. Таким образом, разница между Красной Армией и Вермахтом была заложена задолго до начала Великой Отечественной войны.

— Немецкая армия была готова к «русской зиме» в 1941 году? Есть мнение, что именно она остановила ее продвижение, что немало бойцов Вермахта скончались от обморожения.

— В данном случае мы имеем дело со штампом. Во-первых, нужно учитывать, о каком периоде мы говорим. Когда мы говорим о холодах, мы забываем одну очень важную вещь. В ноябре 1941 года ударили морозы. Они как раз помогли немцам, потому что они «искоренили» распутицу, раскисшие дороги схватились морозцем. И ладно бы только дороги. Все-таки наступлений именно по дорогам советские войска всегда ждали, поэтому на них строились наиболее прочные оборонительные сооружения. Однако, помимо дорог, замерзали озера, речки, поля схватывались морозом, и по ним можно было легко передвигаться и пехоте, и технике.

Поэтому первые морозы немцы встретили очень позитивно. Это дало им возможность не в грязи воевать, а использовать местность для быстрого передвижения войск.

То, что у них не было достаточно зимнего обмундирования, это вполне понятно. Потому что войну действительно планировалась закончить достаточно быстро, еще до наступления зимы 1941 года. Массовые случаи обморожения начались в декабре 41-го года, когда Красная Армия перешла в наступление, и немцам приходилось занимать позиции и отсиживаться в оборонительных сооружениях, либо, еще хуже, отступать по открытой местности. Тут надо сказать, что не весь декабрь были сильные морозы в 30-40 градусов ниже нуля. Например, на калининском направлении в ходе Московской битвы были дни, когда было –10 и –8. И лед на реках мог разрыхляться от перепадов температур, что, например, мешало переправлять наши войска и технику через Волгу для ведения дальнейшего наступления.

Именно в тот момент, когда немецкие части, лишенные транспорта, горючего, выгоняли на мороз и вынуждали отступать, росло количество обморожений. Но не нужно думать, что в Красной Армии не было обморожений и что сибирские дивизии в полушубках и валенках в едином порыве обрушились в ноябре—декабре 41-го на Вермахт. Тут надо понимать, что в нашей армии тоже были дивизии, которые испытывали проблемы с зимним обмундированием для бойцов. Погода влияет одинаково на обе воющие стороны. Точно так же как распутица не только мешала немцем наступать, но и нашим обороняться. Обороняться в грязи ничуть не проще, чем наступать. Мне попадалось очень много документов, где командиры наших стрелковых частей жалуются на то, что у них мало снарядов и патронов, потому что машины с боеприпасами вязли на раскисших дорогах.

Фактор погоды, конечно, играл свою роль, но не стоит эту роль преувеличивать. Немцев победили не генерал Мороз и не генерал Грязь, их победили вполне конкретные командиры и бойцы Красной Армии.

— Расскажите о том, как немецкие бомбардировщики пытались бомбить Москву уже начиная с июля 1941 года.

— Надо понимать, что Москва была на особом положении как столица СССР. Вокруг нее были собраны огромные силы ПВО. Большое количество средств ПВО сыграло свою роль и в обороне от немецких наземных частей, потому что зенитки активно использовались против танков. Москву защищали на очень высоком уровне. Она в то время уже была мощным аэродромным узлом, на котором базировалось очень много истребителей. Немцы, конечно, прорывались сквозь оборону группами самолетов и отдельными бомбардировщиками. До сих пор в Москве есть следы бомбардировок на отдельных улицах, если внимательно на них смотреть. Москву защищали особым образом, как и Ленинград или военно-морскую базу Кронштадт.

Также в Москве были специальные части, которые поднимали в воздух аэростаты со специальными устройствами для того, чтобы сбивать самолеты противника. Такие случаи были, когда самолеты падали от столкновения с аэростатными заграждениями.

Нельзя сказать, что бомбардировки немцев имели какие-то катастрофические последствия для Москвы. Были города, которые немцы просто сжигали с воздуха. Для городов поменьше налеты немецких бомбардировщиков зачастую были фатальными.

— Какова была расстановка сил перед битвой за Москву и в ее ходе?

— В конце сентября немцы начали знаменитую операцию «Тайфун». Они использовали большую часть своих танковых войск для битвы за Москву. Тут нужно снова сказать, что я против лобового сравнения численности войск, потому что первым же мощным ударом в начале октября немцы создали несколько «котлов», окружений наших войск, в которых погибло, по разным данным, до 1 млн солдат Красной Армии. Уже к 7—10 октября 1941 года немцы могли быстро продвигаться к Москве в пространстве, очень слабо защищаемом частями Красной Армией. Но тут и сами немцы совершают большую ошибку, и свою 3-ю танковую группу поворачивают на калининское направление. Значительная часть и других соединений отвлекается непосредственно от Москвы.

Для того чтобы затыкать многочисленные прорывы, которые образовывались после крушения советской обороны в начале октября, Красной Армии нужно было постоянно перебрасывать свои новые силы. Это была такая своеобразная гонка. Либо немцы займут очередной стратегически важный пункт на пути к Москве, либо наше командование успеет перебросить туда новую стрелковую дивизию с востока — с Дальнего Востока, из Сибири и Средней Азии. Знаменитая 316-я (Панфиловская) дивизия была сформирована как раз в Средней Азии, в Казахстане. В результате немцы просто не ожидали, что на их пути будут постоянно возникать свежие советские войска. Сравнивать здесь численность немецких и советских войск бессмысленно, потому что каждый день битвы это соотношение будет сильно варьироваться. И эти «голые» цифры ни о чем не будут говорить.

Главную роль играли стратегические ходы руководства армий, а не тактические успехи и неудачи. Хотя, повторюсь, важность тактики тоже нельзя забывать.

— Какие книги вы посоветуете прочитать тем, кто интересуется историей Великой Отечественной войны?

— Здесь можно выделить категорию научно-популярной литературы о Великой Отечественной войне. Универсальными книгами о ней являются исследования Алексея Исаева. Но можно сказать, что сейчас в нашей стране идет так называемая «новая волна» историографии периода 1941—1945 годов, появляется очень много молодых авторов. С другой стороны, например, британский историк Энтони Бивор пишет очень много научно-популярных книг по событиям Второй мировой войны.

Если говорить об отдельных сражениях, то непревзойденным специалистом по Курской битве является Валерий Николаевич Замулин. Про Сталинград пишут Егор Кобяков, Артем Чунихин. Недавно Егор выпустил очень хорошую книгу «Неизвестный Сталинград», а Артем регулярно радует нас интересными статьями. Работают и другие отличные специалисты, всех их, к сожалению, невозможно перечислить в одном интервью.

Есть и классика о Второй мировой войне. Например, о высадке в Нормандии к этой категории относится книга Макса Хастингса «Операция Оверлорд». В общем, интересующимся военной историей всегда будет что почитать.

Матвей Антропов

Справка

Максим Фоменко — кандидат исторических наук, доцент кафедры стратегических коммуникаций факультета государственного управления МГУ имени М.В. Ломоносова. Исследователь сражений на калининском направлении в октябре — декабре 1941 года.

солдат в Германии: первые впечатления от бывшего Третьего рейха | Национальный музей Великой Отечественной войны

Весной 1945 года британские и американские войска с боями прорвались в самое сердце западной Германии. Хотя первый немецкий город, который пал от американских войск, Ахен, был захвачен в октябре 1944 года, вторжение в Третий Рейх началось всерьез в марте 1945 года, когда западные союзники перешли реку Рейн. К моменту безоговорочной капитуляции нацистского правительства 8 мая британские, французские, советские и американские войска контролировали практически всю Германию.

американских солдат и истребителей танков пробиваются сквозь руины Дюссельдорфа. В то время как бомбардировщики союзников разрушили центры большинства немецких городов, многие более мелкие города избежали разрушения. Предоставлено Армией США.

За семь месяцев, что американские солдаты воевали на немецкой земле, они сформировали свои первые впечатления о Германии, стране, которую большинство солдат ранее знало только благодаря военной пропаганде и общению с захваченными в плен немецкими солдатами. Германия, которую американские солдаты увидели весной 1945 года, вызвала бурную реакцию в их рядах и во многом удивила их.Среди американских солдат наиболее часто повторялись наблюдения за материальным благосостоянием страны, дружелюбием мирных жителей и странным отсутствием нацистов.

КОМФОРТНЫЙ ДОМ

Первое, что заметили в Германии многие американские солдаты, была ее красота. Большинство немецких городов, перекрестков и мостов были разрушены бомбардировками союзников, но большая часть сельских районов и пригородов Германии уцелела относительно невредимой. Девятнадцатилетний рядовой Ричард Кингсбери из 94-й пехотной дивизии вспомнил, как на юге Германии: «Часто холмы были покрыты ароматными сосновыми лесами, такими густыми деревьями, что они были темными и прохладными, несмотря на самый яркий солнечный свет.Ясные бурлящие ручьи текли с холмов в широкие прекрасные долины, где все интенсивно возделывались. Причудливые городки напоминали иллюстрации из сказок Гримма ». Солдаты, входящие в немецкие дома, находили их богато обставленными современной мебелью, картинами, фарфором и мехами. Немецкое гражданское население выглядело сытым и одетым, и этот факт вызывал частые комментарии со стороны солдат, наблюдавших за тяготами войны, нанесенной населению Франции и Англии.

