Поселения староверов в россии – 15 лет в плену у сибирских староверов
Безграничная Россия. Староверы. — Олег Смолий
Пройдя удаленные села на берегах Малого Енисея: Эржей, Верхний Шивей, Ужеп, Чодураалыг, Ок-Чары, я познакомился с пятью большими семьями староверов. Всегда гонимые, хозяева тайги не сразу идут на контакт с чужаками, тем более с фотографом. Две недели жизни рядом с ними, помощь в их повседневном нелегком труде – уборка сена, ловля рыбы, сбор ягоды и грибов, заготовка дров и хвороста, сбор мха и помощь в постройке дома – шаг за шагом помогли преодолеть завесу недоверия. И открылись сильные и самостоятельные, добродушные и трудолюбивые люди, счастье которых в любви к Богу, своим детям и природе.
Богослужебная реформа, предпринятая патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем в XVII веке, привела к масштабному расколу в Русской Церкви. Жестокие преследования царских и религиозных властей, желавших привести народ к единомыслию и покорности, вынудили миллионы русских людей покинуть обжитые места. Хранившие свою веру старообрядцы бежали к Белому морю, в Олонецкий край и Нижегородские леса. Время шло, руки власти достигали староверов в новых местах, и искатели независимости уходили еще дальше, в глухую тайгу Сибири. В XIX веке пришли русские люди в труднодоступный район Малого Енисея, Каа-Хемский кожуун Тувы. Новые поселения закладывались на пригодных для хозяйства землях в долине реки, все выше и выше по течению. Здесь, в верховьях Малого Енисея, сохранились в первозданном виде быт и традиции русских староверов.
Одна дома. Эржей.
Место от столицы далёкое. Самолетом до Абакана, часов десять машиной через Кызыл до Сарыг-Сепа, пересаживаемся на уазик-буханку и ещё пару часов лесными дорогами до точки на берегу Малого Енисея. На другой стороне турбаза “Эржей”, переправляемся лодкой. Привёз нас на своем уазике хозяин базы, Николай Сиорпас. Он же повезёт дальше, в таёжные глубины, но надо переждать сутки-другие на базе, пока подсохнет размытая долгими дождями дорога на перевале.
Эржей, рядом с которым расположилась база, село большое, до полутора тысяч жителей, с электричеством и школой-интернатом, куда привозят своих детей староверы из заимок выше по Каа-Хему, как по-тувински называется Малый Енисей. В старой вере здесь не все сельчане. Часть народа близка к вере, но в общину не входит, строгости не хватает. Есть кто и в новой православной вере, есть даже совсем неверующие.
С характером. Семья Петенёвых, с. Чодураалыг. По соседству с Верхним Шивеем тувинская стоянка.
Сходить посмотреть село, да продуктов купить, оказалось недалеко, меньше километра от базы. Сиорпас, провожая, пошутил: “Староверов отличите, мужики с бородами, по двору с десяток детворы мал мала меньше, бабы в платках да юбках до пят, через год-два с животиком.”
Вот и первое знакомство, Мария с коляской, молодая женщина. Поздоровались. Спросили, где купить хлеб, творог. К чужакам отнеслась сначала настороженно, но в помощи не отказала, даже удивила отзывчивостью. Повела по всему посёлку, показывая, у кого молоко вкуснее, где грузди солёные хороши, и так пока не нашли всё что хотели.
Здесь, в отдалённых от цивилизации посёлках, на образ хозяйствования наложила свои условия суровая таёжная природа. Лето короткое, а зима известна морозами. Пахотные земли отвоёвываются у леса, в долинах по берегам реки. Выращивают хлеб, сажают огороды. Из-за морозов многолетние культуры не приживаются. Зато растут однолетники, даже маленькие арбузы. Тайга кормит. Зверя бьют только копытного, мясо едят дикое. Орех собирают кедровый, грибы, ягоду на варенье. Река даёт рыбу, много хариуса. Тайменя часто отпускают — его в последние годы мало.
Старообрядцы не пьянствуют, “казёнку” не пьют вообще. А по праздникам вкушают чарку-другую некрепкого домашнего вина на таёжной ягоде, голубике или костянике.
Отдохнув на базе Сиорпаса пару деньков, дождались сухой погоды и двинулись к первой заимке староверов — Верхнему Шивею, в сорока километрах через сложный перевал от Эржея.
Здесь и далее мы — небольшая команда фотографирующих путешественников, всего пять человек, во главе с нашим вдохновителем, историком и журналисткой, Настей Вещиковой из Красноярска.
Всю дорогу до Шивея, под натужное гудение мотора, Николай Сиорпас убеждал нас быть сверхуважительными и вести себя более чем скромно, не напирать на людей своими огромными фотопушками. Сам не старовер, но с таёжными жителями сложились добрые отношения, за которые он разумно опасался. Думается мне, два дня на базе мы не только погоду ждали, а присматривался он к нам и думал, можно ли везти дальше.
Дед Елиферий и Марфа Сергеевна. Большой Чодураалыг.
Работящих людей Верхнего Шивея встретили задолго до посёлка, на покосном лугу. Напросились помогать, кидать скошенное сено в высокие стога — зароды.
Засучили рукава, старались из всех сил, и всё-равно отставали. Нелегко давалась наука поднимать крупные охапки длинными трёхзубыми деревянными вилами. За совместной работой знакомились, завязывали разговоры.
