Портрет пастернака в хорошем качестве – Ой!
Биография Бориса Пастернака — РИА Новости, 10.02.2015
В 1907 году Борис Пастернак окончил с отличием гимназию. С 1908 года по 1913 год учился в Московском университете; с юридического факультета перешел на историко-филологический. В 1912 году провел один семестр в Марбургском университете в Германии, где слушал лекции знаменитого философа Германа Когена. Там он получил возможность продолжить карьеру профессионального философа, но прекратил занятия философией и возвратился на родину.
Первые шаги Бориса Пастернака в литературе были отмечены ориентацией на поэтов-символистов — Андрея Белого, Александра Блока, Вячеслава Иванова и Иннокентия Анненского, участием в московских символистских литературных и философских кружках. В 1914 году поэт вошел в футуристическую группу «Центрифуга». Влияние поэзии русского модернизма отчетливо проступило в двух первых книгах стихов Пастернака «Близнец в тучах» (1913) и «Поверх барьеров» (1917).
В 1914 году, когда началась первая мировая война, Пастернака не взяли в армию из-за травмы ноги, полученной в детстве. Он устроился конторщиком на уральский военный завод, что впоследствии описал в своем знаменитом романе «Доктор Живаго».
Революционные перемены в России нашли свое отражение в книге стихотворений «Сестра — моя жизнь», опубликованной в 1922 году, а также в сборнике «Темы и вариации», вышедшем годом позже. Эти два поэтических сборника сделали Пастернака одной из самых видных фигур в русской поэзии.
Пастернак некоторое время работал в библиотеке Народного комиссариата просвещения. В 1921 году его родители с дочерьми эмигрировали в Германию, а после прихода к власти Гитлера, переехали в Англию. Борис и его брат Александр остались в Москве.
Пытаясь осмыслить ход истории с точки зрения социалистической революции, Пастернак обратился к эпосу. В 1920-х годах он создал поэмы «Высокая болезнь» (1923-1928), «Девятьсот пятый год» (1925-1926), «Лейтенант Шмидт» (1926-1927), роман в стихах «Спекторский» (1925-1931).
Пастернак входил в эти годы в ЛЕФ («Левый фронт искусств»), провозгласивший создание нового революционного искусства.
Подробности жизни писателя после революции описаны им в мемуарной прозе «Охранная грамота» (1931) и «Люди и положения. Автобиографический очерк» (1956-1957).
В 1934 году на Первом съезде писателей о Пастернаке уже говорили как о ведущем современном поэте. Однако похвальные отзывы вскоре сменились резкой критикой из-за нежелания поэта ограничиться в своем творчестве пролетарской тематикой. В результате с 1936 года по 1943 год ему не удалось издать ни одной книги.
В этот период, не имея возможности печататься, Пастернак зарабатывал переводами, переводил на русский язык классиков английской, немецкой и французской поэзии. Его переводы трагедий Шекспира и «Фауста» Гете вошли в литературу на равных с его оригинальным творчеством.
Когда началась Великая Отечественная война, писатель окончил военные курсы и в 1943 году поехал на передовую в качестве корреспондента.
В военные годы, помимо переводов, Пастернак создал цикл «Стихи о войне», включенный в книгу «На ранних поездах» (1943). После войны он опубликовал еще две книги стихов – «Земной простор» (1945) и «Избранные стихи и поэмы» (1945).
С 1945 года по 1955 год Борис Пастернак работал над романом «Доктор Живаго», во многом автобиографическом повествовании о судьбе русской интеллигенции в первой половине XX века. Герой романа врач и поэт Юрий Живаго не имел ничего общего с ортодоксальным героем советской литературы. Роман, вначале одобренный к печати, позже сочли непригодным «из-за негативного отношения автора к революции и отсутствия веры в социальные преобразования».
Книга была издана в Милане в 1957 году на итальянском языке, а к концу 1958 года переведена на 18 языков.
В 1958 году Шведская академия присудила Борису Пастернаку Нобелевскую премию по литературе «за продолжение традиций великого русского эпического романа», что было воспринято в СССР как чисто политическая акция. На страницах печати развернулась кампания травли поэта, Борис Пастернак был исключен из Союза писателей, ему грозили высылкой из страны, было заведено уголовное дело по обвинению в измене родине. Все это вынудило писателя отказаться от Нобелевской премии (диплом и медаль были вручены его сыну Евгению в 1989 году).
Все последние годы жизни Борис Пастернак никуда не выезжал из своего дома в Переделкино. Рак легких стал причиной скорой смерти писателя 30 мая 1960 года.