Выше — Куфштайн-ам-Инн, а ниже — Кольстофф-бай-Киферсфельден.Американские солдаты были поражены красотой немецкой сельской местности. Один солдат принес домой эти фотографии, которые были напечатаны в качестве сувениров. Изображения любезно предоставлены Тайлером Бэмфордом.

Процветание Германии вызвало гнев у многих американских солдат. До въезда в Германию солдаты уже возмущались тем, что немцы начали войну. Однако после того, как солдаты увидели изобилие немецких домов, многие завоеватели стали еще более ожесточенными по отношению к немецким гражданам. Американские завоеватели полагали, что немцы украли большую часть этого материального изобилия из стран, находящихся под их властью.Кроме того, американцы столкнулись с миллионами недоедающих и подвергшихся жестокому обращению перемещенных лиц — мужчин, женщин и детей, которых заставляли работать в качестве рабов на немецких фабриках и полях. В результате американские солдаты стали более охотно разрушать и грабить немецкую собственность. Американский подполковник Джеймс Х. Полк признался жене, что вид богатства Германии заставил его «сжечь дотла каждый город». Я действительно хочу обстрелять каждое место, прежде чем оно будет занято, просто чтобы показать женщинам и детям, какой ад Германия устроила миру.Не только Полк выражал мстительные чувства. «Моя душа кипит от радости», — написал младший лейтенант Престон Прайс своей семье. «Почему? Потому что это Германия, которую взорвали. Эти беженцы — немцы, эти разрушенные дома — немецкие, а те пленные, которых вы видите, — немцы … Это плата за разрушенный Льеж, Роттердам, Лондон и все остальное ».

Для большинства американских солдат Германия впервые оказалась в стране Оси. Они больше не чувствовали себя обязанными уважать частную собственность и наслаждались возможностью заставить немцев страдать от тех же неудобств, которые они испытывали годами.Лейтенант Чарльз Маршалл рассказывал, как «Мы ​​прибыли во Францию ​​как освободители. Мы пришли сюда, в Германию, как завоеватели. Во Франции мы были гостями, хотя нам приходилось пробираться по стране и принимать во внимание чувства и обычаи наших хозяев. Чувствительность немцев, с другой стороны, не имела значения, и никоим образом это не было более очевидным, чем то, как были расквартированы солдаты ».

В союзных странах солдатам было запрещено реквизировать частные дома.Ситуация изменилась, когда солдаты пересекли немецкую границу. Рядовой Ричард Маллан из 16-го танкового пехотного батальона рассказал своим родителям, как всякий раз, когда его подразделение входило в немецкую деревню: «Мы просто говорим бургермейстеру, что нам нужен лучший дом в городе с большим количеством матрасов для сна, и они его получат. ” Для большинства солдат это был первый раз за несколько месяцев, когда они спали под крышей. Они добывали себе еду, спиртные напитки и ценные вещи, не испытывая особого сочувствия к семьям, которых они лишили.Лейтенант Чарльз Маршалл рассуждал так: «Поскольку солдаты армии знали, что немцы разграбили страны, в которые они вторглись, и поскольку его учили ненавидеть немцев, он не видел ничего плохого в том, чтобы грабить их».

ДРУЖЕСТВЕННЫЕ ГРАЖДАНЕ

Хотя многие американские солдаты изначально враждебно относились к немецкому населению, отношения между двумя группами быстро улучшились. Солдаты быстро заметили обилие немок. Большое количество элегантно одетых женщин вместе с почти полным отсутствием немецких мужчин в возрасте от 15 до 50 неизбежно приводили к тысячам свиданий и отношений.Эти взаимодействия увеличивались, несмотря на правила армии США, направленные на предотвращение общения между американскими войсками и немцами.

Еще до того, как американские части начали входить в Германию в большом количестве, Верховный штаб союзных экспедиционных сил издал приказы, запрещающие любые братания между американскими солдатами и немецкими гражданскими лицами, кроме как в ходе официальных дел. Общественное мнение в Соединенных Штатах оказало значительное влияние на формирование этой политики. Многие американцы дома опасались, что братание солдат с немецкими военнопленными и гражданскими лицами приведет к снисхождению по отношению к бывшим нацистам.Этот страх достиг своего пика в начале мая 1945 года, когда американские новостные агентства сообщили, что высокопоставленные американские офицеры регулярно общались с захваченными в плен нацистскими лидерами, включая рейхсмаршала Германа Геринга. Однако, когда солдаты столкнулись с большим количеством мирных жителей, солдаты были удивлены тем фактом, что немцы проявили мало внешних признаков ненависти к победителям. «Мне трудно не улыбнуться им в ответ, — признался рядовой Ричард Маллан.

солдат с немецкими детьми также подорвало поддержку американскими солдатами запрета на братание.Вскоре после того, как боевые действия закончились, маленькие дети начали собираться вокруг солдат и просить конфет. Даже закаленные в боях ветераны не устояли перед уговорами детей и бесплатно раздавали плитки шоколада и жевательную резинку из своих воинских пайков. Как сказал своей жене сержант Джеральд Рэфтери, «соблазн пообщаться хотя бы с детьми вездесущ и не всегда сопротивляется. Я сомневаюсь, что угроза штрафа или понижения [в звании] может помешать доставке конфет GI детям, которые выглядят так, как будто они их хотят.Командиры союзников опасались, что солдаты будут слишком увлечены своими бывшими врагами, но многие солдаты считали, что доброта к гражданскому населению, особенно к детям, была лучшим способом начать перевоспитание немцев.

В ответ начальник штаба армии США генерал Джордж Маршалл приказал Эйзенхауэру дать понять, что приказы о недопустимости братания соблюдаются. После таких директив один генерал заявил, что американские солдаты не должны даже «вызывать улыбку» или «давать жевательную резинку младенцам», но другие офицеры заняли более прагматичный подход к широко распространенной практике.Майор Уильям Хилл из 28-й пехотной дивизии рассуждал, что «солдаты будут иметь дело независимо от правил и приказов». Действительно, военнослужащие предприняли ряд хитроумных мер, чтобы обойти ограничения. Некоторые предоставили союзникам униформу для своих немецких свиданий.

Другие поддельные документы немецких женщин о том, что они были перемещенными лицами. Широко распространенная непопулярность приказа о запрете на братание сделала практически невозможным для командования обеспечить его соблюдение. Хуже того, солдаты со звездным боевым послужным списком начали накапливать дисциплинарные записи за то, что их поймала военная полиция вместе с немецкими гражданскими лицами.Следовательно, летом 1945 года политика начала рушиться. 11 июня 1945 года генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр снял запрет на братание американских солдат с немецкими детьми. В следующем месяце он разрешил солдатам «разговаривать со взрослыми немцами на улицах и в общественных местах».

ОТСУТСТВИЕ НАЦИСТОВ

Американских солдат было легко брататься с большинством немцев, с которыми они встречались, потому что среди немецких мирных жителей было странное отсутствие нацистов.Прежде чем солдаты вошли в Германию, они ожидали встретить гражданское население, полное преданных нацистских сторонников. Действительно, фанатичное сопротивление остатков немецкого вермахта и СС убедило солдат, что им «придется сражаться до конца, оккупировать всю Германию и убить всех фанатиков в стране, прежде чем это закончится». Тем не менее, к удивлению американских солдат, лишь немногие немцы, с которыми они столкнулись за пределами вооруженных сил и партийной администрации, выразили симпатию нацистам после того, как их войска были разбиты.Первая причина отсутствия нацистов заключалась в том, что многие нацисты погибли вместе с Рейхом, а не жили в условиях американской оккупации.

Когда американцы вошли в немецкие города впервые, они обнаружили тысячи мужчин, женщин и детей, которые покончили жизнь самоубийством, но не сдались. В городе Лейпциг военнослужащие 2-й и 69-й пехотных дивизий обнаружили трагическую сцену, войдя в здание мэрии. Life Фотограф журнала «Life » Маргарет Бурк-Уайт описала эту сцену: «Внутри находился офис в стиле барокко, украшенный сентиментальными пейзажами и обставленный в тяжелом стиле, который олицетворял немецкое представление о роскоши девятнадцатого века.На массивной кожаной мебели возлежала семейная группа, такая близкая, такая реалистичная, что трудно было понять, что этих людей больше нет ». Городской казначей, мэр и командующий фольксштурмом покончили с собой вместе со своими семьями. По всей Германии разыгрывались похожие сцены, в которых солдаты СС, администраторы и простые граждане покончили с собой. Перед вторжением союзников в Германию нацистские пропагандисты заверили своих соотечественников, что американские солдаты будут пытать и убивать их и их семьи, вызывая массовые самоубийства по всему Рейху.

Другой причиной отсутствия нацистов была их относительная редкость еще до войны. На последних свободных выборах в Германии Адольф Гитлер получил лишь треть всех поданных голосов. К 1945 году к нацистской партии принадлежало только около восьми миллионов немцев из общей численности населения, составлявшей около 80 миллионов человек. Многие позже оправдали свое членство тем, что потеряли бы работу и бизнес, если бы не присоединились к партии. Еще тысячи немцев просто солгали о своей нацистской деятельности или бежали из страны.Фактически, у союзников были такие трудности с определением, какие немцы должны укомплектовать послевоенное правительство Германии, что оккупационные силы прибегли к использованию тестов на детекторе лжи.