На заимку Верхний Шивей, тогда совсем пустующую, Сасины, Пётр и Екатерина, приехали лет пятнадцать назад. Хозяйство поднимали на пустом месте, жили-зимовали по-началу в сарайчике. Год за годом, строились, крепли, растили трёх дочерей. Приезжали селиться другие родственники, теперь здесь несколько семей. Дочки выросли, переехали в город, а на лето приежают теперь к Петру с Екатериной непоседливые внучата — две девочки и два мальчика.
Павел Бжитских. Малый Чодураалыг.
Весёлым шумом разбудили наш палаточный городок детишки, принесли парного молочка и сметанки. Второй день кидать сено на зароды сложнее — с непривычки у горожан болят все мышцы. Но и теплее уже лица хозяев, улыбки, смех и одобрение. “Завтра Преображение, приходите! Винца попробуете домашнего,” — зовут селяне.
В доме просто, без изысков, но чисто и добротно. Просторные сени, делящие дом пополам, в комнатах белёные стены, большие печи в середине, железные пружинные кровати — напомнили мне карпатское село, так же во многом сохранившее свой быт. “По единой!” — говорит Пётр Григорьевич, и пробуем вкуснейший напиток. Год настаивается сок голубики, без сахара и дрожжей, получается с еле-заметной алкогольностью. Пьётся легко и не пьянит, а настроение и разговорчивость поднимает. Шутка за шуткой, история за историей, песня за песней — посидели хорошо. “Хотите посмотреть моих лошадок?” — зовёт Пётр.
Заборы кладут из целых бревен, скрепляют без гвоздей. Большой Чодураалыг.
Конюшня на окраине, с два десятка лошадей, есть даже иноходцы. И все любимые. О каждом жеребёнке Пётр Григорьевич может часами говорить.
Расставались с Сасиными, как старые друзья. И снова в путь, на лодке вверх по Малому Енисею.
До следующей заимки по реке пол-часа плыть с мотором. Нашли Чодураалыг на довольно высоком берегу с просторной, похожей на карниз долиной, крайние дома стоят прямо над Каа-Хемом. Противоположный берег — почти отвесная, поросшая тайгой гора.
Село Чодураалыг на высоте около 800м над уровнем моря, и здесь по утрам в виде тумана ложатся облака.
Место удобное для хозяйства, выращивать хлеб, держать скот. Поля под пашню. Река, кормилица и транспортная артерия. Зимой по льду и до Кызыла можно. Тайга — вот она, начинается сопками на краю заимки.
Малый Енисей, или по-тувински Каа-Хем.
Приплыли, скинули рюкзаки на берег и пошли искать, где удобно разбить палатки, чтобы никому не мешаться, и в тоже время хорошо видеть всё вокруг. Сразу встретили дедушку Елиферия, который угостил только что испечённым вкусным хлебом и посоветовал идти к бабе Марфе: “Марфутка примет и поможет”.
Марфа Сергеевна, худенькая, маленькая и подвижная, лет семидесяти, выделила нам место для палаток рядом со своим небольшим домиком, с красивым видом и на реку, и на посёлок. Позволила пользоваться печкой и кухонной посудой. У староверов это непростой вопрос — грех пользоваться посудой, которую брали мирские люди. Всё время Марфа Сергеевна заботилась о нас. Помогали и мы ей — собирали ягоду, наносили хворост, рубили дрова.
Младший сын, Дмитрий, был по делам в тайге. Старшая дочь, Екатерина, вышла замуж и живёт в Германии, иногда приезжает мать проведать.
Спокойная река намывает песчаные отмели, а на бурном Каа-Хеме отмели каменные. Со временем отмели превращаются в таёжные островки.
У нас был спутниковый телефон, предложили Марфе Сергеевне позвонить дочери. “Бесовское это,” — отказалась бабушка Марфа. Через пару дней вернулся Дмитрий, и мы набрали номер его сестры, сделав громкость посильнее. Услышав голос дочери, забыв о бесах и бросив перебираемый лук, бежала Марфа Сергеевна через поляну к нам с Димой. Жаль, тогда она ещё не позволяла себя фотографировать, иначе получилась бы интересная фотография: маленькая симпатичная деревенская бабушка, в старинной одежде, стоящая на фоне тайги, светясь улыбкой, разговаривает с дочкой в далёкой Германии по спутниковому телефону.
Работящий Григорий Петенёв, возвращается за очередной партией мешков мха для стоительства дома. Большой Чодураалыг.
По соседству с Марфой Сергеевной, дальше от берега, живёт большая семья Панфила Петенёва. Старший из двенадцати детей, Григорий, 23 лет, позвал на место игр детей — поляну в лесу за селом. По воскресеньям дети, нарядные, прибегают и приезжают на лошадях, велосипедах и мотоциклах со всех ближних заимок, пообщаться и наиграться вместе. Ребята недолго стеснялись, и уже через десяток минут мы играли с ними в мяч, отвечали на море любопытных вопросов и слушали рассказы о жизни в посёлках, балующих нынче медведях и строгом дедушке, который всех детей гоняет за озорство. Смешили байками, интересовались техникой, и даже пробовали фотографировать нашими камерами, напряжённо позируя друг-другу. А мы сами с удовольствием слушали чистую как ручеёк русскую речь, и наслаждались, фотографируя светлые славянские лица.