В 1987 году решение об исключении Пастернака из Союза писателей было отменено, в 1988 году «Доктор Живаго» впервые был напечатан на Родине (журнал «Новый мир»).
В Переделкино, в доме, где писатель провел последние годы жизни, работает музей. В Москве — в Лаврушинском переулке, в доме, где долгое время жил Пастернак, установлена мемориальная доска его памяти.
Роман «Доктор Живаго» был экранизирован в США в 1965 году режиссером Дэвидом Лином и в 2002 году режиссером Джакомо Каприотти, в России в 2005 году Александром Прошкиным.
От первого брака с художницей Евгенией Лурье у Пастернака был сын Евгений (1923-2012), литературовед, специалист по творчеству Бориса Пастернака.
Во втором браке писателя с Зинаидой Нейгауз родился сын Леонид (1938-1976).
Последней любовью Пастернака была Ольга Ивинская, ставшая «музой» поэта. Он посвятил ей многие стихотворения. До самой смерти Пастернака их связывали близкие отношения.
Материал подготовлен на основе информации открытых источников
ria.ru
Пастернак Леонид Осипович: картины, биография
Не всем известно, что отцом знаменитого русского поэта и писателя Бориса Пастернака является не менее талантливый человек, а именно художник Пастернак Леонид Осипович. О его творчестве и пойдет речь в этой статье.
Детство
Молодой художник Пастернак Леонид Осипович (1862-1945 — годы жизни), чье настоящее имя звучит как Аврум Ицхок-Лейб, вырос в бедной одесской семье. Будущий талантливый живописец был самым младшим из шести детей. Мальчик очень рано начал проявлять творческие способности. Однако, несмотря на очевидную одаренность своего ребенка, родители восприняли увлечение Лени без энтузиазма. И все же молодой художник не отказался от занятий в художественной школе. Обучение изобразительному искусству мальчик продолжал и после окончания гимназии. Хотя Леонид выбрал в качестве специальности врачебное дело, он параллельно с учебой в университете совмещал посещения студии мастера Е. Сорокина. Более того, учеба по специальности дала будущему художнику возможность досконально изучить особенности человеческого тела, его специфику в движении и статике.
Далее учеба мастера приняла еще более неожиданный поворот. В двадцать один год Леонид внезапно сменил профессию и продолжил учебу уже на юридическом факультете. Однако и на этом жизненные поиски не закончились, и уже спустя непродолжительное время он оставил родной город и уехал попытать судьбу в Германии.
Жизнь за границей
Поселившись в Мюнхене, Пастернак Леонид Осипович посвятил несколько семестров изучению живописи в Королевской Академии изящных искусств. Именно там жизнь свела мастера с матерью известного русского художника Серова, которая в то время организовала кружок. Именно эта встреча стала знаковой как для семейства Пастернаков, так и для семьи Серовых. Знакомство Леонида Осиповича с этой женщиной положило начало многолетней дружбе между несколькими поколениями.
Первые публикации
Во время сессии художник на некоторое время возвращался в Одессу, где впервые опубликовал свои работы в журналах юмористического характера. Это были наброски, карикатуры, эскизы, этюды. Как намного позднее признавался художнику сам Максим Горький, именно в то время Пастернак запечатлел первого, по выражению писателя, «босяка» в отечественной литературе.
На этом тренировки мастера не закончились. После выпуска из университета Пастернак Леонид Осипович, биография которого пополнилась еще одним важным достижением, служил вольноопределяющимся. Даже во время прохождения воинских обязанностей он не переставал делать наброски и небольшие зарисовки. Так формировался его авторский стиль.
Личная жизнь
В родном городе Пастернак Леонид Осипович познакомился с Розой Кауфман, невероятно талантливой пианисткой. Уже в 1889 году влюбленные поженились и переехали жить в Москву. Там Роза давала один концерт за другим, а Леонид увлекся поленовским кружком.
Уже через год у молодоженов родился первый сын. Именно он впоследствии стал известным русским поэтом. Это был Борис Пастернак. Еще через три года у супругов родился сын Александр, который стал успешным архитектором.
Помимо мальчиков, в семействе Пастернаков были и представительницы прекрасного пола. В 1990 году у молодого художника родилась дочь Жозефина, двумя годами позже любима жена Роза подарила супругу Лидию. Своим детям Пастернак посвятил отдельную галерею. На этих полотнах запечатлена вся душевность и теплота семейного гнездышка, которое свили молодые супруги.