Наконец, было множество немцев, которые не раскаивались в своей нацистской деятельности или не заявляли о том, что знали о преступлениях режима. Немецкий промышленник Альфред Крупп, семья которого владела крупнейшей компанией по производству оружия в Европе, сказал Маргарет Бурк-Уайт, что рабы на его заводах «прибыли добровольно и были довольно обеспечены, поскольку их кормили больше, чем немецкие рабочие .Крупп признался, что слышал слухи о концентрационных лагерях, но утверждал, что это дело рук нескольких безумцев режима и что расследовать эти слухи — не его работа. К счастью, он не был свидетелем того, как нацистские охранники убивали рабочих с его заводов, которые изжили себя.

Американский солдат дает сигареты нескольким из более чем 30 000 освобожденных узников концлагеря в Дахау 29 апреля 1945 года. Военнослужащие с трудом верили немцам, которые протестовали, что они ничего не знают о лагерях.Дахау находился всего в десяти милях от Мюнхена. Предоставлено Армией США.

бомбардировки союзников послужили удобным поводом для немцев, которые хотели изобразить себя жертвами. Даже после того, как американские солдаты заставили немецких гражданских лиц совершить поездку по освобожденным концентрационным лагерям, немецкие гражданские лица и нацистские руководители настаивали, что они не знали заранее о лагерях, и отказывались верить, что фюрер приказал такие зверства. В марте 1945 года подполковник Полк в гневе записал, как две немки «яростно плакали, когда мы выгнали их» из их дома.Они не могли понять жестокости американцев и воскликнули: «Немцы никогда никому не причиняли вреда».

Несмотря на то, что большинство немцев заявили, что не одобряют режим Гитлера после войны, многие хотели игнорировать неприятную правду о своих собственных действиях. Во время правления Гитлера даже нацистские противники иногда аплодировали действиям Гитлера, таким как объединение Германии и Австрии. Немецкие мирные жители знали о тысячах концентрационных лагерей, миллионах рабов и агрессивных войнах, развязанных их нацией, но большинство из них не предприняло никаких действий, чтобы остановить войну или спасти своих соседей-евреев, цыган, гомосексуалистов и славян.Сержант Генри Джайлз подытожил чувства многих солдат, написав:

Как немцы дошли до этого?

Когда вы говорите о перевоспитании целой нации, такой как Германия, вам нужно кое-что знать о том, как немцы стали такими, какие они есть. Вы должны спросить себя, как вы собираетесь заставить целую нацию по-другому думать о себе и своем месте в упорядоченном мире.

Чтобы изменить предрассудки и мнения нации, необходимо нечто большее, чем переписанные учебники и реорганизованные школы.Такие вещи основаны на образе мышления людей и на том, чему их учили — не только о последних двадцати пяти годах, но и о столетиях их истории.

Немецкая вера в немецкое могущество была лишь частично результатом двенадцати лет обучения тирании и жестокости под властью нацистов. Этот короткий период может объяснить фанатизм молодежи, у которой не было других наставников. В руках Гитлера они были восковыми.

У взрослого населения было немного иначе. Сначала либералы были подавлены или сосланы, профсоюзы ликвидированы, а церкви — как католические, так и протестантские — опорочены.Тогда большие массы охотно подчинились правлению меньшинства гангстерскими методами. Деспотизм, который был бы немыслим в Норвегии, Голландии, Англии или Соединенных Штатах, был принят массами немцев и в конце г. они защищали его до смерти .

Было предложено множество причин для объяснения прихода Гитлера к власти. Следует помнить, что в Германии не было древних традиций самоуправления, конституций, парламентов или свободной прессы, которые бы противостояли ему.Ответ на вопрос, почему немецкая нация могла поверить в силу и попытаться сделать порабощение своих соседей решением своих международных отношений, в значительной степени лежит в истории Германии, особенно в истории последних ста лет. Если мы посмотрим на это так, как смотрели на это немцы со времен Бисмарка, мы лучше поймем проблему их перевоспитания.

Раньше была Германия

Германия находится в центре Европы. Римляне принесли свой закон и язык во Францию ​​и Испанию.Некоторое время они прочно удерживали Англию. Но та часть Европы, где сейчас находится Германия, никогда не попадала под цивилизаторское правление Рима. Трир на Мозеле, Кельн на Рейне и Вена на Дунае были форпостами на северной границе Рима.

Около 800 г. нашей эры Карл Великий, столицей которого был Ахен, на время раздвинул границы своей империи до Берлина. Когда империя Карла Великого пала, после его смерти в 814 году, Европа смутно проявила черты современного национального разделения. С тех пор каждой нации в Европе потребовались столетия, чтобы достичь единства.Из великих стран Германия прошла самый длинный путь.

Мечта о единстве

Сотни лет у немцев было видение, но не реальность. национальное единство. Земли племен превратились в герцогства и графства, которые, в свою очередь, разделились и умножились. Почти тысячу лет назад саксонский герцог по имени Генрих Птицарь и его сын Отто I заставили другие германские герцогства подчиниться. Затем Отто и его преемники позволили возможности германского единства ускользнуть, пока они сражались в Италии, чтобы получить тщетную честь быть коронованным папой как императоры новой «Священной Римской империи».”

Последний германо-римский император, имевший хоть какое-то подобие национального признания, Фридрих Барбаросса, умер во время крестового похода на Святую Землю в 1190 году. Долгое время существовала легенда о том, что этот поистине великий правитель спал в пещерах горы Кифхаузер и однажды проснется восстановить утраченное единство и величие Германии. Мечта была тщетной, хотя стремление к единству было реальным. Корона Священной Римской империи, подданными которой были в основном германцы, перешла к австрийским Габсбургам.Потомки этого дурака носили его 600 лет, пока Наполеон в 1806 году грубо не сбил его с головы.

Эти шесть веков привели не к Германии, а к годам — ​​к годам Германии. Существовали сотни региональных подразделений и лояльностей — герцогств и графств, а также десяток или более вольных городов, таких как Гамбург, Франкфурт и Любек. Это была Германия, захваченная Наполеоном (1806–1813 гг.), И двумя веками ранее, в Тридцатилетней войне (1618–48 гг.), Была захвачена Испанией, Францией, Данией, Швецией и армиями так называемого немецкого государства. император в Вене.Разрушения этой войны были равны или превзойдены только теми разрушениями, которые нацисты навлекли на Германию сегодня или нанесли их собственными руками.

Тем не менее мечта о единстве сохранялась. Это не могло быть реализовано вокруг величайшего государства, Австрии, чей эрцгерцог был номинальным императором и на своих территориях правил больше славянами и венграми, чем немцами. В конечном итоге только какое-то государство к северу от Дуная, ближе к центру полностью немецкой земли, могло надеяться взять на себя лидерство.Некоторые герцогства приобрели значительную державу. У них были древние правящие семьи, которые в качестве выборщиков прошли через пустую формальность, выбирая теневого императора в Вене.

Государством, которое возглавит остальных, могло быть Саксония, Бавария или Ганновер. У их правителей были амбиции, и все они были автократами. У них были суды, имитирующие Людовика XIV в Версале. Все играли в его пользу, а иногда и за английскую или другую иностранную поддержку, всегда работая на себя, а не на большую Германию.В этом они ни в чем не уступят.

Со временем другое северогерманское государство, Пруссия — наименее германское, наименее благоприятное по своим землям и расположению — превзошло их всех в династическом мастерстве и завоеваниях. Его правитель стал в 1871 году императором объединенной Германии.

Восходящая звезда Гогенцоллернов

Как случилось, что Гогенцоллерн из Берлина, столицы Бранденбург-Пруссии, был поставлен на штыки всей Германии к этой высокой чести? Как прусский король стал современным Фридрихом Барбароссой и в 1870 году осуществил мечту о политически единой, непобедимой в военном отношении Германии ?

Вся история охватывает более тысячи лет, но суть ее можно кратко изложить без искажений.Карл Великий в свое время, около 800 г., установил охраняющие военные посты, «марши» или «знаки», которые они называли, под управлением Маркграфа (графа) и епископа. Меч и крест были опорой его роли на далеких рубежах.

Центром одной из этих военных колоний, визитной карточки Бранденбурга, был Берлин, расположенный на песчаной равнине на медленной реке Шпрее. В последующие века даже теневые императоры никогда не забывали, что Бранденбург был важным военным форпостом, и они: пытались сохранить его в руках способных правителей.Однако часто они мало что могли сделать, чтобы поддержать даже сильных Markgraf , а когда в 1219 году наиболее сильная линия вымерла, последовали два столетия феодальной анархии.

Затем, в 1415 году, первый Гогенцоллерн получил сомнительную награду в виде курфюрста (правителя) Бранденбурга. Гогенцоллерны прибыли в приграничную провинцию со скудными природными ресурсами и без естественных границ. Только сражающиеся армии могли обозначить и удерживать границы такого государства. Шансы на выживание здесь, даже больше, чем где-либо в средневековье, зависели от силы и хитрости.Иногда нужно было отступить, чтобы нанести удар в более благоприятный день, когда договор или семейный пакт можно было нарушить с выгодой.

Прусское возвышение

Гогенцоллерн последовал за Гогенцоллерном. Некоторые из них были слабыми и тщеславными, но все боялись одного — заклеймить их как разрушителя государства. Если они не могли добавить территорию одним способом, они пробовали другой. По мере расширения Бранденбурга их соседи становились более завистливыми, многочисленными и могущественными. В 1618 году, накануне Тридцатилетней войны, смерть дальнего родственника передала Гогенцоллернам в Берлине владение герцогством Пруссией на Балтийском море и отрезанными от них польской территорией.А потом они получили несколько маленьких территорий на Рейне и несколько разбросанных между ними епископств — ничего твердого и связанного.