Внуки Сасиных совсем мирские, приезжают на всё лето. Для них Пётр Григорьевич держит солнечные батареи с аккумулятором и преобразователем, от которых включает маленький телевизор и проигрыватель дисков — мультики смотреть. Верхний Шивей.
Оказывается, мы остановились в Чодураалыге, который называют Большим, а недалеко, дорогой мимо полянки, есть ещё и Малый Чодураалыг. Дети вызвались показать эту вторую, из нескольких дворов в глубине леса, заимку. Везли нас весело, на двух мотоциклах, по тропкам и дорожкам, через лужи и мостки. Эскортом за нами лихо неслись девчёнки-подростки на ладных конях.
Сестры попросили привязать лошадей, а сами сразу побежали к подружкам. Игровая поляна между Малым и Большим Чодураалыгами, где по воскресеньям собирается детвора.
Чтобы познакомиться ближе, начать общение и получить необходимый уровень доверия, позволяющий фотографировать людей, мы смело включались в повседневную работу старообрядческих семей. Праздно болтать в будний день им некогда, а в деле разговоры разговаривать — работа веселей. Так просто пришли утром к Петенёвым, и предложили Панфилу помощь. Сын Григорий жениться думает, дом строит, вот и работа — потолок конопатить. Сложного ничего, но кропотливо. Сначала на другой берег реки, по горам между зарослей мох собирать, в мешки класть и по крутому склону вниз скидывать. Потом везём лодкой на стройку. Теперь наверх, а ещё сюда глину надо вёдрами подавать, и забивать мох в щели между брёвнами, замазывая сверху глиной. Трудимся бойко, бригада большая: пятеро старших детей Петенёвых и трое нас, путешественников. И детишки помладше вокруг, наблюдают и пытаются помогать-участвовать. За работой общаемся, мы их узнаем, они нас. Дети любопытные, всё знать хотят. И как в больших городах картошку выращивают, где мы дома молоко берём, все ли дети в интернатах учатся, далеко ли мы живём. Вопрос за вопросом, на некоторые затрудняешься ответить понятно — настолько различны наши миры. Ведь для детей Сарыг-Сеп, районный центр — другая планета. А для нас, городских людей, тайга — неведомый край со своими скрытыми от незнающего взгляда тонкостями природы.
Своих жён взрослеющие парни ищут в других сёлах староверов. Уезжают на пол-года, иногда на год. Машу сосватали в далёком селе Красноярского края. Эржей.
С Павлом Бжитских, пригласившем в гости, познакомились в Малом Чодураалыге, куда ездили с детьми в воскресенье. Путь к нему на заимку Ок-Чары неблизкий, девять километров по каменистому, заросшему лесом берегу Малого Енисея. Заимка из двух дворов впечатляет крепостью и хозяйственностью. Высокий подъем от реки не создал трудностей с водой — тут и там множество родников прямо во дворах, по деревянным желобам прозрачная водичка подаётся на огороды. Вода студеная и вкусная.
В доме ждало удивление: две комнатки, молельная и кухонька, сохранили вид и убранство со времён монашеской общины. Белёные стены, плетёные половички, льняные занавесочки, самодельная мебель, глиняная посуда. Всё хозяйство монахинь было натуральным, с миром не общались и ничего извне не брали. Павел собрал и сберёг предметы быта общины, теперь показывает гостям. По Каа-Хему сплавляются экстремальные туристы, иногда заглядывают, вот Павел даже отдельный домик и баньку построил, чтобы люди могли остановиться у него и отдохнуть на маршруте.
Полезная техника зимой, когда нужно буксировать огромные зароды сена. На трактор деньги собирали всей заимкой. Купили в районном центре, старенький, но рабочий. Для переправы через бурную речку Шивей строили временный мост, который смыло первым же половодьем. Верхний Шивей.
Рассказывал Павел о жизни и уставе монахов-старообрядцев. О запретах и грехах. О зависти и злости. Злость — грех коварный, злость злостью множится и накапливается в душе грешника, а бороться сложно, ведь и легкая досада — тоже злость. Зависть — грех не простой, от зависти и гордыня, и злость, и обман плодятся. Как важно молится и раскаиваться. И пост на себя брать, что календарный, что тайно самовзятый, чтобы нично не мешало душе молиться и свой грех глубже осознавать
Не только строгости царят в душах местных староверов. Говорил Павел о прощении, о миролюбии к другим религиям, о свободе выбора для своих детей и внуков. “Вырастут, пойдут учиться, кто захочет. Уйдут в мир. Бог даст — веру нашу древлеправославную не забудут. Кто-то вернётся, с возрастом чаще о душе задумываются”.
Пётр Григорьевич Сасин и его лошадки. Верхний Шивей.
У простых общинников, не монахов, внешний мир не под запретом, берут староверы и достижения цивилизации, которые помогают в труде. Моторы пользуют, ружья. Видел трактор, даже солнечные батареи. Чтобы покупать, деньги зарабатывают, продавая мирянам продукты своего труда.
Читал нам избранные главы Иоанна Златоуста, переводя со старославянского. Так выбрал, что слушаешь, затаив дыхание. Запомнилось о печати антихриста. Павел пояснил по-своему, что, например, все официальные записывающие человека документы и есть его печать. Так антихрист хочет нас всех взять под контроль. “Вон, в Америке уже каждому человеку собираются какие-то электрические чипы под кожу вшивать, чтобы нигде от антихриста не мог скрыться.”