Признание
В знаменательном для молодого художника 1889 году ему снова улыбается удача, и первую известную картину мастера «Письмо с Родины» покупает уважаемый коллекционер Павел Третьяков. Это был успешный год для Пастернака. После выставки этой картины имя художника навсегда закрепилось в одном ряду с его не менее известными современниками.
После оглушительного триумфа в московском обществе знатоков живописи Пастернак Леонид Осипович стал популярен среди художников того времени. Он начал сотрудничать с не менее известными коллекционерами и мастерами. Более того, художник и сам стал давать уроки начинающим живописцам. Так, даже Илья Репин посылал на учебу к Пастернаку молодых учеников. Позже мастер начал давать частные уроки в Москве. Завидев успех, он принял решение совместно со своим другом художником Штембергом открыть личную студию для обучения рисованию. Во время работы с учениками Пастернак зарекомендовал себя как прогрессивный художник и учитель. Так, преподавая, он не только обучал учеников азам изобразительного искусства и академическому рисунку, но и показывал молодежи новые, никем ранее не использованные приемы. Всему этому мастер научился ранее, во время обучения в Германии. Так, русское искусство постепенно развивалось в направлении европейского.
Работа в журнале
С 1890 года Леонид Осипович по протекции русского писателя, драматурга и публициста Федора Сологуба становится художественным редактором нового журнала «Артист». Уже через год Пастернак взялся руководить изданием сочинений Михаила Юрьевича Лермонтова с иллюстрациями. Этот сборник художник не только украсил своими иллюстрациями, но и дал возможность поработать над ним другим талантливым, но менее известным художникам. Среди них был и не очень знаменитый на тот момент, но не менее талантливый от этого Михаил Врубель.
Помимо работы в области публицистики, мастер преуспевал и в живописи. В 1892 году пишет Пастернак Леонид Осипович «Муки творчества». Картина стала знаковой в копилке художника.
Создание портретов
Несмотря на то что Леонид Осипович Пастернак известен как живописец, немалую часть его творческого наследия составляют портреты.
Даже в этом виде изобразительного искусства художник воплотил свои собственные новаторские идеи. Наиболее яркой чертой портретов Пастернака является то, что мастер не только изображал бюст человека, но и обращался к внутреннему миру изображенного. В своих картинах художник стремился передать весь характер, настроение портретируемого, его переживания, горести, смену настроения. Пастернак писал в импрессионистической манере. Несмотря на то что подобный стиль можно отнести ко всему творчеству художника, все-таки именно в портретах это свойство проявляется мощнее всего.
Международный успех
Пастернак продолжал развиваться как мастер и уже в 1894 году занял пост педагога в художественном училище. В одно и то же время с Пастернаком преподавателями стали и другие выдающиеся мастера, среди них Серов, Н. Касаткин и К. Коровин. Благодаря их деятельности на преподавательском поприще, училище стало одним из наиболее прогрессивных не только в пределах России, но даже прославилось за рубежом. Молодые инициативные преподаватели, многие из которых получали образование за рубежом, вводили новые стандарты в обучение живописи. Кроме того, именно эта группа педагогов способствовала внедрению курсов для общего образования. Так, Василий Ключевский стал преподавателем русской истории. Позже Леонид Осипович запечатлел его на одном из своих портретов. Стоит отметить, что училище не зря сыскало себе громкую славу: благодаря самоотверженному труду педагогов многие из учеников впоследствии стали великими мастерами. Среди них такие известные художники, как Герасимов, Кончаловский, Крымов, Щербаков и другие.
Однако и этим слава Пастернака не ограничивается. В 1894 году картина художника «Накануне экзаменов» заняла первое место на международной выставке в Мюнхене. Она же была приобретена в 1890 году для украшения Люксембургского музея прямо с выставки в Париже.
После такого оглушительного успеха вполне логичным стал спрос на творчество Пастернака. Уже в 1901 году Люксембургский музей заказал нескольким известным на тот момент живописцам, в том числе и Леониду Осиповичу, изобразить сцены из русской жизни. Пастернак написал одну из наиболее известных его творений, прекрасную картину «Толстой в кругу семьи». Ее высоко оценил даже сам князь Георгий Александрович, посмотрев выставку «Мир искусства».
Позже сам Пастернак стал основателем отдела русского искусства в городе Дюссельдорфе. Во время своей работы за границей мастер плодотворно использовал выделенное ему время и посетил средиземноморский берег. Находясь в Италии, художник делал много зарисовок пейзажей.