Все можно потерять, но большего можно добиться только путем успешных войн и союзов. С Польшей, Саксонией, Швецией, Данией, Ганновером и Голландией в качестве соседей, с бдительной Австрией и Францией, это была опасная игра. Но теперь Гогенцоллерны создали за полтора века (1640–1786) трех правителей, умевших использовать армию, тщательно заполненную казну и извилистую дипломатию.

Величайшим из трех был последний, Фридрих II, прозванный Великим. Пока мы вели войну между французами и индейцами в Северной Америке, он с некоторой помощью Питта в Англии победил русских, французов и австрийцев, которые однажды загнали его в угол и были готовы принять яд. Русские ненадолго оккупировали Берлин в 1760 году.

В конце концов, Фридрих Великий участвовал в разделе Польши и оставил армию, которая не была побеждена, и народ, который признал доминирование вооруженных сил в жизни страны.Своих офицеров и многих своих дипломатов он взял из сословия дворян-землевладельцев Юнкера. Как класс они стали более роялистами, чем сам король; По отдельности они погибли за него на поле боя.

При Фридрихе Великом Пруссия опередила все другие германские государства, и слава прусских побед была присвоена всеми немцами. Через двадцать лет после смерти Фридриха Наполеон разгромил Пруссию. Но он разгромил Австрию и все другие германские государства, так что, когда Пруссия встала позади армий Наполеона во время его роковой русской кампании, она возглавила Германию.

Либеральные надежды против бисмарковского реализма

Немцы снова мечтали об объединенной Германии. Многие надеялись на конституцию и свободы для граждан в награду за их участие в Освободительной войне против Наполеона. Они считали без князей и забыли, что еще предстоит решить, будет ли Пруссия или Австрия возглавить объединенную Германию. У них была только пустая конфедерация, в то время как Пруссия приобрела половину Саксонии и Рейнских провинций. Прусская военная мощь заслужила это и дала Пруссии стражу на Рейне против другого Наполеона.

Когда в 1848 году революция распространилась из Парижа через Рейн, либералы в Германии возлагали большие надежды на то, что собрание избранного съезда во Франкфурте объединит Германию и даст ей конституцию, парламент и свободы, которые они видели в Англии. Это была тщетная надежда. Напуганные князья пришли в себя, и прусская армия подавила последнее восстание.

Один прусский юнкер читал уроки 1848 года иначе, чем либералы. Отто фон Бисмарк хотел, чтобы Австрия была изгнана, а Пруссия стала лидером любой будущей объединенной Германии.По его замыслу, немецкие князья и короли останутся с уменьшенной властью, но народ будет сплачен некоторыми уступками. Не письменными конституциями, а кровью и железом Германия должна была быть объединена и имперская корона возложена на голову Гогенцоллернов.

Армия была реформирована. Австрия была изолирована и в 1866 году побита за шесть недель. Четыре года спустя война с наполовину подготовленной Францией закончилась миром, продиктованным Германией в Версале. Милитаризм, армия, принцип грубой силы в международных отношениях привели от триумфа к триумфу: Фридрих Великий и Бисмарк сделали то, чего не могли сделать либерализм и парламенты.Германия была великой державой.

Единство было достигнуто, но ценой господства государства и армии над отдельным гражданином. Объединенная Германия была создана кровью и железом, а не бюллетенями. По словам ее руководителей, только таким образом можно будет обеспечить будущее Германии и укрепить ее могущество.

Так правители и могущественная военная клика читали историю Пруссии и Германии. Так учили. Герои нации были творцами войны и победителями в ней.Американские солдаты видели памятники им, а также Бисмарку и императору Вильгельму I по всей Германии. Они почти не видели памятников либеральным, демократическим и мирным лидерам.

Так были образованы поколения до того, как Гитлер, австриец, когда-либо возвысил свой голос.

Таким образом, была поставлена ​​основная задача перевоспитания Германии: как изменить веру нации в вооруженную силу и верховное государство?

Первая мировая война и ее последствия

Поражение в Первой мировой войне не привело к окончательному обращению немецкого народа к путям мира.Германия в 1918 году не пережила вторжения и оккупации и, несмотря на тяжелые потери и жесткую блокаду, была относительно неповрежденной. Быстро распространился миф о том, что немецкая армия никогда не была побеждена, что ее предали дома, что нация подвела армию, а не армия нация. Было сказано, что были допущены ошибки, которых Германия сможет избежать в следующий раз. «Der Tag» придет снова.

Гитлер сыграл на чувстве разочарования и унижения побежденной Германии после пятидесяти лет триумфа.Не характерные для Германии экономические трудности и безработица сыграли ему на руку. Снова и снова он повторял миф о непобедимой армии и о том, как ей «ударили ножом в спину». Урок 1914-1915 годов заключался не в том, как сохранять мир, а в том, как его нарушить. Евреи и коммунисты, а затем и все либералы стали объектами презрения и репрессий. Для нацистов и многих других немцев республиканский режим 1919–1933 годов был позорной интермедией.

Третий Рейх смел республику, основанную в Веймаре, и, в конце концов, бросил вызов миру и всем его цивилизованным устоям.Сейчас Третий Рейх лежит в руинах. Немцы, которые руководили им, немцы, которые согласились с ним в течение короткого дня его триумфов, и поколение немцев, чьи умы отравлены варварскими доктринами нацизма, — это немцы, которых необходимо перевоспитать, чтобы извлечь уроки. последний.

Решающее поражение на этот раз

Первым сокровищем, которое должно было быть достигнуто раньше всех остальных и прежде, чем у других появится шанс, было полное и сокрушительное поражение Германии в каждом центре, в каждой деревне, на всем протяжении каждого шоссе с севера на юг и с востока на Запад.Никогда больше ни один немец, настоящий или будущий, не сможет найти оправдания тому, что Германия не была побеждена или непобедима. Никогда больше он не должен думать, что он принадлежит к высшей расе или что диктаторы — надежные лидеры, а демократия — декадентская. Что-то из того, что Германия навязала другим, за исключением массовых убийств и голодных лагерей, должно быть сурово и справедливо отнесено к ней.

Теперь, когда полное поражение разрушило идею о том, что Германия может добиться своих целей силой — идея, которую немцы извлекли из военных успехов Пруссии и которую поражение в Первой мировой войне не выбило из них, — может быть место или надежда для вещи, обсуждаемые в этой брошюре.Наши солдаты, наряду с солдатами Великобритании, России и Франции, являются одними из первых учителей в процессе перевоспитания Германии. Их задача продолжится в период оккупации. Они будут самыми многочисленными и вездесущими представителями наций и идей, которые нацисты поносили как безжалостных агрессоров, замышляющих уничтожить немцев как народ. Эта идея будет отвергнута строгим, но справедливым правилом. То, что некоторые завоеватели подчиняются законам и не обращают народы в рабство, — еще один урок, который солдат преподает народу Германии.

И что тогда?

Что дальше? Можно ли заставить немцев увидеть, что настоящий период их позора только что закончился? Может ли нация, которая со времен Бисмарка признала могущество столь же правильным, сделав государство верховным над личностью, извлечь другой и отличный урок из истории? Можно ли научить самоуправлению и ответственности правителей перед управляемыми людей, которые теперь говорят о павших нацистах и ​​их преступлениях: «Мы не имели к этому никакого отношения»?

Если через двенадцать лет гангстеры смогут запугивать и пропагандировать народ, заставляя его принять нацистские доктрины, можно ли научить тех же людей принимать противоположные идеалы национальных и международных действий? Как много времени это займет? Кто это будет делать? Как это сделать? Будет ли оно прилипать? Или немцы когда-нибудь поверит, что они были героической нацией воинов, которую мог победить только целый мир, и что именно завоеватели стали причиной разрушения их городов и святынь? Будет ли Гитлер еще одним Барбароссой?

Пока рано говорить, каковы будут ответы на эти вопросы.Однако можно с уверенностью предположить, что они не будут благоприятствовать интересам союзников, если мы, без всяких иллюзий, не предпримем решительных усилий, чтобы понять немецкий народ.

Последние 1500 лет Центральная Европа, от Балтики до Балкан, была ареной беспощадной, эгоистичной и жестокой борьбы за власть. В этой борьбе христианин противопоставляется туркам и язычникам, католики — протестантам, немцы — славянам, а немцы — своим собратьям-немцам.На протяжении веков между этими враждующими элементами не существовало постоянного равновесия. Следовательно, никакое прочное чувство социальной или политической безопасности не могло развиться, сравнимое с тем, которое росло в Англии или Америке, где относительная географическая изоляция способствовала политическому единству и поощряла безопасность за естественными преградами на суше и на море.

Прошедших столетия упорной борьбы оставили свой отпечаток не только на немецком темперамент и характер, но и на немецком образ жизни.Тип демократии, развитый англоязычными народами, так и не смог пустить корни в Германии. Развиваемый им индивидуализм требует столетий относительной политической безопасности для достижения полного роста. Именно такой безопасности у немецкого народа никогда не было. В этих обстоятельствах было бы ошибкой предполагать, что наш собственный особый вид демократии будет понят или оценен средним немцем. Самое большее, на что мы можем надеяться, — это помочь немцам выработать собственное политическое спасение для себя в рамках такого мирного мира, который победоносная Организация Объединенных Наций желает создать.