Из “музея” провел на летнюю кухню, угощал опятами, копчёным тайменем, свежим хлебом и особенным домашним вином, на берёзовом соке вместо воды. Уходя, купили у Павла молодого индюка, и до поздней ночи ощипывали, смеясь над своей неумелостью.
Дочка Петенёвых, Прасковья. Игровая полянка. Внучка Павла Бжитских в монастырской избе. Ок-Чары.
С детьми Поповых из Малого Чодураалыга познакомились в день приезда на игровой полянке. Любопытство приводило ребятишек к палаткам каждое утро. Весело щебетали, безостановочно спрашивали. Общение с этими улыбающимися ребятами давало заряд тепла и радости на целый день. А в одно утро дети прибежали и от родителей позвали нас в гости.
На подходе к Поповым веселье — младшие втроём нашли самую черную лужу с жидкой грязью и увлечённо в ней скачут и что-то ищут. Встречает нас смеющаяся мама, Анна: “Видали таких чумазых? Ничего, воды нагрела, отмоем!”
Детей, уже семь, Поповы не просто любят, они их понимают. В доме светло от улыбок, а Афанасий начал новый строить — побольше простора детям. Сами детей учат, не хотят отдавать в далёкий интернат, где не будет родительского тепла.
Дима Попов. Малый Чодураалыг. Младшие Поповы, нашли замечательную луже с черной грязью.
За угощением быстро разговорились, будто какая-то невидимая волна заиграла созвучием и родила лёгкость и доверие между нами.
Работают Поповы много, старшие дети помогают. Хозяйство крепкое. Сами возят продукты продавать в район. На заработанные средства купили трактор и японский лодочный мотор. Хороший мотор здесь важен — на Малом Енисее пороги опасные, случись заглохнет ненадёжный старенький, можно погибнуть. А река и кормит, и поит, она же — путь сообщения с другими сёлами. Летом на лодке, а зимой по льду на тракторах и уазиках ездят.
Здесь, в далеком поселке, люди не одиноки, общаются-переписываются со старообрядцами по всей России, газету старой веры из Нижнего Новгорода получают.
А вот общение с государством стараются свести к минимуму, от пенсий, пособий и льгот отказались. Но совсем контакта с властью не избежать — нужны права на лодку и трактор, тех-осмотры всякие, разрешения. Хоть раз в год, да надо за бумагами идти.
Относятся Поповы ко всему ответственно. Был случай у Афанасия в молодые годы. Служил в армии, как многие в начале 80-х, в Афганистане, водителем бронетранспортёра. Произошла беда, у тяжёлой машины отказали тормоза, погиб офицер. Сначала определили как несчастный случай, но ситуацию раздули высокие чины, парню дали три года колонии общего режима. Командиры, полковой и батальонный, доверяли Афанасию, отправили в Ташкент без конвоя. Представьте ситуацию: приходит молодой парень к воротам тюрьмы, стучится и просит пустить, свой срок отсиживать. Позже те же командиры добились перевода Афанасия в колонию в Туве, поближе к дому.
Утро над Малым Енисеем. Большой Чодураалыг.
Хорошо наговорились с Анной и Афанасием. О жизни здесь и в миру. О связи между старообрядческими общинами по России. Об отношениях с миром и государством. О будущем детей. Уходили поздно, с добрым светом в душе.
Следующим утром отправлялись домой — короткий срок поездки заканчивался. Тепло прощались с Марфой Сергеевной. «Приезжайте, в другой раз в доме поселю, потеснюсь, ведь как родные стали.»
С ближней сопки открывается замечательный вид на заимк Большой Чодураалыг.
Много часов дороги домой, в лодках, машинах, самолете, думал, пытаясь осознать увиденное и услышанное, что не совпало с моими первоначальными ожиданиями. Когда-то в начале 80-х читал в “Комсомольской Правде” увлекательные статьи Василия Пескова из серии “Таёжный тупик”. Об удивительной семье староверов, ушедшей от людей глубоко в сибирскую тайгу. Статьи добрые, как и другие рассказы Василия Михайловича. Но впечатление о таёжных затворниках оставили как о людях малообразованных и диких, чурающихся современного человека и боящихся любых проявлений цивилизации.
Роман “Хмель” Алексея Черкасова, прочитанный недавно, усилил опасения, что знакомиться и общаться будет сложно. А фотографировать может оказаться вообще невозможным. Но надежда была, и я решился на поездку.
Потому и оказалось столь неожиданным увидеть простых, с внутренним достоинством людей. Бережно хранящих свои традиции и историю, живущих в согласии с собой и природой. Трудолюбивых и рациональных. Миролюбивых и независимых. Подаривших мне тепло и радость общения.
Что-то я у них принял, чему-то научился, о чем-то задумался.
Спасибо за внимание!
Олег Смолий.
opsquick.livejournal.com
Как живут староверы | STENA.ee
Пишет Сергей Доля: Богослужебная реформа патриарха Никона в XVII веке, привела к расколу в Церкви и гонениям инакомыслящих. Основная масса старообрядцев попали в Туву в конце XIX века. Тогда эта земля принадлежала Китаю, что защищало староверов от репрессий. Они стремились селиться в безлюдных и малодоступных уголках, где никто не стал бы притеснять их за веру.