Жизнь вне Родины
Во время событий 1905 года Леонид Осипович целый год находился в Берлине. Полюбившуюся ему работу в училище пришлось прекратить, так как учебное заведение было закрыто. В это время Пастернак участвовал во многих европейских выставках, в том числе в Берлине. Параллельно мастер писал картины для многих зарубежных заказчиков.
С 1912 года, во время лечения Розы Пастернак в Киссингене и под Пизой, мастер начал свое большое полотно «Поздравление». Согласно задумке, дети пришли порадовать своих родителей подарками к годовщине серебряной свадьбы, как их и изобразил художник. Леонид Осипович Пастернак закончил написание картины в 1914 году. Она возымела оглушительный успех.
В течение этого периода мастер жил в Москве. Именно здесь написал Пастернак Леонид Осипович «Портрет сына» — одно из самых известных своих творений.
Начиная с 1921 года Пастернак жил в Берлине. Несмотря на ухудшение здоровья и ослабленное зрение, он чувствовал прилив творческих сил и написал за это время серию портретов известных личностей, среди которых А. Эйнштейн, М. Р. Рильке и многие другие. В 1924 году он за компанию с друзьями отправился в поездку по Египту и Палестине. Во время путешествия Пастернак написал серию ярких зарисовок.
Во время захвата власти нацистами большинство сочинений художника были публично сожжены, а выставки оказались под запретом. В связи с этим в конце тридцатых годов Пастернак переезжает в Лондон, где пишет серию картин, впоследствии переданных Британскому музею. Вскоре после начала Второй мировой войны мастер скончался в Оксфорде.
На данный момент богатое наследие художника хранится во многих самых известных музеях мира, в том числе в московской Третьяковской галерее. Трудно оценить, какой вклад сделал в русское и мировое искусство Леонид Осипович Пастернак. Картины мастера до сих пор занимают почетные места на международных выставках.
fb.ru
Топтать портрет Пастернака?
В театре баварского города Регенсбург прошла мировая премьера оперы «Доктор Живаго» молодого российского композитора Антона Лубченко, художественного руководителя Приморского театра оперы и балета во Владивостоке. Спектакль, заявленный как «русская музыкальная драма», сопровождался скандалом, но завершился овациями.
Накануне премьеры конфликт Антона Лубченко (автора и дирижера в одном лице) и румынского режиссера Сильвиу Пуркарете, приглашенного театром на постановку оперы, вышел за пределы театра и попал на страницы печати. Лубченко, который должен был дирижировать двумя премьерными спектаклями и приехал в Регенсбург на генеральные репетиции, «остался крайне недоволен» тем, как поставил его оперу классик современного румынского театра Сильвиу Пуркарете. В частности, определенные режиссерские решения 29-летний Лубченко счел «оскорблением русской культуры и России» и отказался продолжать репетиции до тех пор, «пока режиссер не уберет со сцены бутылку водки в любовном дуэте и не перестанет требовать от артиста топтать ногами портрет Пастернака».
С позицией композитора (он же автор либретто) были солидарны российские средства массовой информации. Лубченко пригрозил театру тем, что, в случае невыполнения его требований, он уедет вместе с тремя русскими солистами и сорвет премьеру. Театр подчинился, вернее заставил подчиниться режиссера, который в результате не пришел на премьеру, прошедшую с небывалым в истории театра успехом.
Автор оперы Антон Лубченко в интервью Радио Свобода говорит о своих претензиях к режиссуре и о своей правде и правоте:
Российский автор поехал на Запад, поставил там оперу, в которой Пастернака топчут ногами
– Немцы видят ситуацию по-другому, они вообще, как и румынский режиссер, считают, что ничего антироссийского в их прочтении моего произведения нет. Режиссер, например, говорит, что просто «он так видит». Я же очень надеюсь, что сама пастернаковская история и, может быть, моя музыка в какой-то степени, победят. В либретто и опере есть такая сцена: два писателя разговаривают на похоронах Живаго. Звучат слова из «Охранной грамоты» и из речи Пастернака на вечере памяти Лермонтова в 1934 году. Текст дословно такой: «Для Запада жить представлялось всегда легким и обыденным, нам же, русским, легче сносить татарское иго, воевать и болеть чумой, чем жить». На этих словах по замыслу режиссера писатель должен был бросать оземь портрет, который стоял возле гроба. Режиссер решил, что это похороны не Живаго, а Пастернака. Я в общем против этого отождествления, мне это кажется достаточно банальным ходом. Но само это тем не менее можно пережить. Но бросать портрет и топтать его?! В России открывается год литературы, и запомнилась бы постановка моей оперы в регенсбургском театре только вот чем: российский автор поехал на Запад, поставил там оперу, в которой Пастернака топчут ногами. Вот только это и запомнилось бы, и только об этом стали бы говорить, понимаете?