Нам также следует признать тот факт, что: будущая Германия должна будет основываться на таких прошлых немецких традициях, которые могут быть разделены немецким народом с остальным западным миром, а не на каких-либо чужих традициях, навязанных им. их извне победившим врагом. Другими словами, немцы должны научиться поощрять развитие тех элементов в своей прошлой цивилизации, которые наиболее совместимы с нашим образом жизни и с нашими чаяниями на будущее.В том, что такие элементы давно существуют в Германии, не подлежит сомнению, но в последние десятилетия они подавлялись так безжалостно, что сегодня они будут почти забыты. Их повторное открытие, несомненно, окажется трудным; в худшем случае это может оказаться невозможным. Посмотрев на темную сторону, а она очень мрачная, мы теперь в какой-то мере осознаем сложность решения проблемы перевоспитания немцев. К счастью, темная сторона не единственная. Люди доброй воли, которые знают, что будущий мир во всем мире может зависеть от того, насколько они максимально используют хорошее и возможное, могут не терять надежды.В этой дискуссии мы должны будем обратить внимание на лучшее, что есть в нас, и на лучшее, что мы можем найти в Германии, понять которую отчаяние всего мира.

Из EM 26: Можно ли перевоспитать немцев? (1945)

Последствия Первой мировой войны — объяснение Холокоста: разработано для школ

Перемирие было согласовано 11 ноября 1918 года, но формальный мирный договор не был согласован до следующего года.Этот мирный договор стал известен как Версальский договор. Подписано 28 июня 1919 года.

Обсуждения договора между Великобританией, Францией и США начались в январе 1919 года. Германию не пригласили участвовать в этих обсуждениях.

Германия предполагала, что план из 14 пунктов , , изложенный президентом США Вудро Вильсоном в январе 1918 года, ляжет в основу мирного договора. Однако Франция, которая значительно пострадала в войне, была полна решимости сделать так, чтобы Германия не могла снова бросить им вызов.

Согласно статье 231 «Оговорка о вине в войне» Германия должна была взять на себя полную ответственность за войну. Германия потеряла 13% своей земли и 12% населения из-за союзников. На эту землю приходилось 48% производства железа в Германии и значительная часть добычи угля, что ограничивало ее экономическую мощь.

Германская армия была ограничена 100 000 солдат, а флот — 15 000 моряков. В качестве финансовой компенсации за войну союзники также потребовали большие суммы денег, известные как «репарации».

Версальский договор был очень непопулярным в Германии и считался чрезвычайно суровым. Столкнувшись с революционной атмосферой дома и недостатком условий войны, правительство Германии неохотно согласилось принять условия с двумя исключениями. Они не соглашались признать полную ответственность за развязывание войны и не соглашались с тем, что бывший кайзер должен предстать перед судом.

Союзники отклонили это предложение и потребовали, чтобы Германия приняла все условия безоговорочно, иначе им грозит возвращение к войне.

У правительства Германии не было выбора. Представители новых правящих партий, СДПГ и Центристской партии, Герман Мюллер и Йоханнес Белл подписали договор 28 июня 1919 года.

Версальский договор возмутил многих немцев. Они рассматривали это как «диктат» — мир, продиктованный им. Правые и националистические партии, выступавшие против договора, заклеймили Мюллера и Белла «Ноябрьскими преступниками».

«Немецкая война», Николас Старгардт

Один из вариантов ответа — последовать примеру Даниэля Джоны Гольдхагена и объявить виновными немцев в целом.Но панорама, которую рисует Николас Старгардт в своей захватывающей новой книге, в целом более тонкая и убедительная. «Немецкая война» переносит нас в жизни мужчин и женщин из всех слоев общества, которые сражались, выживали и страдали — пехотинцы, командиры танков, штабные офицеры; P.O.W. охранник лагеря, который беспокоился о том, чтобы загнать голодных заключенных в упорядоченные очереди с супом, и равнодушно смотрел, как его учителя по русскому уводили на расстрел; одержимый спортом католик, укрывавший случайного еврея в своей гимназии; молодые люди воспроизводят страницы из воспоминаний Эрнста Юнгера о Вердене; упрямый командующий танками, который был вынужден признать, что немцы могут извлечь уроки героизма у обреченных повстанцев Варшавы; пары, пытающиеся поддерживать неожиданно дальние отношения; безутешная супруга, которая ведет дневник для мужа, которому не суждено было вернуться из Сталинграда; наглая «новенькая», для которой война дала возможность совершить покупки и позагорать; травмированный шизофреник, чей кружащийся бред состоял из фрагментов шаблона Геббельса.

Старгардт, профессор современной европейской истории в Оксфордском университете, кладет плоть на кости знакомых стереотипов — «обычные люди», оказавшиеся по колено на полях смерти Польши и Украины, националистические протестанты, изо всех сил пытающиеся приспособить свою веру к «Новое время», стойкие католики, отказывающиеся мириться с безбожным режимом Гитлера. Но это не статичный перечень социальных и политических типов. Что делает эту книгу настолько драматичной, так это то, что она показывает нам политическую и личную идентичность в движении.Возможно, наиболее интересную характеристику Третьего рейха за последнее время дал блестящий, но жуткий образ Петера Фриче, в котором немцы «готовят» себя к режиму Гитлера. В картине «Жизнь и смерть в Третьем рейхе» Фриче обрисовал образ нации, занятой коллективным актом «самообразования», стремясь «соответствовать» твердости, строгости и динамизма, которых требуют национал-социалистические идеалы.

В том же духе книга Старгардта описывает войну как чрезвычайно разрушительное событие, нарушающее предубеждения, заставляющее немцев примириться с патриотизмом, который объединил подавляющее большинство, с серией жестоких эмоциональных, политических и интеллектуальных потрясений.Он показывает нам ежедневный труд интерпретации, работу по осмыслению убийства, смерти и разрушения. Хотя это сравнение может показаться противоречивым, нельзя не вспомнить громадный хор голосов, который придал истории Холокоста «Годы истребления» Саула Фридлендера его разрушительную силу. Фридлендер оставался со своими свидетелями-евреями и жертвами до последнего момента, возвращая тем самым полный и ошеломляющий ужас их убийства. Старгард достигает чего-то подобного, оставаясь со своими подданными до самого конца.Тот факт, что это и преступники, и жертвы, делает этот эффект еще более тревожным.

Чтобы так писать, требуется редкая чувствительность и психологическая изысканность в сочетании с определенной степенью бесстрашия. Это также требует готовности не только потакать, но и использовать в продуктивном отношении увлечение образованных немцев философией, поэзией и теологией. Слушая источники Старгардта, мы вспоминаем, что это была эпоха Хайдеггера, Сартра и Карла Барта. Наряду с Ницше и Гете, образы этого периода были наполнены великим возрождением самого загадочного из немецких поэтов, Гельдерлина, столетие которого отмечалось с помпой в 1943 году.Соответственно, Старгардт превращает руническое понятие Гельдерлина об Абгрунде, или бездне, в критический лейтмотив. Для некоторых из наиболее вдумчивых современников, заключает он, экзистенциальная самодраматизация обеспечила бегство от реальности от непосредственной личной политической ответственности.

Но Штаргардт впечатляет не только как историк культуры. Он также впечатляюще хорошо разбирается в военном повествовании о войне. И это обязательно. Никакой отчет о стойкости Германии не может убедить нас, если мы не поймем как стремительность наступлений Вермахта с 1939 по 1941 год, так и агонизирующие арьергардные действия на просторах Украины и Белоруссии, на протяженности итальянского полуострова и, наконец, в крепостях. города от Ла-Рошели до Бреслау и Берлина.Как показывает Старгардт, именно отождествление с воинами, жившими изо дня в день, удар за ударом в бюллетенях и кинохрониках Вермахта, держало немецкое население в напряжении и поддерживало их, не оставляя надежды до самого конца.

Их вермахт был лучше, чем наша армия

ПРОПАГАНДА ЯВЛЯЕТСЯ неотвратимой составляющей современного конфликта. Во время Второй мировой войны для борьбы за поражение немецкой армии считалось важным, чтобы народы Великого Союза были убеждены в качественном превосходстве своих воинов над воинами врага.Один пёс или один автомат стоили трёх деревянноголовых краутов. Роботы Гитлера никогда не могли сравниться с воображением и инициативой солдат союзников на поле боя.

Образ европейской войны, представленный американской и британской общественности дома, представлял собой упрямых, решительных солдат союзников, борющихся против разногласий на пути к окончательной победе: «Забудьте о прославленной картине сражения, которую вы видели в фильмах», — гласила характерная черта. Сообщение военного корреспондента The New York Times: «Картина, которую вы хотите представить себе, — это заблудшие, грязные, голодные, крайне утомленные молодые люди, полусумленные и пьяные, но все же каким-то образом встающие и избивающие немцев. .Сообщается, что американский пилот сказал Бобу Хоупу: «Было бы хорошо. . . добраться домой . . . и протянуть ноги под столом, полным маминой еды. . . но все, что я хочу сделать, это победить этих нацистских сукиных сыновей, чтобы мы могли добраться до этих маленьких японских ублюдков ».