Перед тем как уходить со старых мест, староверы отправляли разведчиков. Их посылали налегке, снабжая лишь самым необходимым: лошадьми, провиантом, одеждой. Затем переселенцы отправлялись большими семьями, обычно зимой по Енисею, со всей живностью, домашним скрабом и детьми. Нередко люди гибли, попадая в полыньи. Те, кому посчастливилось дойти живыми-здоровыми, тщательно выбирали место для поселения, чтобы можно было заниматься земледелием, хлебопашеством, завести огород и т.д.
Староверы до сих пор живут в Туве. К примеру, Эржей — крупнейшее староверческое село в Каа-Хемском районе с населением более 200 жителей. Подробнее о нем в сегодняшнем посте…
До поселка долго добираться. Сперва мы пилили 200 км от Кызыла. По дороге масса банеров, напоминающих о высокопоставленном земляке Сергее Шойгу:
3.
Проезжали небольшие поселки. Почти во всех отсутствуют такие вещи как кафе или круглосуточные магазины, зато есть Ленин:
4.
Деревенский футбольный стадион. Видимо коровы используются для «стрижки» травы на поле:
5.
Переправлялись через реку. Автомобили отправили на пароме, сами сели на лодочки. Полчаса поднимались по течению наверх:
6.
Река с очень быстрым течением:
7.
Виды очень живописные. Горы, зелень, редкие облачка:
8.
9.
Наша команда:
10.
11.
Рыбак на берегу:
12.
Лошадки:
13.
Наконец-таки, приплыли:
14.
Староверческое село на первый взгляд ни чем не отличалось от тысяч обычных сел в России:
15.
На второй взгляд тоже ничего особенного замечено не было. Село и село.
Единственное, что напоминало об особом месте — жесткие правила. Снимать внутри дома нельзя. Записывать речь на диктофон нельзя. Почему-то староверы катастрофически боятся слова «интервью» и всего что связано с массовой информацией:
16.
Катерина, хозяйка дома, 24 года. Кстати, на улице фотографироваться они совершенно не против. Ее семья пришла после войны с Урала. Тогда был страшный голод, и ходили легенды, что именно здесь едва ли не земля обетованная, где полный достаток:
17.
Сынок. Староверы не очень хотят чтобы дети получали образование, так как после учебы в институте никто не возвращается домой. Лучше уж без профессии, но зато рядом, с семьей. Во избежании кровосмешения, жен берут из соседних деревень. Разводы не приняты, практикуется принцип «стерпится-слюбится»:
18.
Нас пригласили в дом, накормили окрошкой на местном квасе, который по вкусу больше похож на воду, и пирогом с рыбой. Пирог был своеобразный: высотой семь сантиметров на тонком тесте, полностью наполненный ленком. Я откусил кусок и понял, что сделал ошибку. Рыба была не то что с костями, она была с хребтом. Запивал рыбьи кости мелиссой.
Тем не менее прием оставил теплые впечатления. Разрешили снять огород. Выращивают всё сами, включая арбузы и дыни:
19.
Приусадебное хозяйство с бидонами:
20.
Маленькая машинка детеныша, с которой он гоняет по двору:
21.
Большая машинка папы, на которой он гоняет в Кызыл раз в неделю. Отвозит молоко, сметану и творог на продажу. На вырученные деньги отец семейства закупает муку и продукты. Все-таки несмотря на удаленность, отшельничество староверов весьма условно — их быт уже вплетен в соседний социум:
22.
Рекомендуется к просмотру:
www.stena.ee
Староверы России. Интересные факты, история, секреты, обряды
Старообрядческая русская религиозная группа.
Альтернативные названия: Старые ритуалисты, Раскольники, Староверы. Старовер , член группы российских религиозных инакомыслящих , которые отказались принять литургические реформы , наложенные на Русскую православная церковь Патриархом Московским Никоном (1652-58).Многие русские христиане воспринимали реформу, как попытку уничтожить культурный и религиозный образ жизни, который был сформирован русскими людьми на протяжении столетий после его крещения. Таким образом, постепенно было введено понятие « старая вера », и люди, исповедующие его, стали называть « старообрядцами ».
Миллионы верующих в XVII веке, старообрядцы разделились на ряд разных сект, из которых несколько сохранились и в наше время.
Часовня Старообрядцев
Старообрядческая церковь в селе Абрамовка, недалеко от Орехово-Зуево, Московская область , Россия.
Патриарх Никон столкнулся с трудной проблемой принятия решения о авторитетном источнику для исправления литургических книг, используемых в России. Эти книги, используемые с момента обращения Руси в христианство в 988 году, были буквальными переводами с греческого на древнеславянское. В течение столетий рукописные копии переводов, которые иногда были неточными и неясными с самого начала, были еще более изуродованы ошибками книжников. Реформа была сложной, поскольку не было договоренности относительно того, где должен быть найден «идеальный» или «оригинальный» текст. Вариант, предложенный Патриархом Никоном, заключался в том, чтобы точно следовать текстам и практике греческой церкви, поскольку они существовали в 1652 году, в начале его правления, и поэтому он приказал напечатать новые литургические книги по греческому образцу. Его постановление также требовало принятия в России греческих обычаев, греческих форм клерикального платья, и изменение в способе пересечения себя: три пальца должны были использоваться вместо двух. Реформа, обязательная для всех, считалась «необходимой для спасения» и была поддержана царем Алексеем Михайловичем Романовым.