Одно дело, когда это классика. Все видели классические постановки «Евгения Онегина»: Ленский сидит в шубе на пеньке, умирает в березках… После этого могут быть любые авторские прочтения, которые можно принимать или не принимать… Но здесь речь идет о самом первом представлении оперы, которая никогда еще в том виде, в котором написана, поставлена не была. Мне кажется логичным сначала помочь автору высказать то, что он хочет, а потом ты, режиссер, можешь – через год например – ставить все, что ты хочешь на эту тему. Мне тоже не нравится та истерия, которая выплеснулась в СМИ, но, с другой стороны, я вынужден констатировать: если бы не шум в прессе, театр не пошел бы на компромисс, и вообще неизвестно, чем бы все это закончилось, – считает композитор.
Историю конфликта перед премьерой комментирует художественный руководитель регенсбургского театра Йенс Нойендорфф фон Енцберг
Недавно по немецкому телевидению в фильме о России был показан фрагмент из балета «Щелкунчик» во владивостокском театре, которым Лубченко руководит. Если бы я показал такое у нас, то был бы несомненно уволен: увиденное похоже на первую постановку балета во времена Чайковского – сегодня так архаично не танцуют нигде
– Эта работа официально заказана Антону Лубченко совместно нашим и владивостокским театрами. Заранее было решено: опера будет исполняться у нас на русском языке. В ней частично звучат и оригинальные прозаические тексты Пастернака, и его стихи. Русская музыка – моя большая любовь, я страстно люблю выраженную в музыке русскую душу, русскую меланхолию. По этой причине я и начал проект с Лубченко, начал, так как хотел, чтобы у нас шла современная русская опера, на русском материале и на русском языке. Режиссер Сильвиу Пуркарете и художник Хельмут Штюрмер, оформление которого очень нравится Антону Лубченко, – единая команда, их тандем – один из самых известных в Германии и Европе. Для них характерна большая эстетизация сценических историй. Лубченко и режиссерский тандем встречались до начала работы. Композитор был в восторге, сказал, что счастлив, и рассказал мне тогда, в каком направлении все будет делаться.
В событиях, которые происходили на завершающий стадии работы, сыграли роль особенности личности и положения Лубченко. Недавно по немецкому телевидению в фильме о России был показан фрагмент из балета «Щелкунчик» во владивостокском театре, которым Лубченко руководит. Если бы я показал такое у нас, то был бы несомненно уволен: увиденное похоже на первую постановку балета во времена Чайковского – сегодня так архаично не танцуют нигде. Лубченко, вероятно, находится под сильным давлением. Он написал оперу, в то же время он – руководитель российского театра и его главный дирижер. Из этой истории я понял, что, в отличие от Германии, где мы живем в условиях демократии, в России политические факторы оказывают большое влияние на решения деятелей искусств, на их работу. Именно в этом смысле Лубченко не свободен. Он должен руководить театром, и он знает, что в этом деле он сильно зависит от расположения к нему московских властей, и знает, что он должен эту зависимость публично демонстрировать. Я сожалею, что он использовал нашу ситуацию как политический форум для набора очков перед лицом Москвы, – сообщил в интервью Радио Свобода руководитель регенсбургского театра.
Вот еще одно сетование не изменившего своего мнения о постановке и постановщике и после успешной премьеры Лубченко. Вот что композитор сообщил в переписке с корреспондентом Радио Свобода:
Возле писателей, распивающих водку на похоронах Живаго, зачем-то топчется мужик с балалайкой и медведем, танцующим вприсядку. Причем тут это? И вот так у режиссера почти все
«Если бы режиссер потрудился вникнуть в текст либретто, а также почитать первоисточник, если бы он поставил оперу так, как она написана, – вышел бы гораздо более сложный и откровенный спектакль. Я включил в либретто оперы немало размышлений Пастернака о стране, о ее режиме. Я собирал из разных пастернаковских сочинений самые дерзкие тексты. К примеру, там есть разговор двух писателей на похоронах:
– Мертво, мертво все тут, и нужно поскорей отсюда вон, куда еще не знаю, но больше не могу. Кругом львиные морды, львиные пасти тайно сглатывают за жизнью жизнь. Львиный рык мнимого бессмертия, тогда как все бессмертное у него в руках и взято на крепкую львиную цепь. Не писать нельзя, но ведь и писать правду тоже нельзя!