Большинство солдат союзных армий открыто презирали фантазии о себе, которые навязывали корреспонденты, за такими примечательными исключениями. Как Билл Молдин и Эрни Пайл.Эта реакция делает еще более примечательным то, что в течение поколения после момента победы в 1945 году так много мифов увековечивали не только популярные историки, но и военные институты Запада.

В 1950 году великий британский военный писатель капитан Бэзил Лидделл Харт написал статью, в которой он размышлял об огромном превосходстве сил союзников на северо-западе Европы в 1944 году и нежелании послевоенных военных критиков в Великобритании и Америке сделать соответствующие выводы. о деятельности союзников: было слишком много самовосхвалений и слишком мало объективного расследования, сказал он.

Лидделл Харт не единственный, кто бросает вызов общепринятым представлениям о войне.Критики подвергли сомнению некоторые теории вызывающих споры американских военных аналитиков полковника Тревора Дюпюи и Мартина Ван Кревельда, которые подвергли соответствующие действия американских и немецких армий на поле боя подробному статистическому исследованию. Но никто еще не опроверг вывод Дюпюи о том, что почти на всех полях сражений войны немец показал себя лучше всего:

«В расчете на человека немецкие сухопутные солдаты неизменно несли потери примерно на 50 процентов выше, чем от противостоящих британцев и американские войска при любых обстоятельствах (курсив в оригинале).Это было верно, когда они атаковали и когда защищались, когда у них было местное численное превосходство и когда, как это обычно бывает, они были в меньшинстве, когда у них было превосходство в воздухе, а когда нет, когда они побеждали и когда они проиграно ».

Неизбежная правда состоит в том, что вермахт Гитлера был выдающейся боевой силой Второй мировой войны, одной из величайших в истории. В течение многих лет после 1945 года казалось болезненным публично уступать, частично по националистическим причинам, частично также потому, что нацистские легионы сражались за один из самых отвратительных режимов всех времен.

Дух военного нарциссизма, питаемый такими фильмами, как «Самый длинный день», «Мост слишком далеко» и «Битва за выступ», увековечил мифические образы союзных и немецких армий. Более того, подавляющее большинство мемуаров о полях сражений, опубликованных в Британии и Америке, не удивительно, касаются опыта боевых действий союзников. Они рассказывают о страхах, трудностях и победах союзных солдат, увиденных из окопов союзников.

Мы узнали гораздо меньше — по сути, совсем ничего — о том, как немецкий солдат поддерживал эффективную оборону в Европе в течение 11 месяцев в условиях постоянных и беспрепятственных воздушных атак, ежедневно обстреливаемых разрушительными скоплениями артиллерии, сталкиваясь с тяжелыми трудностями, выдерживая на долю припасов и огневой мощи, доступных солдатам союзников.

Теперь наше видение Второй мировой войны меняется. Историческая и глобальная перспектива, которой не было столько лет, наконец-то достигается. Великолепное и монументальное исследование Рассела Вейгли американской армии на северо-западе Европы совершенно откровенно противостоит неспособности сил Эйзенхауэра создать боевую мощь, чтобы сокрушить численно гораздо более слабые немецкие силы, пока они не были изношены 11 месяцами истощения на западном фронте. усугубляя огромные потери немцев в результате четырехлетней войны на восточном фронте против Советского Союза.

Титаническая борьба Германии с Советским Союзом с 1941 по 1944 год, в результате которой погибло более 2 миллионов немецких солдат — возможно, лучшие 2 миллиона — предоставила западным союзникам необычайную роскошь для наций, находящихся в состоянии войны: время тренироваться, чтобы подготовиться, чтобы спланировать встречу с противником на поле битвы в условиях по их выбору, в момент, тщательно выбранный военачальниками Америки и Британии.

От битвы за Нормандию до самого конца в Германии на действия британской армии сильно повлияла неспособность выдержать тяжелые потери.Начальство в Лондоне неоднократно предупреждало Монтгомери о нехватке рабочей силы. Через несколько дней после высадки во Франции британские батальоны были разобраны для пополнения. В 1945 году по той же причине были разбиты целые дивизии.

После войны слишком много критического внимания уделялось генеральному командованию союзников в северо-западной Европе и слишком мало — боевым характеристикам подразделений. Высшее руководство союзников в целом было не хуже немцев, которому мешала мертвая рука Гитлера.Монтгомери, возможно, был осторожен — не в последнюю очередь по причине, упомянутой выше, — но он определенно не был некомпетентным. Вялые действия его британских формирований в Нормандии и после нее в основном объяснялись усталостью от войны и нежеланием смириться с дальнейшими тяжелыми потерями, когда окончательная победа была близка.

Тем не менее, для американцев рабочая сила не была проблемой. С начала и до конца кампании их готовность принимать потери для достижения цели признавалась, уважалась и завидовала их британским союзникам.«В целом американцы были готовы пойти на это более жестко, чем мы», — заявляет фельдмаршал лорд Карвер, в 1944-45 годах командующий бронетанковой бригадой под командованием Монтгомери. Как же тогда армия США обнаружила, что чрезвычайно трудно, а зачастую и невозможно, победить немцев, с которыми встречалось хоть что-то вроде равных?

Во-первых, западные союзники в 1944-1945 годах не смогли обеспечить свои сухопутные войска адекватным вооружением. К этому этапу войны американские и британские технологии сотворили множество чудес: превосходные боевые самолеты, противолодочное боевое оборудование, радар, амфибия DUKW, бесконтактный взрыватель и джип.Благодаря «Ультра», величайшей операции по взлому шифров всех времен, союзники обладали исключительными знаниями о немецком боевом порядке, развертывании и часто — хотя и не в битве при Арденнах — о намерениях немцев.

Тем не менее, на северо-западе Европы лидеры союзников пригласили свои сухопутные войска для борьбы с Вермахтом с оборудованием худшего качества во всех категориях, кроме артиллерии и транспорта. Немецкие пулеметы, минометы, пистолеты-пулеметы, противотанковые средства и бронетранспортеры превосходили британские и американские.Прежде всего, у Германии были лучшие танки. «Шерман», который доминировал в кампании союзников, был великолепно надежным механизмом. Но у него был фатальный недостаток из-за отсутствия адекватного оружия, чтобы пробить «Тигр» и «Пантеру»; и плохой живучестью на поле боя перед немецкими танковыми орудиями.

Эти недостатки были хорошо известны в Вашингтоне и Лондоне до начала кампании 1944 года. Но начальники штабов выразили уверенность в том, что численное превосходство союзников настолько велико, что некоторое качественное отставание является приемлемым.Эта уверенность была роковым заблуждением. Снова и снова на северо-западе Европы гораздо более слабые немецкие силы, оснащенные горсткой тигров, пантер или 88-мм орудий, были в состоянии остановить серьезную атаку союзников на своем пути.

Для американской армии на северо-западе Европы от начала до конца критические трудности были сосредоточены на действиях боевой пехоты, людей на самом кончике копья. Именно на эти войска обрушилось подавляющее бремя сражений и потерь.В отчете о тактических уроках кампании в Нормандии, подготовленном Первой армией США, говорится:

«Очень важно, чтобы обучающаяся пехота проявляла смелость и агрессивность. Многие подразделения приобретают такое отношение только спустя долгое время после вступления в бой. , а некоторые никогда не приобретают его. С другой стороны, подразделения, содержащие специально подобранный персонал, такие как воздушно-десантные и рейнджеры, с самого начала демонстрировали агрессивный дух. Средний солдат пехоты слишком сильно полагается на поддерживающую артиллерию, чтобы вытеснить противника с позиций, противостоящих его продвигать .. . . »

Генерал Марк Кларк писал из Италии летом 1944 года:« Без сомнения, наша подготовка еще не произвела дисциплинированных офицеров и дисциплинированных людей ». К зиме 1944 года и битве за выступ, силы генерала Омара Брэдли действовали гораздо эффективнее, чем в июне и июле в Нормандии. И все же до самого конца — учитывая массу армии, а не только такие заслуженно прославленные дивизии, как 1-я, 4-я, 9-я и воздушно-десантные дивизии — полевые американские пехотные корабли, тактическое мастерство и, прежде всего, лидерство оставляло желать лучшего.

Одним из величайших достижений Америки в войне было расширение крошечных довоенных войск мирного времени численностью 190 000 человек до армии численностью более 8 миллионов человек. Однако неизбежным следствием этой трансформации стала хроническая нехватка качественных, подготовленных карьерных лидеров. Во всех войнах Америки ее союзники соглашались, что у способного Вест Пойнтера нет превосходства. Проблема во время Второй мировой войны заключалась в том, что их было недостаточно, чтобы возглавить армию из 8 миллионов человек.

Точно так же достижения 82-й и 101-й воздушно-десантных дивизий показали, на что способен американский солдат в своих лучших проявлениях.Большое внимание к битве за Маркет-Гарден (вторжение союзников в Нидерланды в сентябре 1944 г.) было сосредоточено на героической жертве 6-й британской воздушно-десантной дивизии. Однако объективные историки и некоторые британские очевидцы считают, что американские дивизии демонстрируют более профессиональные боевые характеристики, чем британские; и что если бы командование полем было предоставлено генералу Мэтью Б. Риджуэю, а не британскому генералу Фредерику А. Браунинг, исход битвы мог быть для союзников гораздо более счастливым.Таким образом, было бы абсурдно предполагать, что Америка не способна производить элитных пехотинцев.