Оппозицию реформ Никона возглавила группа москвичей-священников, в частности, протоиерей Аввакум Петрович . Даже после отставки Никона (1658 г.), который выдвинул слишком сильный вызов царскому авторитету, ряд церковных советов, кульминацией которых стал 1666-67, официально одобрил литургические реформы и анафематизировал несогласных. Некоторые из них, включая Аввакума, были казнены.
Инакомыслящие, иногда называемые Раскольниками, были самыми многочисленными в недоступных регионах Северной и Восточной России (но позже и в самой Москве) и были важны в колонизации этих отдаленных районов. Против всех изменений они сильно сопротивлялись западным нововведениям, введенным Петром I , которого они считали антихристом . Не имея епископской иерархии , они разделились на две группы. Одна группа, Поповцы (священнические секты) стремились привлечь рукоположенных священников и смогли создать епископат в XIX веке. Другие, Безпоповцы (священнические секты), отказались от священников и всех таинств, кроме Крещения. Из этих групп развилось много других сект, некоторые из них считались экстравагантными.
Старообрядцы воспользовались указом о терпимости (17 апреля 1905 года), и большинство групп пережило Русскую революцию 1917 года . Многим отраслям как Поповцы, так и Безпоповцы удалось стать зарегистрированными и, таким образом, официально признанными Советским государством. Членство в одной московской группе Поповцы, конвенции Белой Криницы, оценивалось в начале 1970-х годов в 800 000 человек. Однако малоизвестно, что поселения старообрядцев должны существовать в Сибири , на Урале, в Казахстане и на Алтае. Некоторые группы существуют в других регионах Азии, в Бразилии и Соединенных Штатах .
В 1971 году Совет Русской Православной Церкви полностью отменил все анафемы XVII века и признал всю действительность старых обрядов.
15 лет в плену у сибирских староверов.
История Елизаветы — молодой американки русского происхождения, которой удалось бежать из старообрядческого поселения в Красноярском крае спустя полтора десятилетия после того, как родные обманом отправили ее туда «в гости» к единоверцам.
Дубчесские скиты — духовный центр старообрядцев-беспоповцев часовенного согласия. После прихода Советской власти многие часовенные бежали сначала в Китай, а оттуда в Южную и Северную Америку.
Те, кто остался в стране, уходили от новых властей все дальше и в конце 1930-х, спасаясь от гонений и коллективизации, оказались в глухой тайге Туруханского края.
Это дикая и заболоченная местность; от места впадения реки Дубчес в Енисей до Красноярска — полтысячи километров. Выше по течению Дубчеса скрылись от мира небольшие скиты, монастыри и заимки староверов-часовенных. Добраться туда можно только по реке и только в половодье.
В 1951 году обнаруженные советскими властями скиты были разгромлены. Все постройки сожгли, а жителей силой вывезли на Большую землю. Из тех, кого довезли до Красноярска, 33 человека были осуждены по делу о тайном антисоветском формировании сектантов-старообрядцев и получили от 10 до 25 лет.
Но уже в 1954 году, после смерти Сталина, все осужденные часовенные были амнистированы и постепенно вернулись на Дубчес, где они заново отстроили заимки и монастыри.
После распада Советского Союза связи таежных часовенных с единоверцами за рубежом возобновляются; потомки эмигрантов начинают регулярно навещать скиты и пополнять ряды монастырских жителей.
«Чрезвычайно резко увеличивается число братии в мужском скиту и число сестер — приблизительно втрое, — пишет диакон Колногоров. — В это время перестраивается весь комплекс мужской обители, заново строится часовня, келарская-трапезная, возводятся новые келии.
Но особенно многочисленными становятся четыре женские обители, расположенные в этой же местности на расстоянии от пяти до 15 километров от мужского скита».
По его словам, основу монастырской братии сейчас составляют выходцы из старообрядческих поселений. К середине двухтысячных, когда диакон Колногоров описывал современное состояние скитов, там жили более 3 000 человек, с учетом мужских и женских обителей, тогда как в 1990-е в мужском монастыре было 60-70 человек и в четырех женских — около 300.
По свидетельству Колногорова, контакты дубчесских часовенных с американскими староверами налаживаются после того, как в мужском скиту поселяется первый насельник преклонного возраста из Соединенных Штатов, который восторгается благочестием и строгостью скитского устава.
В настоящее время среди насельников и насельниц уже слышится английский язык, на котором им пока запрещено молиться.
Но не все попадают в таежные монастыри по собственной воле. Не исключено, что диакон Колногоров в начале 2000-х встречался там с Елизаветой — гражданкой США, которую родные -староверы еще подростком обманом отправили в Дубчесские скиты. Бежать оттуда девушке удалось лишь спустя полтора десятилетия.
«Меня зовут Елизавета, родилась я в Орегоне, в США. Мамины родители, они чисто русские, они из России. В Сталина года они сбежали оттуда, в Китае жили, там в горах скрывались сколько-то времени, у меня первые дядьки там родились.
Потом они услышали, что в Южной Америке свободней, там не гоняют за религию. Они уехали в Южную Америку, у меня тетка там родилась.
А потом они услышали, что в США еще лучше, они туда перебрались, и там у меня мама и еще два брата у нее родились. Все они были староверы.
С 16 лет мама ушла из дома и сошлась с американцем, это мой отец. У нее сестры-братья — они все староверы, а мама просто ушла с религии. Отец от нас ушел, когда мне было пять лет.