– Все это чувствуют, но все это терпят. Мы все живем на два профиля. Один радостный, общественный, другой – трагический, личный. В эти страшные годы, когда арестован может быть каждый, у нас трагизм под запретом. Он объявлен пессимизмом и нытьём, а ведь как это неверно! Трагичен каждый порыв, трагична пора полового созревания, но ведь в этом и есть жизнь, жизнеутверждение!
И что в итоге? В постановке этот текст теряется, публика его не замечает, так как в это время возле писателей, распивающих водку на похоронах Живаго, зачем-то топчется мужик с балалайкой и медведем, танцующим вприсядку. Причем тут это? И вот так у режиссера почти все. Все смысловые сцены проиграны, вся многогранность пастернаковской философии сведена к водке, медведям, психушке и зомби».
Борис Пастернак. Фото 1959 годаПремьера в целом, если судить по видеорепортажу, вызывала у публики традиционные симпатии к русской музыке, русской культуре, и уж точно у зрителей спектакля не возникло ощущения, что режиссер своей постановкой оскорбил Россию и ее культуру. Что касается надругательства над портретом Пастернака, то надо не забывать о том, как топтали великого поэта и писателя после публикации его романа за границей и после присуждения ему Нобелевской премии.
Антон Лубченко, несмотря на молодость, хорошо известен в музыкальном мире – в частности, своими смелыми проектами, так или иначе связанными с государственным участием или государственными заказами. Например, в 2010 году по инициативе «Газпрома» Лубченко создал симфонический триптих из трех увертюр-фантазий «Индустриальная трилогия». Каждая увертюра была посвящена одному из проектов «Газпрома». В альбом, наряду с «Индустриальной трилогией», в качестве пролога вошла запись Праздничной поэмы Сергея Прокофьева »Встреча Волги с Доном», посвященной строительству Волго-Донского канала. В сезоне 2010-2011 годов по рекомендации Валерия Гергиева Лубченко возглавил Государственный академический театр оперы и балета Республики Бурятия, став самым молодым художественным руководителем оперного театра в истории России. Автор четырех опер, пяти балетов, семи симфоний и множества других произведений в разных жанрах классической музыки.
Фрагмент итогового выпуска программы «Время Свободы»
www.svoboda.org
Двойной портрет Пастернака и Мандельштама… — Журнальный зал
Александр Карпенко — поэт, прозаик, эссеист, ветеран-афганец. Член Союза писателей России, Союза писателей XXI века. Закончил спецшколу с преподаванием ряда предметов на английском языке, музыкальную школу по классу фортепиано. Сочинять стихи и песни Александр начал будучи школьником. В 1980 году поступил на годичные курсы в Военный институт иностранных языков, изучал язык дари. По окончании курсов получил распределение в Афганистан военным переводчиком (1981). В 1984 году демобилизовался по состоянию здоровья в звании старшего лейтенанта. За службу Александр был награжден орденом Красной Звезды, афганским орденом Звезды 3-й степени, медалями, почетными знаками. В 1984 году поступил в Литературный институт имени А. М. Горького, тогда же начал публиковаться в толстых литературных журналах. Институт окончил в 1989-м, в этом же году вышел первый поэтический сборник «Разговоры со смертью». В 1991 году фирмой «Мелодия» был выпущен диск-гигант стихов Александра Карпенко. Снялся в нескольких художественных и документальных фильмах. Живет в Москве.
Стало общим местом в литературоведении, что поэт П. двигался «от сложного к простому», а поэт М. — наоборот, «от простого к сложному». Но это, в сущности, мало что объясняет. Согласитесь, от простого к простому или от сложного к сложному движение попросту невозможно! Во-вторых, если что-то из чего-то развилось — значит, оно там изначально было. Не может Нечто родиться из Ничто! Существует недропонимание — понимание того, что творится в недрах событий. Пастернак, наряду с Есениным и Маяковским приглашенный на дачу Сталина в качестве ведущего советского поэта, не мог не сознавать, что его ранняя эстетика сложновата для понимания рабоче-крестьянскими массами. И не то, чтобы он опасался утратить статус первого поэта страны, доставшийся ему «по наследству» после ухода Есенина и Маяковского. Он, интеллигент до мозга костей, чувствовал, что «некрасиво быть знаменитым» у людей, не понимающих его творчества. Я не думаю, что для него это был вопрос выживания. Он, возможно, хотел больше соответствовать своему статусу, тяготел к неоклассицизму. Поэтому движение от сложного к простому было взаимным: так же развивалось и время, и поэт незазорно и непроизвольно стремился быть конгениальным своему времени. Вместе с тем, никакие веления времени не могут заставить человека измениться, если сам он того не желает. «Мыслящий тростник» не обязан «прогибаться под изменчивый мир». Скажем, на Макса Волошина революция и НЭП вообще никак не повлияли. Но это ничуть не свидетельствует о толстокожести и равнодушии писателя. Просто на одних перемена декораций действует как обухом по голове, а на других — вообще никак не действует.