Военно-морской флот и военно-воздушные силы Америки редко — и уж тем более во время Второй мировой войны — сталкивались с трудностями в привлечении высококлассных офицеров. Тем не менее, быть солдатом в Америке никогда не было почетным призванием, за исключением нескольких тысяч армейских семей. Это традиционно был путь, по которому молодые люди скромного происхождения — Эйзенхауэр и Брэдли не в последнюю очередь — могли стремиться к построению карьеры.

Генерал Джордж С. Паттон писал: «Это прискорбный и, на мой взгляд, трагический факт, что в наших попытках предотвратить войну мы научили наш народ принижать героические качества солдата». В то время как в Европе молодые люди из элиты каждой нации на войне традиционно тяготели к «зубному оружию» — стрелковым и бронетанковым полкам — американская элита в 20-м веке проявляла иной энтузиазм.

Самые умные и лучшие люди Америки инстинктивно тяготели к специальным вооружениям, руководящим военным функциям или штатным должностям.Это не отрицает того, что некоторые члены Лиги плюща боролись с отличием на острие позиций в северо-западной Европе. Но разумно предположить, что во время Второй мировой войны американские пехотные части страдали от острой нехватки образованных командиров.

Опрашивая ветеранов войны, в отличие от европейцев, которые в целом признают уважение к своим офицерам, американские рядовые с большим уважением относятся к хорошим унтер-офицерам, но редко раскрывают много информации командирам своих подразделений. Многие американские рядовые в северо-западной Европе сегодня не могут вспомнить имя своего командира батальона.Я редко встречал европейского ветерана, в отношении которого это было бы правдой.

Печально известная американская система замены пехоты, согласно которой люди произвольно направлялись в пронумерованные, нетерриториальные подразделения и не имели возможности укрепить лояльность, возможную в британском полку, вызвала глубокое недовольство среди многих мужчин и внесла свой вклад в США. Тревожное количество армейских почти миллиона случаев усталости от боевых действий во время Второй мировой войны.

К весне 1944 года военное министерство осознало, что была сделана большая ошибка, отдавая столь низкую численность личного состава пехоте.Специализированным отделениям и линиям связи было разрешено снимать абсурдно высокую долю наиболее приспособленных и образованных людей. Из добровольцев 1942 года только 5 процентов выбрали пехоту или бронетехнику. Выяснилось, что пехотинцы 1944 года были на дюйм ниже среднего по армии, что было неплохим показателем общего телосложения.

Хотя пехота составляла только 6 процентов всей службы — тревожно низкая доля — на нее приходилось более 80 процентов потерь американцев в Европе.Хотя 54,3 процента немецкой армии состояли из воюющих солдат, в армии США эта цифра упала до 38 процентов. Около 45 процентов вермахта было задействовано в боевых подразделениях против 21 процента в армии США. У американцев соотношение офицеров к солдатам было намного больше: все же гораздо больше этих офицеров использовалось в тыловых районах, а не в боевых порядках.

В последний год войны армия США приложила огромные усилия, чтобы улучшить соотношение зубов и хвоста; направить качественную живую силу на пехоту; повысить уровень подготовки и руководства пехотой.Во всем этом был определенный успех. Тем не менее, американцы, как и британцы, никогда не могли сравниться с выдающимся профессионализмом немецких солдат — историческим наследием, которое существовало задолго до нацизма.

Вероятно, это было удачей для будущего западной цивилизации, но значительно усугубило трудности Эйзенхауэра, что немногие солдаты союзников на мгновение увидели себя не как гражданские лица, временно одетые в униформу, а их немецкие коллеги обладали сверхъестественной способностью превращаться из мясников и банковских служащих в прирожденных тактиков.Одним из наиболее абсурдных пропагандистских штампов войны было изображение нацистского солдата как непреклонного квадратного головы. На самом деле немецкий солдат почти всегда демонстрировал гораздо большую гибкость на поле боя, чем его союзный коллега.

«Немцы были готовы действовать — всегда», — сказал британский генерал-майор Брайан Уилдбор-Смит. Они редко упускали возможность, предоставляемую ошибкой союзников. Они были мастерами быстрой контратаки после проигрыша. Они будут удерживать позицию до последнего, а затем мастерски освободятся.

Не каждый немецкий солдат был суперменом, и не все формирования одинаково высокого качества. После битвы при Арденнах, по сути, последнего вздоха Вермахта на западе, западные союзники больше никогда не сталкивались с немецкими частями самого высокого калибра. Но на протяжении 1944 года, на фоне монументальных ошибок высшего командования Германии, на полковом уровне немецкий солдат совершал чудеса.

Был контраст между отношением и поведением большинства молодых британцев и американцев на поле битвы по сравнению с их немецкими коллегами, и это не было исключительно продуктом политического фанатизма врага.Джон Херси ярко написал из подразделения морской пехоты на Гуадалканале: «Когда вы посмотрели в глаза этим мальчикам, вы не пожалели японцев: вы пожалели мальчиков. Униформа, бравада … были всего лишь камуфляжем. … Они были просто американскими мальчиками. Им не нужна была эта долина или какая-либо часть ее джунглей. Они были бывшими мальчиками-бакалейщиками, бывшими разнорабочими с шоссе, бывшими банковскими служащими, бывшими школьниками, мальчиками с чистым послужным списком, а не убийцы «.

Тем не менее, на войне армия, которая оказывается наиболее успешной в превращении своих новобранцев в убийц, обладает неизмеримым преимуществом.Монтгомери с сожалением написал из пустыни сэру Алану Бруку в Лондон в том же духе, что и Херси: «Проблема с нашими британскими мальчиками в том, что они не убийцы по натуре».

В мае 1945 года союзники одержали победу первыми благодаря огромным усилиям русских, на долю которых пришлось три четверти потерь немецкой армии; и, во-вторых, путем развертывания огромных ресурсов. Можно утверждать, что после 1945 года, стремясь извлечь уроки из Второй мировой войны, американская армия совершила ошибку, изменив порядок следования этих факторов.Американские командиры вернулись из Европы, веря, что они доказали, что превосходящая авиация и огневая мощь могут быть не просто важным дополнением, но и эффективной заменой самоотверженным боям пехоты.

Если так, то это была ошибка суждения, которая по-прежнему дорого обходится Америке. Недостатки американской пехоты во Второй мировой войне повторились в Корее и во Вьетнаме. Было бы большим заблуждением полагать, что война в Индокитае выявила уникальные, беспрецедентные проблемы в США.С. Армия. Американская армия, созданная во время Второй мировой войны, страдала слабостями и трудностями. Эти слабости, подчеркнутые вниманием средств массовой информации и поражением, существовали со времен Второй мировой войны, но никогда ранее не обсуждались.

Многие западные профессиональные солдаты верили в 1944-1945 гг. И верят до сих пор, что до тех пор, пока Соединенные Штаты не смогут решить проблему создания массированных сил эффективной боевой пехоты, непрерывного использования технологий и денег будет недостаточно для ее защита эффективна.

Тени войны | Немецкий | Иммиграция и переселение в истории США | Учебные материалы в Библиотеке Конгресса | Библиотека Конгресса

Для американцев немецкого происхождения ХХ век был временем роста и консолидации; их число увеличилось, их финансы стали более стабильными, а американцы немецкого происхождения поднялись до высоких и влиятельных позиций. Однако для немецко-американской культуры новый век был временем серьезных неудач и разрушительного удара, от которого она так и не оправилась.

Начало Первой мировой войны вызвало негативную реакцию против немецкой культуры в Соединенных Штатах. Когда США объявили войну Германии в 1917 году, в стране усилились антинемецкие настроения, и немецко-американские институты подверглись нападкам. Некоторая дискриминация была ненавистной, но косметической: названия школ, продуктов питания, улиц и городов часто менялись, а музыка, написанная Вагнером и Мендельсоном, была удалена из концертных программ и даже свадеб. Физические нападения, хотя и редкие, были более жестокими: немецко-американские предприятия и дома подвергались вандализму, а американцев немецкого происхождения, обвиненных в «прогерманской» ориентации, покрывали смолой и перьями и, по крайней мере, однажды линчевали.

Однако наибольший ущерб был нанесен немецкому языку и образованию. Немецкоязычные газеты либо прекратили свою деятельность, либо предпочли тихо закрыть свои двери. Книги на немецком языке сжигались, а говорящим по-немецки американцам угрожали насилием или бойкотом. Уроки немецкого языка, которые до этого были обычной частью учебной программы государственных школ, были прекращены, а во многих областях полностью объявлены вне закона. Ни один из этих институтов так и не восстановился полностью, а многовековые традиции немецкого языка и литературы в Соединенных Штатах были отодвинуты на задний план и во многих местах фактически прекратились.

Президент Вудро Вильсон неодобрительно отзывался о «американцах, написанных через дефис», чья лояльность, по его словам, разделилась. Один правительственный чиновник предупредил, что «каждый гражданин должен объявить себя американцем или предателем». Многие американцы немецкого происхождения боролись со своими чувствами, понимая, что симпатия к своей родине вступает в конфликт с лояльностью к США

Некоторые американцы немецкого происхождения в ответ открыто защищали свою лояльность Соединенным Штатам. Другие меняли названия своих предприятий, а иногда даже свои собственные, пытаясь скрыть связи с Германией и раствориться в мейнстриме Америки.По иронии судьбы, вопреки мнению Вильсона о разделенных лояльностях, тысячи американцев немецкого происхождения сражались, чтобы защитить Америку в Первой мировой войне, во главе с американцем немцем Джоном Дж. Першингом, семья которого задолго до этого сменила имя на Пфершин.