Они были алкоголики, наркотики принимали, сколько-то времени я жила у тетки, потом у дядьки, потом у дедушки. Какое-то время мама в тюрьме была.
Я с теткой больше общалась, с ёными ребятишками, у них было 11 детей, и я с ними очень близка была, я летом там у них часто гостила. Моя самая лучшая подруга тоже старовер была.
Они меня все учили по-староверчески. Учили, как молиться. Когда мне было 13 лет, они отправили троих своих детей туда, в Сибирь, в монастыри. А мне говорили, чтобы в гости к ним туда уехать.
Я как-то во внимание это не брала, потому что я не хотела туда. Думала, что я за христианина хочу замуж выйти. Для этого мне надо было креститься.
Еще когда я на оглашении перед крещением была, тетка мне паспорт сделала — втайне, мне она ничего не сказала. Она уже планировала меня в Россию отправить, в монастыри, но мне не говорила.
Вот я крестилась и потом, недолго после крещения… только две недели прошло, 10 мая 2000 года, тетка мне сказала, что ты завтра поедешь в монастырь.
Нас встретили хорошо, они там как бы… они добрые люди, но у них понятия разные, от мира очень разные. У них такое понятие было, что мы должны жить противоположно мира.
Чтобы не погибнуть, у них такая вера строгая, религия такая строгая-строгая, они считают, что чем больше пострадаешь, тем больше получишь на том свете. Они считали, что если оттуда выйдешь, то ты погибнешь. Что ты должен там жить и там помереть.
И я застряла там. Потом, через четыре года, у меня паспорт сожгли. Сказали, останешься тут на всю жизнь. Меня там не били, просто заставляли так жить строго, как они живут.
Все время у нас посты были, каждый понедельник-среду-пятницу, потом посты перед Пасхой, перед Рождеством. Мяса мы вообще не ели. Еда два раза в день только обед и ужин — и все, больше не разрешали нам есть.
Готовили в кухне, приходишь туда и ешь, что сготовили. Все из общих чашек ели. Великим постом еще строже было, первую неделю вареное ничего нельзя было, только так, маленько, морковка да свекла, и один раз в день.
Все там руками делали. У нас коней не было, мы тяпкой все пашни перекапывали. Мы так далеко жили, у нас магазинов там не было, мы все выращивали сами.
Работа была очень трудная все время: готовить, пилить, колоть, возить. На нартах возили все сами, у нас первые года коней не было, мы перекапывали пашню вручную.
Потом у нас плуг появился, но мы его сами тянули. А потом, последние года, когда у нас конь уже был, то конь пашню перепахивал. Но мы нарты сами тянули, возили дрова.
У нас земля там очень плохая была, как глина, то мы ходили на речку, находили мягкую землю, ее копали в мешки, привозили домой. Потом еще сжигали землю, все перемешивали.
Дома у нас были из бревен строенные, топором рубили углы. Мы жили там с четверых до десяти человек в одном доме. Я за 15 лет ни разу оттуда не выезжала, меня не пускали. А потом я сбежала.
Через четыре года я привыкла маленько, я прижилась, можно сказать, ко всему этому. Они мне еще сговорили, что… на будущее у тебя хорошая жизнь будет.
Они каждый день это все повторяли, говорили, говорили, говорили, что это нельзя, это нехорошо, погибнешь. Надо вот так вот, на том свете царство небесное получишь. Они мне постоянно-постоянно-постоянно это все говорили. И я как бы все еще в Бога верю, но это очень жестоко так, как они жили.
Мне было обидно, прискорбно, что у меня паспорт сожгли, но я как бы думала… Я в то время еще астмой заболела, и они мне все говорили, что скоро помрешь и царство небесное получишь. Потом все эти года, вот 11 лет я болела, и никак не могла помереть.
Чем дальше, тем я больше болела, последние два года сильно болела. Последнюю весну, в 2015 году, я даже не могла сама свои волосы расчесывать. У меня до того силы не было.
Я просто отчаивалась. Я не помираю, я не живу, не могу жить, это я в полной депрессии была. Потому что это годами. Я болела столько лет.
И они мне не разрешали лечиться. Сначала маленько разрешали, а потом говорили, что тебе это Бог послал, это твой крест. Ты просто должна терпеть и ты не должна лечиться.
Подробнее: https://zona.media/article/2017/08/03/old-believers
Русские Староверы из штата Орегон.
oper-1974.livejournal.com
Закрытые сообщества Красноярска: старообрядцы | Проспект Мира | Красноярск
Мы продолжаем знакомить вас с закрытыми сообществами края и сегодня поговорим о таком сложном и многогранном явлении, как старообрядчество. Откуда взялись эти бородатые угрюмые люди, почему живут в тайге, что значат странные слова, которые они говорят?Рассказывать о староверах достаточно сложно, и сложность эта не только в том, что живут они в основном в труднодоступных районах, куда на самолете, поезде или автомобиле доберешься далеко не всегда, но и потому, что единенное, казалось бы, старообрядчество при ближайшем рассмотрении распадается на сотни сект и толков, каждая из которых чем-то неуловимо отличается от остальных.
Потому и истории о быте и нравах старообрядцев так отличаются друг от друга: одни утверждают, что гостеприимней раскольников людей нет, и взахлеб рассказывают о домашних соленьях и вареньях, которыми те потчевали, другие рассказывают о нелюдимых бородачах, даже в самый лютый мороз не пускающих на порог случайных прохожих.