Осип Мандельштам, в отличие от Пастернака, как-то моментально стал после революции изгоем, и здесь, конечно, «виноваты», прежде всего, личностные качества поэта. Обидчивый и ранимый, он легко находил врагов. Вспыхивал как спичка, из-за любого пустяка. Был драчливее Есенина: мог наброситься на собеседника в совершенно трезвом состоянии, и было сложно объяснить причину столь агрессивного поведения известного поэта. По правде говоря, и писатели, в большинстве своем, относились к нему не лучше. Это уже были другие писатели: в моду входил тип писателя-чекиста. Конечно, сам Осип не был белым и пушистым. Написав свое знаменитое антисталинское стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…», он зачем-то стал читать его всем знакомым поэтам подряд, прекрасно понимая, что тем самым ставит их под удар. И потом это вернется к нему бумерангом. Когда Сталин позвонит Пастернаку и напрямик спросит, хороший ли поэт Мандельштам, Борис Леонидович будет долго и напряженно молчать в трубку, пока, наконец, сам верховный не положит трубку. Естественно, Пастернак не без оснований опасался, что стихи «про кремлевского горца» уже достигли всеслышащих ушей генералиссимуса.
Это покажется неправдоподобным, но, по версии исследователя Серебряного века Вячеслава Недошивина, Мандельштам получил три года воронежской ссылки… за то, что дал пощечину «красному графу» Алексею Толстому, автору «Гиперболоида инженера Гарина». Теперь можно с уверенностью сказать: поэта Мандельштама затравили и убили не только Сталин со своей камарильей, но и собратья по перу. Впрочем, версия Вячеслава Недошивина, корни которой, скорее всего, кроются в предположении Надежды Яковлевны Мандельштам, была убедительно опровергнута новейшими исследованиями архивов НКВД. И вот что выяснилось. При обыске в квартире Мандельштама (на нем присутствовала Анна Ахматова) чекисты искали три стихотворения поэта: «Мы живем, под собою не чуя страны», «Старый Крым» и «Век-волкодав». То есть антисталинское стихотворение про «кремлевского горца» дошло-таки до адресата. В этом теперь не может быть никаких сомнений — Сталин собственноручно расписался на протоколе допроса. Однако за поэта заступились старые большевики Бухарин и Енукидзе (с подачи Ахматовой и Пастернака). Молвил свое слово за Мандельштама и посол Литвы в СССР Балтрушайтис, тоже один из классиков Серебряного века русской поэзии. В общем, в этот раз Сталин решил не мстить поэту за личную обиду. Приговор оказался сравнительно мягким. Сам Мандельштам уже на первом допросе признался в авторстве стихотворения «Мы живем, под собою не чуя страны». Более того, он прямо на допросе своей рукой написал следователям это опальное стихотворение! Мандельштам, бегавший по всей России от угроз эсера Блюмкина, явил пример неслыханного гражданского и человеческого мужества! Здесь дело, мне кажется, вот в чем. Поэт сильно испугался, когда Блюмкин стал целиться в него из пистолета. Наверное, это был чисто рефлекторный страх безоружного перед вооруженным человеком. А вот перед «веком-волкодавом» поэт абсолютно бесстрашен. Эта угроза уже была больше метафизического свойства, и она только добавляла решимости Мандельштаму. Он хорошо понимал, что у него есть свое сильное оружие — поэзия. Здесь Мандельштам-человек абсолютно равен своим знаменитым строкам: «И меня только равный убьет».