Пятнадцать лет спустя тени новой войны вызвали новый всплеск иммиграции. Когда в 1933 году к власти пришла нацистская партия Германии, это вызвало значительный исход художников, ученых и ученых, поскольку немцы и другие европейцы бежали от надвигающейся бури.Самым выдающимся среди этой группы был еврейский ученый-пацифист по имени Альберт Эйнштейн.

Антигерманские настроения снова возникли во время Второй мировой войны, но они не были такими сильными, как во время Первой мировой войны. Лояльность американцев немецкого происхождения не вызывала столь серьезных сомнений. Дуайт Эйзенхауэр, потомок пенсильванских голландцев и будущий президент США, командовал войсками США в Европе. Два других немецких американца, адмирал Честер Нимиц из ВМС США и генерал Карл Спаатц из армейского авиационного корпуса, были на стороне Эйзенхауэра и сыграли ключевую роль в борьбе против нацистской Германии.

Вторая мировая война, промышленная экспансия и американизация усилили культурную ассимиляцию многих американцев немецкого происхождения. После войны в Соединенные Штаты прибыла еще одна волна немецких иммигрантов, поскольку выжившие в конфликте пытались избежать его мрачных последствий. Эти новоприбывшие были чрезвычайно разными по своим политическим взглядам, финансовому положению и религиозным убеждениям и поселились по всей территории США

Немецкая иммиграция в Соединенные Штаты продолжается по сей день, хотя и более медленными темпами, чем в прошлом, продолжая традицию культурного обогащения, которой уже более 400 лет — традицию, которая помогла сформировать большую часть того, что мы сегодня считаем типично американским .

Вторая мировая война в Европе

Вторая мировая война в Европе Во время Второй мировой войны Германия захватила большую часть Европы, используя новую тактику под названием «блицкриг» (молниеносная война). Блицкриг включал массирование самолетов, танков и артиллерии. Эти силы прорвали оборону противника на узком фронте. Авиация помешала противнику закрыть брешь. Немецкие войска окружили противоборствующие войска, вынудив их сдаться.

Используя тактику блицкрига, Германия победила Польшу (атакована в сентябре 1939 г.), Данию (апрель 1940 г.), Норвегию (апрель 1940 г.), Бельгию (май 1940 г.), Нидерланды (май 1940 г.), Люксембург (май 1940 г.), Францию ​​(май 1940 г.). 1940 г.), Югославия (апрель 1941 г.) и Греция (апрель 1941 г.). И все же Германия не победила Великобританию, которая была защищена от наземных атак Ла-Маншем.

Немецкие войска атаковали Советский Союз в июне 1941 года, оттеснившись более чем на 600 миль до ворот Москвы.Второе немецкое наступление в 1942 году привело немецких солдат к берегам Волги и к городу Сталинград. Но Советский Союз вместе с Великобританией и Соединенными Штатами, которые вступили в войну против Германии в декабре 1941 года, переломили ход битвы против Германии.

На востоке битва за Сталинград стала решающим поворотным моментом. После поражения под Сталинградом зимой 1942-43 годов немецкие войска начали длительное отступление. В апреле 1945 года советские войска вошли в Берлин.На западе солдаты союзников высадились 6 июня 1944 года (известный как день «Д») в Нормандии, Франция. Более двух миллионов солдат союзников хлынули во Францию. В июле союзные войска прорвались с плацдарма в Нормандии. Союзники продолжили наступление на Германию. В марте 1945 года войска союзников переправились через Рейн и продвинулись в самое сердце Германии.

Нацистская Германия капитулировала в мае 1945 года.

Ключевые даты

1 сентября 1939 г.
немецкие войска вторгаются в Польшу
немецкие части с более чем 2000 танками и 1000 самолетов прорывают польскую оборону вдоль границы и наступают на Варшаву в массированном окружении.Великобритания и Франция, гарантируя границу с Польшей, объявляют войну Германии 3 сентября 1939 года. Варшава сдается немцам 28 сентября 1939 года. Польская армия терпит поражение в течение нескольких недель после немецкого вторжения.

9 апреля 1940 г.
Германия завоевывает Норвегию и Данию
В результате молниеносной атаки немецкие войска атакуют Норвегию и Данию. Дания оккупирована за один день. Немецкие войска высаживаются в Норвегии недалеко от столицы Осло и в других местах, обеспечивая безопасность на юге.Германия также пытается обезопасить порты Нарвик и Тронхейм на севере. Британские войска вмешиваются, высадившись в Нарвике, Намсусе и Андалснесе, но будут вынуждены отступить к первой неделе июня 1940 года. Норвегия сдается Германии 10 июня.

10 мая 1940 г.
Немецкие войска вторгаются в Западную Европу
Кампания против Нидерландов и Франции длится менее шести недель. Немцы концентрируют свою атаку через Люксембург и Арденнский лес у французского города Седан.Немецкие танки и пехота прорвались через французские оборонительные рубежи и продвинулись к побережью, захватив британские и французские армии на севере. Союзники успешно эвакуируют более 300 000 солдат из Дюнкерка (Дюнкерк) в Великобританию, но Франция терпит решительное поражение. Париж, столица Франции, перейдет к немцам 14 июня 1940 года. В рамках соглашения о перемирии, которое Франция подписывает с Германией 22 июня, Германия оккупирует северную Францию, в то время как юг Франции остается незанятым. Новое французское правительство (расположенное в Виши) заявляет о нейтралитете в войне, но обещает сотрудничество с Германией.

1941
Немецкие войска вторгаются в Югославию и Грецию
Немецкие войска вторгаются в Югославию и Грецию при поддержке контингентов союзников Германии (Италии, Болгарии, Венгрии и Румынии) и быстро подчиняют себе Балканы. Британские войска, посланные на помощь грекам, вынуждены отступить на остров Крит. В середине мая немецкие десантники высаживаются на Крите и после тяжелых боев разбивают там британцев. Югославия и Греция поделены между победителями.

22 июня 1941 г.
Немецкие войска атакуют Советский Союз
Более трех миллионов немецких солдат, усиленных полумиллионом вспомогательных войск из союзников Германии (финские, румынские, венгерские, итальянские, словацкие и хорватские войска, а также контингент из Испания), атакуйте Советский Союз широким фронтом, от Балтийского моря на севере до Черного моря на юге.Три немецкие группы армий продвигаются вглубь советской территории. Миллионы советских солдат окружены и вынуждены сдаться. Немецкие войска продолжают наступление к окраинам Москвы. В декабре 1941 года Советский Союз переходит в контрнаступление, вынуждая немцев отступить из Москвы.

28 июня 1942 г.
Немецкие войска продвигаются к Волге
Немецкие войска начинают новое наступление на восток. На этот раз цели — нефтяные месторождения Кавказа и город Сталинград на Волге.К началу июля немецкие войска переправляются через Дон и к середине сентября достигают окраин Сталинграда. Командование Советской Армии решает защитить город любой ценой. Советские войска сражаются за каждую улицу города. К середине ноября 1942 года немцы получают контроль над большей частью города, но советская оборона не сломлена. Советская армия начинает контрнаступление против немецких войск, выстроившихся под Сталинградом в середине ноября 1942 года. Они быстро окружают всю немецкую армию, около 250 000 солдат.

2 февраля 1943 года
6-я немецкая армия капитулирует под Сталинградом
Советская армия начала контрнаступление против немецких войск, выстроившихся под Сталинградом в середине ноября 1942 года. Они быстро окружили всю немецкую армию численностью около 250 000 солдат. После месяцев ожесточенных боев и тяжелых потерь оставшиеся в живых немецкие войска, которых сейчас составляет всего около 91 000 солдат, сдаются. Советские войска вытесняют немцев на берег Днепра в 1943 году. Советская армия продолжает наступление до конца войны, несмотря на некоторые временные неудачи.

6 июня 1944 года (день «Д»)
Союзные войска высадились во Франции
Более 150 000 солдат союзников под командованием генерала США Дуайта Д. Эйзенхауэра высадились на пляжах Нормандии, Франция. Союзники прорываются с плацдармов в Нормандии и 25 августа 1944 года войдут в Париж. К концу августа они освободят большую часть Франции. Западные союзники удивлены в декабре 1944 года, когда немецкие войска атакуют через Арденнский лес в Бельгии, пытаясь разделить и уничтожить союзные силы.Воздушные силы союзников вместе с ожесточенной американской обороной блокируют продвижение немецких войск и вынуждают их отступить. Союзники одерживают решающую победу в том, что стало известно как Битва за Балдж, и продолжают наступление на саму Германию.

22 июня 1944 г.
Советские войска переходят в сокрушительное наступление
Советские войска начинают мощное наступление на всем восточном фронте. К концу июля 1944 года немецкие войска отброшены почти к Варшаве.В августе и сентябре 1944 года оставшиеся восточноевропейские союзники Германии (Румыния, Болгария, Финляндия) прекращают военные действия. Венгрия, оккупированная Германией в марте, остается в немецком лагере.

7 мая 1945 года
Немецкие войска сдаются
В середине апреля 1945 года советские войска начали массированное наступление на Берлин. 25 апреля 1945 года советские войска соединились с американскими войсками, наступавшими с запада в Торгау, на реке Эльбе, в центральной Германии.