Старообрядчество зародилось на Руси после проведенных в 17 веке реформ патриарха Никона, наиболее важными из которых были следующие:
1. вместо двоеперстного крестного знамения было введено троеперстие;
2. в старых книгах писалось и произносилось имя Спасителя «Исус», в новых же книгах это имя было переделано на греческий лад «Иисус»;
3. в старых книгах установлено во время крещения, венчания и освящения храма делать обхождение по солнцу, в новых — против солнца.
Принять столь радикальные реформы смогли не все — часть народа сохранила привязанность к «старой вере», даже несмотря на казни и гонения, и сохраняют ее по сей день.
Старообрядцы или раскольники, как их стала называть официальная церковь, спасаясь от преследования государства, расселялись по самым дальним уголкам Российской империи, и хотя центром русского старообрядчества считается европейский север, хватает староверов и на берегах Енисея. Основные поселения находятся в Приангарье, а также в верховьях реки на территории Тувы.
Так же, как и остальные, старообрядцы-раскольники Красноярского края делятся на множество течений. Два основных — поповцы (те, кто имеет церкви и священство) и беспоповцы. Представители первого течения в основном живут в городах и крупных селах, вторые, в свою очередь, делятся на неисчислимое количество толков (часовенники, поморы, федосеевцы, филипповцы, нетовцы, дырники и т. д) и обитают по большей части в таежной глуши. Различий между ними куда больше, чем сходств: церковники не хотят признавать часовенников, часовенники скептически относятся к дырникам и другим радикальным староверческим толкам. Так что мы попробуем выделить несколько черт, общих для всех ревнителей старой веры.
Борода — старообрядцы свято блюдут завет не стричь и уж тем более не брить бороду, полагая, что именно она отличает мужчин от женщин.
— Сейчас я в город выехал: вдруг попаду под аварию в машине, меня убьют и похоронят меня и отпоют как за женщину, а я ведь всё-таки мужчина, а с бородой меня уже и отпевать будут, как надо. А то без бороды примут за женщину и за женщину отпоют, — рассказал о своих страхах этнографам житель общины в Ужепе Макарий Рукавицин.
Неприятие табака — старообрядцы помнят о законах, существовавших в Московском царстве.
— Твердый запрет на табакокурение — это исторически сложившийся запрет еще с XVII века, когда табак даже не курили, а «пили» — дым пропускали через кальяны, вода булькала, и русским некурящим людям казалось, что не дым глотают, а воду. Эти привычки завезли на Русь восточные патриархи и лжепатриархи, которые с кафедр своих были смещены, но приглашавший их царь Алексей Михайлович об этом не знал, — рассказывает в интервью старообрядческому сайту старообрядческий же митрополит Андриан.
Отказ от алкоголя — на самом деле это не совсем так, староверы в умеренных количествах потребляют самодельное вино и мед, а вот пить алкоголь фабричного производства категорически отказываются. Но связано это скорее не с трезвостью, а с нежеланием платить государству, которому в Российской империи принадлежала абсолютная монополия на водку.
Отказ от сотрудничества с государством — на самом деле это касается только беспоповцев, официальная старообрядческая церковь с властью вполне уживается, а вот в многочисленных лесных поселках отношение к государственным паспортам, представителям и даже пенсиям резко отрицательное.
— Запомнилось о печати антихриста. Павел пояснил по-своему, что, например, все официальные записывающие человека документы и есть его печать. Так антихрист хочет нас всех взять под контроль. «Вон, в Америке уже каждому человеку собираются какие-то электрические чипы под кожу вшивать, чтобы нигде от антихриста не мог скрыться», — пересказывает слова старовера Павла Бжитских блогер Олег Смолий.
Но основной чертой староверческих общин, особенно беспоповского толка, можно назвать затворничество, которое из вынужденной меры со временем переродилось в основную религиозную идею. Отсюда и верность старинным обычаям, и закрытые общины, и отдельная посуда для пришлых, которой не пользуются «истинно верующие», и стремление всё от сапог до посуды делать самим. Хотя раскольники охотно пользуются такими дарами цивилизации, как моторные лодки или снегоходы, к новшествам относятся с подозрением, а электронные приборы во многих общинах и вовсе проходят по разряду бесовских.
Что же касается гостеприимства, то тут большинство исследователей и путешественников сходятся на том, что староверы хоть и подозрительны к чужакам, в помощи не откажут. Конечно, в гостях не стоит курить, ругаться матом, а уж тем более трогать нечистыми руками священные книги и предметы, но большинство раскольников, кроме разве что самых радикальных, странника на морозе не оставят и примут вполне по-человечески.
Ну и напоследок небольшой старообрядческий словарь
Кадровые — распространенное среди старообрядцев уничижительное обозначение всех представителей власти.
Лестовка — разновидность четок у старообрядцев. Плетеная лента, завязанная в петлю.
Отче — наставник скита.
Подручник — небольшой квадратный коврик (тонкая подушка) для рук и головы для совершения земных поклонов.
Семипоклонный начал — молитвенное последование, совершаемое старообрядцами в начале и в конце всякой церковной службы или домашней молитвы.
Согласие — группа объединений, верующих в старообрядчестве, придерживающаяся той или иной разновидности обрядовой практики.
Черноризы — монашки, матушки скита.
Щепотники — остальные православные, прозваны так за троеперстное крестное знамение.
Фото из ЖЖ OPSQUICK.
prmira.ru