Худа без добра не бывает. Отверженный Мандельштам после нескольких лет малой продуктивности обрел совершенно неповторимый голос! И на «провокационный» вопрос Ахматовой: «Пастернак или Мандельштам?» сегодня, я уверен, большинство людей с уверенностью ответит: «Мандельштам!». Мне даже кажется, что сегодня поздний Мандельштам — наиболее актуальный поэт Серебряного века. Ибо «последние станут первыми»! «Век-волкодав» изрядно поработал над душой поэта! У него даже появилось, по определению Цветаевой, «длинное дыхание» («Стихи о неизвестном солдате»). Лучшие стихи Мандельштама впитали в себя даже неведомый прежде в России сюрреализм. И достигли невиданной мощи воздействия. А уж чистотой исполнения Осип, ученик Гомера и Данте, славился всегда.
Заблудился я в небе, — что делать?
Тот, кому оно близко, ответь!
Легче было вам, дантовых девять
Атлетических дисков, звенеть.
Не разнять меня с жизнью, — ей снится
Убивать и сейчас же ласкать,
Чтобы в уши, в глаза и в глазницы
Флорентийская била тоска.
Не кладите же мне, не кладите
Остроласковый лавр на виски,
Лучше сердце мое разорвите
Вы на синего звона
куски!
И когда я усну, отслуживши,
Всех живущих прижизненный друг,
Он раздастся и глубже и выше —
Отклик неба — в остывшую грудь!
9-19 марта 1937.
К счастью, современному читателю нет нужды выбирать между Пастернаком и Мандельштамом: они не мыслятся как противоположности. Тогда как ценители Цветаевой редко столь же сильно любят и Ахматову, а поклонники Бродского нечасто удостаивают читательской любви его современников Евтушенко и Вознесенского. Конечно, искусствоведы слегка утрируют, говоря о простоте или сложности творчества того или иного поэта. Например, «простой» Пастернак мог вдруг выдать что-нибудь типа:
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси…
А «сложный» Мандельштам в плодовитом для него 37-м году писал и такое:
Я скажу тебе с последней
Прямотой:
Все лишь бредни, шерри-бренди,
Ангел мой.
У простоты перед сложностью есть то преимущество, что ее лучше понимают современники писателя. У сложности — то, что она становится понятней с течением времени, поскольку расшифровывается не сразу. Впрочем, простота иногда «бьет» сложность и в далеком будущем — тем, что моментально расхватывается на цитаты, которые потом живут в веках. Могу сказать совершенно точно, что к глубоким людям, к которым, без сомнения, принадлежат и Пастернак с Мандельштамом, как-то плохо клеятся псевдонародные поговорки типа «простота хуже воровства» или «краткость — сестра таланта». Пастернак и Мандельштам всем своим творчеством не просто ставят их под сомнение, а разбивают в пух и прах! Хотя Чехов, автор больших по объему пьес, наверное, имел в виду вовсе не длину произведения…
И Пастернак, и Мандельштам — эрудиты. Они прочли немыслимое количество книг, прослушали невероятное количество стихов и музыки, просмотрели тысячи шедевров живописи. Маловероятно, чтобы какие-либо достижения человечества в области культуры ускользнули от их внимания. Недюжинная эрудиция не убила в них лирический дар. И, хотя «многознание уму не научает», мы видим, как много стихотворений у обоих поэтов выросло из чисто художественных впечатлений. Нет, они не «книжные» поэты, чурающиеся жизни. Их вселенные необыкновенно обширны и разнообразны. Они — звенья мировой культуры. Они продолжают и завершают других, становясь, в свою очередь, живым мостом для новых поколений.
Очевидно, что и Пастернак, и Мандельштам развивались не потому, что не хотели стоять на месте. Они искали и находили в себе «противоположности», второе, расширенное «я». Пушкин вроде бы и не шарахался из крайности в крайность, но у него была счастливая возможность жанрового разнообразия. «Не пишется» лирика — сочинил сказку, нет сюжета для пьесы в стихах — взялся за прозу. А вообще человек развивается просто потому, что живет, в нем и вокруг него происходят перемены. Правда, бывают скучные люди, вроде Фёдора Сологуба, которые всю жизнь пишут об одном и том же. Но и жизнь у таких людей скучна и однообразна, подобно мутному стоячему болоту.
Как хорошо, что и М., и П. нашли в себе динамические возможности для развития. Это когда словно бы отпочковываешься сам от себя и начинаешь новый побег. Но, как ни странно, это не мешает узнаваемости художника, так же, как и в случае с ранним и поздним Скрябиным в музыке. Но зато какой размах! Какой путь! Какой божественный объем бытия. Конечно, здесь и жизнь окружающая «приложилась», и внутренние резервы нашлись. Anxiety and curiosity.
magazines.gorky.media